Страница 4 из 4
*** Во поле растет чертополох. Был бы музыкантом, да оглох. Был бы богомазом да ослеп. А герой въезжает на осле. А герой (глаза его горят) На осле въезжает в стольный град. Он чудное имя взял – Гийом, И рубаха пестрая на нем. Раньше он был жилист и горбат. Раньше у него был дом и сад, Земляки и, кажется, жена. А теперь вот дудочка одна Во поле растет трава овсюг. Угадай-ка: в помощь, а не друг. Угадай-ка: родич, а не брат. На героя праздничный наряд. Он, герой, для всякого хорош. На героя, правда, не похож. А осел трусит, не торопясь, Пух летучий втаптывая в грязь. Во поле растет дурман-трава. Ты уж, верно, начал забывать, Как она смеялась... Как легка На ладони смуглая рука. Во поле растет полынь-трава. – Что же, братец, в пепеле голова? Помер кто из близких? – Ближе нет. Я усоп. Восплачьте обо мне! Но герой смеется и цок-цок На осле. А рядом озерцо. Вдоль погоста едет, не спеша. У него улыбка хороша. Во поле растет... Ан, не растет! Только пыль колючая метет. Только темный холмик впереди. Там лежит... И дырочка в груди. А осел трусит по мостовой. Он, герой, веселый и живой. У него ни денег, ни родни, Но зато сам Бог его хранит. Во поле растет чертополох. Был бы музыкантом, да оглох. Был бы богомазом да ослеп. А герой въезжает на осле... *** Солнечный луч, теплый, приникает к плечу. Я мог бы перевернуть эту землю... Но не хочу. *** Снег черемухи. Май. Ласточки. Скоро лето. Утро. Улица. Лай. Земля на щеке, как ретушь. Но сердце мое бежит Сквозь сутолоку прохожих... Когда начинаешь жить, Смерть кажется невозможной. *** Перепляс веселых нищих На ободьях колеса. Над башкой висит лунища, А в башке гудит винище И зизюкалки висят. На вокзале в семь примерно Мой герой уже не смог. Он тонул в отрыжке нервной, Сох, как сохнет в капле спермы Заплутавший гонококк. В никуда из ниоткуда Приходили поезда. Мой герой, он жаждал чуда. Просто жаждал. Так паскудно! Хоть бы пива кто подал! Мой герой, стрелок в тумане, В мокрожопом бардаке Сел в углу и стал шаманить: Бубен с яйцами в руке... Дохлый голубь в подворотне Стал его Поводырем. Злые духи... По хуй! В рот им! Им не жить, как мы живем! Мой герой стал злой и синий, И шершавый, как цемент, Он шипел, как кот в корзине. Гнусен так, что даже мент Привокзальный, глянул, сплюнул, И пошел, куда глаза... А к герою шла по дюнам Вечно юная шиза. И рассвет вспухал над ними, И пропал к херам вокзал. Взял герой другое имя, И жену другую взял. Но поныне мент вокзальный, Видя столик угловой, Кривит губы инфернально И уходит за «травой». *** Светлый, мудрый и безгневный С девой, нежной, точно мак, Мой герой живет в деревне... Но не спрашивайте, как. *** Это странное: небо и мост. А под ним Тварь без имени, жгущая талым огнем. Тварь нелепая, съевшая дюжину зим, Та, что злобно сипит, когда кто-то вдвоем На мосту, а над ними – чудной апельсин, Черной ковки фонарик. Но это не суть. Это просто фонарик: висит – и висит. Ты не бойся, клади ему руки на грудь. Дальше – встать под облезшею башенкой, встать, Повернуться на запад, туда, где залив, Взять и попросту выдохнуть все холода, Все нелепые хвори, от бедной земли Оттолкнуться: коленями, лбом, животом Ф-фа-а! – И только качнется чугунная цепь! А нелепая тварь, что сидит под мостом, Пусть подавится! *** Ворох потерянных душ Гонит по улице ветер Из темноты в темноту, Тех, кому страшно при свете. Хлещут незримые плети. Шорох – как смех. На мосту, Между перил – в пустоту. Все, кому душно на свете. Те, кого сумерки метят, Те, кого завтра сметут. Канут, как пух в круговерти. Дымом над кромкой огня Души летят от бессмертья... И обгоняют меня.