Страница 135 из 140
Сидя с Джоном и склоняя его в пользу своей идеи, Лаблаш старательно подливал ему виски в стакан. Старик все больше и больше пьянел, но продолжал упорствовать. Он не хотел оказывать никакого давления на племянницу. Пусть Лаблаш сам поговорит с Джеки!.. Но Лаблаш отлично понимал, что Джон слабый, бесхарактерный человек, и что в конце концов его упорство будет побеждено. Однако времени оставалось мало, и потому на помощь виски надо было призвать другую страсть Джона Аллондэля.
— Мы, я вижу, не можем договориться с вами, Джон, — сказал Лаблаш. — Пусть карты решат наш спор. Если я проиграю, — то верну вам долговые обязательства и отказываюсь от Джеки. Если же я выиграю, то ваш долг останется, и вы скажете вашей племяннице, что она должна выйти за меня замуж. Иначе и вы и она пойдете по миру.
Джон молчал. В душе его происходила сильная борьба. Голова его была затуманена виски. Прежняя страсть к игре пробуждалась в нем, и Лаблаш, внимательно следивший за ним, тотчас же заметил это.
— Я могу выиграть! Я должен выиграть! — говорил себе старик, стараясь подавить в себе последние протесты разума. — Тогда все решится, вернется мое имущество, и Джеки… Джеки…
— Я согласен, — пролепетал он слабым голосом. — Я буду играть с вами.
На лбу у Джона Аллондэля выступили крупные капли пота. О, он непременно выиграет! Ему хотелось даже сейчас же, не откладывая, сыграть эту решительную партию.
Но он все-таки понимал, что должен быть трезвым для этой последней игры. Впрочем, в одном отношении желания обоих совпадали: оба не хотели и боялись отсрочки. Надо было скорее решить дело.
— Время и место, Лаблаш? Говорите скорее! — с усилием произнес он.
— Это я люблю, Джон, — ответил Лаблаш, перебирая своими жирными пальцами золотую цепочку своих часов. — Дела надо решать быстро.
Он на минуту задумался, потом сказал:
— Надо выбрать такое место для игры, где бы никто не мог помешать нам… Я думаю, что лучше всего годится для этой цели временная постройка на вашем лугу… Там ведь есть жилая комната. Раньше там у вас жил человек, теперь же она стоит без употребления… Да, да, это превосходная мысль. Мы может пойти туда… А время…
— Завтра, это должно быть завтра, Лаблаш! Я не могу ждать больше… проговорил Джон хриплым голосом. — Когда стемнеет… когда никто нас не сможет увидеть, мы пойдем туда, Лаблаш. Никто не должен знать… ни одна душа…
— Прекрасно, значит, завтра, Джон. В одиннадцать часов ночи. Без промедления, — ответил Лаблаш.
Джон приподнялся и дрожащей рукой налил виски в стакан.
— Выпьем в последний раз, — сказал он, протягивая стакан Лаблашу. — Помните: молчание!
Лаблаш утвердительно кивнул головой и медленно поднес стакан ко рту. Оба молча выпили.
Ночь был темная, и, выходя из ранчо, Лаблаш снова почувствовал себя во власти страха. Он боялся Ретифа.
Глава XXIII
ПОСЛЕДНЯЯ ИГРА
Когда Лаблаш ушел, старый Джон продолжал сидеть над бутылкой виски. Он пил всю ночь, стараясь заглушить гнетущие мысли, и только на рассвете с трудом добрался до своей кровати и одетый бросился на нее. Он проснулся поздно, голова у него трещала, но он был трезв. Выпив приготовленный для него на кухне кофе и приняв холодный душ, он почувствовал себя несколько бодрее и вышел из дома. Он не хотел встречаться с Джеки и старался избегать ее. Однако его странное поведение не ускользнуло от ее внимания.
— Кто-нибудь был у дяди вчера вечером, когда меня не было дома? — спросила она слугу.
— Был только мистер Лаблаш. Он просидел долго, — отвечал слуга.
— Он пришел вместе с мистером Аллондэлем?
— Нет, мисс. Мистер Аллондэль не выходил из дома. По крайней мере я не видел этого. Мистер Лаблаш, должно быть, прямо прошел в кабинет к мистеру Аллондэлю, потому что я не видел, когда он пришел. Только потом, проходя мимо дверей, я услышал его голос. Они условились насчет встречи в одиннадцать часов вечера, — прибавил он.
