Страница 16 из 16
Все это нам уроки на будущее.
Часть II. Империя — между монархией и диктатурой
Царство Россия
Мутация идеологий
Попытки выстроить российское политическое поле в соответствии с классическими учебниками политологии приводят к тому, что вместо представителей реальных общественных запросов, существующих внутри нации, мы видим вокруг некие политические химеры. Внешне они похожи на консерваторов, либералов, социалистов — по существу же они представляют не реальные страты нашего социума, но административно-предпринимательские кланы. Поведение многих наших политиков наводит на мысль, что им в принципе все равно, какую идеологию поднимать на своих знаменах.
Ситуация усугубляется тем, что и сами базовые идеологии современности стремительно мутируют, их смысловые контуры оплывают, их идейные стержни «потекли». Так, например, либерализм, всегда провозглашавший главной ценностью идеал «свободы», эмансипации от сковывающей опеки государственных и традиционных институтов — в нашу эпоху становится инструментом для насаждения самой отъявленной политкорректности. В неолиберализме прорезаются клыки тоталитарности.
Социал-демократы по идее должны отстаивать ценности «социальной справедливости», главной из которых является древняя заповедь «кто не работает — тот не ест». Однако на деле классическое левое наступление труда на капитал в современную эпоху обернулось формированием нового кастового строя, строя потребителей с засильем меньшинств и диктатурой паразитических слоев общества. Излишне говорить о том, что эта диктатура меньшинств с ее культом толерантности несправедлива. Однако защитников новой «левой» идеи социальная справедливость, похоже, уже не интересует. Их интересует социализация асоциального, гармония со всеми не трудящимися, всеми отщепенцами и раскольниками, всеми тунеядцами и изгоями общества. Особо уродливые проекции эта идеология получает в обществах более бедных и ущемленных в социальном плане чем сытый Запад, потому что там несправедливость переживается гораздо острее.
В зеркале «нации» русским свойственно видеть свое Царство — аналог таких понятий как «мир», «космос», «вселенная».
Что касается национализма, о котором пойдет речь далее, то традиционно данная идеология была призвана защищать почву и суверенитет. Мутация национализма оказывается наиболее глубокой и вопиющей, потому что под видом отстаивания национальной независимости идет сдача цивилизационной и культурной идентичности, ее размывание. «Национализм» постиндустриальной эпохи незамысловат: он предполагает, что нация свободно и добровольно отказывается от своей идентичности, происходит ее десуверенизация, подчинение транснациональным структурам и внешнему цивилизационному субъекту. Прикрываясь национальной идеей, продажные элиты попросту решают свои проблемы, встраиваясь в большой глобальный мир. Более органично это получается у элит малых наций, всегда живших на границах больших цивилизационных ареалов, в зонах столкновения между ними. Переходя в качестве геополитических трофеев из рук в руки, эти «буферные нации» уже привыкли к роли перебежчиков и цивилизационных оборотней, к ощущению себя то ли жертвой, то ли пионером исторического процесса.
Пост-русские националисты
В России обычно упускают из виду, что перестройка в начале 90-х годов увенчалась демонтажом СССР именно под лозунгами европейского национализма (то есть борьбы за national state в «приличном» западном понимании). С как-бы-националистическими лозунгами выступили те, кого сейчас мы называем либеральными демократами. Историческая аберрация не дает многим этого сегодня осознать — но наши демократы требовали тогда для России и «россиян» именно «националистического будущего» — счастливого цивилизованного житья-бытья европейской нации. (В эпоху поголовного «интернационализма», впитанного советскими людьми с молоком матери, «россияне» как символ освобождения от этнокультурной идентичности еще не противопоставлялись «русским» ввиду другой идеологической конфигурации: противопоставление двух этих понятий началось позже.) Однако прямым следствием и родным братом перманентной революции наверху должен был явиться и через несколько лет явился в действительности рост агрессивного и деструктивного экстремизма в низах общества.
Готовность «распустить» державу, глашатаями чего в 1990 году выступили столь авторитетные деятели патриотического направления как А. Солженицын и В. Распутин — обернулись хаосом и разрухой для всех. В этом смысле наши писатели, а в еще большей степени вдохновители и реализаторы «провозглашения суверенитета» РСФСР А. Сахаров и Б. Ельцин — выступили как прародители современных «странных националистов» (возможно, того не желая). Тем не менее, мне близок резкий ответ на известную формулу А. Зиновьева про коммунизм и Россию — «кто куда метил, тот туда и попал». Точнее говоря, среди диссидентов были, конечно, и искренне заблуждающиеся. Но среди геополитических противников СССР никто не заблуждался: им было мало дела до коммунизма как такового, их беспокоили только величие и самостоятельность России.
