Клинки максаров (Сборник)

И все же интересно — какая судьба уготовлена мне. С обыкновенными пленниками так не обращаются. Но и почестей, положенных потенциальному мессии, что-то не заметно. Конечно, Яган стукнул кому надо, кто я такой, но личность моя еще требует уточнения. Для этого нас и волокут в Ставку, то бишь в местную столицу. Там, наверху, все и решится. Как говорил мой дедушка, или грудь в крестах, или голова в кустах. Игра начинается нешуточная, и проигравший не может рассчитывать на снисхождение. Лжедмитрий в Москву на белом коне въехал, а обратно улетел прахом из пушечного жерла. Хотя, говорят, мужик был совсем не глупый.

Больше всего, конечно, меня угнетала судьба Шатуна. Как унесли его тогда, всего опутанного ремнями, так я его больше и не видел. Как ни верти, а выходит, что наше спасение куплено ценой его свободы, а может быть, — и жизни.

Команды носильщиков сменялись через каждые тридцать-сорок минут, и уже на следующий день отряд достиг крутопутья. На ночлег нас поместили в большой, тщательно укрепленный лагерь. Здесь я впервые смог переговорить с Головастиком. Наши корзины вопреки правилам оказались почти рядом. Возможно, это было сделано с умыслом, и среди развалившихся на траве служивых был кто-то, внимательно прислушивающийся к нашим словам.

Вид Головастик имел неважный. Пораненная в бою щека воспалилась, перекосив все лицо. Нельзя сказать, что Головастик обрадовался мне. Кусок лепешки, который он осторожно жевал, занимал его гораздо больше, чем моя личность.

— Ну и подлецом же оказался Яган, — сказал я.

Головастик на это никак не отреагировал.

— Ты случайно не знаешь, что с Шатуном? — продолжал я, несколько озадаченный холодностью друга.

— Вам виднее, — буркнул он.

— Кому это — нам? — опешил я.

— Тебе да Ягану.

— При чем здесь я?

— Хочешь сказать, что вы с ним не заодно?

— Конечно же, нет!

— Хватит притворяться! — Головастик отшвырнул недоеденную лепешку. — Что я, слепой? О чем вы с ним шептались все время? Только мы отойдем, сразу шу-шу-шу! В Тимофеи лезешь?

— Был у нас такой разговор, — признался я. — Только Шатуна он никак не касался. Не собирались мы его выдавать. Яган, наверное со страху это сделал.

— А он говорит, что это ты ему велел.

— Ну, тварь! — я едва не задохнулся от ярости. — Попадется он мне!

— Попадется, — криво усмехнулся Головастик. — Обязательно попадется. Править же вместе собираетесь!

И вновь мрачно-серая, уходящая в тучи, обвитая жгутами крутопутья отвесная стена заслонила передо мной полмира. Сколько же это времени нам придется карабкаться по ней до пятого яруса — а именно там, как я понял из разговоров служивых, расположена сейчас кочующая столица. Ну и народ! И как им не надоест по таким кручам карабкаться. Хоть бы канатную дорогу изобрели или лифт какой! В тот момент я еще не предполагал, что для особых случаев на Вершени существует весьма быстрый, хоть и довольно экзотичный способ передвижения.

Нас троих снова усадили в корзины и понесли куда-то в противоположный, конец лагеря. Привычные безобразия творились вокруг: служивые дрались, играли в свои дикие игры, делили награбленное, из офицерских хоромов доносились пьяный гогот и бабий визг, у повара украли самый лучший котел, и он истошно вопил об этом, караульные нахально дрыхли на постах, а посреди этой кутерьмы рыскала парочка огромных, кровожадных зверюг. Их бешено горящие глаза и оскаленные пасти были хорошо знакомы мне. Шестирукие! Откуда они взялись здесь, за высоким частоколом? Не очередная ли это проделка болотников? Хотя нет, не похоже. Служивые хоть и сторонятся шестируких, но ни страха, ни удивления не выказывают.

Однако самое интересное было то, что шестирукие, похоже, разыскивали именно нас. Я даже и пикнуть не успел, как был выдернут из корзины и прижат огромными ластами к твердому колючему животу. Другой жертвой шестирукого оказался Головастик.