«Что-то случилось. Лаблаш что-то замышляет», — подумала Джеки и тотчас же послала своего слугу Силаса к Беннингфорду с запиской следующего содержания:
«Можете вы прийти ко мне после обеда? Я буду дома».
В Фосс Ривере еще не вошло в привычку, как в цивилизованных городах, обедать поздно: фермеры встают рано, отправляются на работу и к двенадцати часам все уже сходятся к обеду.
Джон вернулся после обзора сельскохозяйственных работ, который долго не проходил. Он предпочел бы даже совсем не идти домой, чтобы не встречаться с племянницей. Притом же хозяин кабака Смит уговаривал его остаться обедать, но Джон удержался от соблазна на этот раз, и, собрав весь свой остаток мужества, с сокрушенным сердцем отправился домой.
Джеки наблюдала в окно, как он шел, пошатываясь, по дороге, и готова была плакать от горя. Но она не показала ему и вида, когда он пришел, а встретила его так же радостно и весело, как всегда, стараясь своим оживленным разговором разогнать мрачные тучи на его лице. Он слушал ее и машинально ел все, что она накладывала ему на тарелку, но она видела, что его мысли были далеко. Наконец она не выдержала и спросила:
— Дядя, зачем Лаблаш приходил к вам вчера ночью?
Этот внезапный вопрос привел его в замешательство.
— Я… он… мы говорили о делах, дитя… о делах… — проговорил он, заикаясь.
Он сделал попытку подняться с кресла, чтобы уйти, но она его удержала.
— Дядя, я хочу поговорить с вами, — сказала она.
Холодный пот выступил на лбу у старика, и его
щека начала нервно подергиваться. Но Джеки была неумолима.
— Мне ведь редко удается теперь говорить с вами, — продолжала она. — И теперь я хотела бы знать, о чем вы беседовали с Лаблашем. Ведь не может быть, чтобы он весь вечер говорил о Ретифе. Скажите, что он намерен делать, чтобы поймать Ретифа?
— Я… я не знаю, — пробормотал старик в смущении. — Наконец, ты не имеешь права спрашивать меня.
— Дядя, милый, вы не можете отказать мне. Скажите, вы с ним условились встретиться сегодня ночью? Имеет это отношение к Ретифу? Я должна знать. Прошу, умоляю вас!.. Зачем эта встреча? Где она произойдет?
Старик был приперт к стене. Он не мог устоять против просьбы племянницы и не знал, как вывернуться. В конце концов он сказал, что хочет сыграть в последний раз в карты с Лаблашем, который уезжает. Джеки уже не стоило большого труда выведать, где состоится эта встреча. Но зачем она произойдет ночью, в уединенной постройке, на отгороженном пастбище, это было ей непонятно н внушало ей страх. Но больше она ничего не могла добиться от дяди. Он упорно молчал, н, видимо, ее приставания мучили и раздражали его. Тогда она увела его в спальню и уложила на кровать, видя, что он действительно нуждается в отдыхе.
— Пусть будет что будет, — сказала она со вздохом и решила остаться дома и ждать прихода Билля Беннингфорда. Они условились не встречаться без крайней необходимости, но теперь, очевидно, такая необходимость наступила.
Когда Беннингфорд пришел, Джеки рассказала ему о посещении Лаблаша, о странном поведении старика дяди и об условленном свидании на отгороженном пастбище.
— Лаблаш что-то затевает, — сказала она. — Я боюсь, что дело близится к концу.
Билль небрежно развалился в кресле и сказал:
— Что вы хотите сказать? Я не понимаю. Можно курить?
Вопрос этот был, конечно, лишний, и Джеки невольно улыбнулась. Но ей нравился небрежный тон Билля. В его беспечности таилась большая сила.
— Нас выслеживают, я в этом уверена, — сказала Джеки. — Опасность может быть близка, и я хочу быть с вами!..
Он нежно взглянул на нее, нагнулся к ней и поцеловал ее.
— Милая!.. Вы для этого призвали меня, чтобы сказать мне это?..
— Да…
Он еще раз поцеловал ее и быстро вышел, но по сосновой аллее, которая вела от дома вниз, на дорогу к поселку, он шел уже спокойным шагом прогуливающегося человека. Дойдя до поселка, он повернул от него в сторону и скоро скрылся за возвышенным берегом болота. Когда его нельзя уже было видеть из последних домов Фосс Ривера, он прибавил шагу и быстро пошел по направлению к лагерю метисов.