Новый феномен «пост-русских»[33] начал формироваться именно тогда, возникнув как чувство расхлябанности и безответственности, преимущественно интеллигентское, а затем развившись до грандиозного предательства многих поколений предков, пядь за пядью собиравших земли Российской империи. И иначе быть не могло, потому что главными подстрекателями и выгодоприобретателями этой бесхребетности и этого предательства выступили на тот момент США и их союзники, крупные ТНК, и уже в третью очередь — руководство союзных республик, пожелавшее «покняжить» суверенно, не сообразуясь ни с историей, ни с мнением собственных народов (высказанным на референдуме 1991 года о сохранении СССР). Именно им была выгодна Россия без идентичности, безликая, потерявшая саму себя, с продуктами ее распада — с одной стороны, ксенофобами, с другой, озабоченными дискредитацией собственной страны антинационалистами.
Спор публицистов и теоретиков об империи и нации в 2005 году[34] был бессмыслен еще и потому, что ни в нынешней ситуации (условной демократии), ни в ситуации приближающейся национальной диктатуры (если угодно, «пятой империи», «диктатуры развития» или как-то еще) — этот спор ровным счетом ничего не решает. Ведь пока наша нация не имеет никакой возможности строить реальную империю, если конечно не считать ею проект «либеральной империи» Чубайса. В чем же был смысл профилактических выпадов против «имперства» под видом «этнонационализма»? Смысл, который вкладывался в эту борьбу ее режиссерами, довольно прост: не дать состояться национал-державной консолидации на общественном уровне, намеком на что стало воодушевление в патриотических кругах в связи с Правым маршем в 2005 году. Ведь трудно найти более удачную поддержку национальной диктатуре, чем зрелая и состоявшаяся общественная среда, которая сознательно подставит плечо политическим силам, решившимся на мобилизационный проект.
Такой зрелый национализм раз и навсегда положил бы конец «пост-русским националистам», решившим, что история «отпустила нас на свободу». Что поколения предков, строивших и защищавших Отечество, можно больше не принимать в расчет.
Модель Константина Крылова
Один из самых одаренных этнонационалистов Константин Крылов в своей статье «Русские ответы. Статья вторая: культурофилия» на сайте APN.ru рисует гипотетический образ будущего, когда коллапс России приведет к захвату власти в ней со стороны «богатой и вооружённой до зубов Чечни», которая устроит «всероссийский джихад». Похожий сценарий известен аналитикам как «план Джемаля», публично заявившего, что кавказцы являются основным источником формирования нового революционного класса, призванного перевернуть Россию.
33
Аверьянов Виталий. Пострусские грядут? // Литературная газета № 33 (9 августа 2006).
34
Со стороны бутафорских националистов на арену были выпущены подпольные идеологи с призывами изобрести новую Русь, открыть свои «ведические корни», родить себе веру, заклясть и вызвать великих языческих богов и т. д. Востребованным оказался поэт Широпаев, ненавидящий Византию, святого князя Александра Невского и называющий православие «осколком хазарского влияния», а историческую Россию — «тюрьмой для русского народа», и даже — знакомые штампы! — страной рабства и кнута. Востребованным оказался некий профессор Петр Хомяков, призывающий покончить с Россией, «имперско-византийской» традицией и сформировать демократическую конфедерацию «Русь» с обязательным отделением Северного Кавказа и обязательным же проектом интеграции русских в Запад и НАТО. Официальной религией новой нации Хомяков предлагал сделать язычество. Актуализировались региональные диссиденты, ненавидящие Москву (кто-то театрально, а кто-то и по более серьезным причинам — будучи вынужденным бежать в провинцию от московских преступных группировок). Нашлись и бутафорские «имперцы», которые с пеной у рта начали отождествлять вышеупомянутые клинические случаи с русским национализмом вообще. Они противопоставляли язычникам абстрактный Третий Рим, клерикальную идею, византизм в его архаизированном и догматизированном понимании и прочие книжные концепции. Полемика в горячей фазе продолжалась до 4 ноября («Правого марша»). Как по команде, в ноябре искусственный спор утих.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.