Словно волк ягнят, шестирукий поволок нас к лагерным воротам, створки которых услужливо распахнулись перед ним. Да что же это такое! Неужели нас пичкали пышными лепешками и сладчайшими дынями только ради того, чтобы скормить этим чудовищам?

Шестирукий выскочил на ровнягу и сразу прибавил ходу. Меня трясло и колотило, как куклу, которую невоспитанные мальчики решили использовать вместо футбольного мяча. В те моменты, когда мои ноги взмывали вверх, а голова, естественно, опускалась вниз, я мог видеть второго шестирукого, следовавшего за нами в кильватере. Этот тащил Ягана и старшего из сопровождающих нас в дороге служивых. Лица обоих были спокойны, они о чем-то беседовали между собой.

Что-то густое и сладковатое полилось мне на затылок — молоко, не иначе. Выходит, мой похититель оказался самкой, да к тому же еще и кормящей.

— Эй! — крикнул я Головастику. — Объясни, что все это значит! Куда нас волокут?

— Твой дружок спешит в Ставку. А по крутопутью дорога долгая, да к тому же еще и опасная. Поэтому ему и предоставили шестируких. Быстрее их на Вершени никто не бегает.

— Они что — ручные?

— Скажешь тоже… Попробуй приручи таких. Сразу без башки останешься. Им человечинка самое лакомство.

— Так они же нас сожрут по дороге!

— Не сожрут. Это ведь самки, разве не видишь. Их вместе с детенышами отловили. Детенышей теперь в клетке держат. А шестирукие скорее сдохнут, чем свое потомство бросят. Вот и мотаются на посылках ради того, чтобы щенков сберечь.

— Хитро придумано. А как проверить, что мы доставлены на место в целости и сохранности? У шестируких спросить?

— Один из нас вернется вместе с ними обратно. Он и подтвердит.

— А что будет, когда детеныши вырастут?

— Как же они вырастут? В клетке? Там же ни сесть, ни встать. Околеют через полгода. А самок прибьют или отравят. Без детенышей их бегать не заставишь.

Вот точно так же и мы, люди, подумал я. Вечно тешим себя несбыточными надеждами.

Шестирукие уже давно покинули торную дорогу и сейчас проворно карабкались по обильно поросшему папоротниками крутому склону, постепенно переходящему в вертикальную стену. При этом они почти не сбавили скорости — ветер свистел в моих ушах. Лапы их вытягивались на неимоверную длину, изгибались и переламывались в самых неожиданных местах. Всего в полуметре от моего лица пронеслась шершавая, испещренная трещинами и пятнами мха кора. Широкие ласты надежно защищали от толчков и царапин. Равномерный стук могучего сердца, исходящее от зверя тепло и постоянная тряска мало-помалу сморили меня. Просыпался я только в моменты резких ускорений, когда шестирукий, наподобие горного козла, сигал с уступа на уступ или смело перемахивал через пропасти. Иногда мы пересекали крутопутье — и тогда кормильцы с визгом бросались в стороны, иногда окунались в прохладные струи водопадов. Лишь однажды за все время пути шестирукие сделали остановку. Рассадив всех на узком уступе, они умчались куда-то в сторону, но вскоре вернулись, облизывая перепачканные кровью морды и выплевывая раздробленные кости. Интересно, кто же это достался им на обед? Нет, лучше об этом не думать. Слабое утешение, что несчастному не пришлось мучиться долго.

Сумасшедшая гонка закончилась глубокой ночью на первой же заставе пятого яруса. Сопровождавший нас служивый что-то долго объяснял на ухо заспанному и не вполне трезвому десятнику. Шестирукие при этом метались вокруг и всем своим видом выказывали крайнее нетерпение. После окончания переговоров нас троих, забыв накормить, заперли в солдатском шалаше, а шестирукие, прихватив с собой служивого, устремились обратно. На истоптанном плацу остались две молочные дорожки. Если детенышей не кормить больше суток, они обязательно подохнут, объяснил Головастик. От этого и спешка.

— Ну, может быть, нам пора поговорить всерьез, — сказал Яган, когда мы остались в шалаше одни.

Держался он так, словно это мы были перед ним виноваты, а не наоборот. Хотя и уселся подальше от нас, у самых дверей.