Избранное

— Как же я могу дальше идти? — сказал Андрей.

— Хорошо. Идите.

Девушка убрала ветку.

Андрей продолжал стоять.

— Идите же, — сказала девушка.

— А вы стоять останетесь? — спросил Андрей.

— А мне все равно, — шевельнула девушка плечом. — Я могу стоять, могу идти.

— А можете и лететь?

— Могу и лететь.

Андрей наклонился, взял горсть снега, смял в снежок и бросил вниз, вдоль дороги. Снежок покатился далеко и поблескивал на солнце, рассыпая вокруг синеватые искры.

— Вот, совсем другое дело, — сказала девушка и побежала за снежком.

Девушка подхватила снежок и спрятала за спину. Андрей приблизился. Девушка швырнула снежок вниз по дороге.

— Теперь бегите вы.

Андрей прошел вперед, нагнал снежок и, не оглядываясь, коротко бросил его назад. Он слышал, как снежок был пойман и голос девушки произнес:

— А теперь лети!

Снежок высоко пролетел вперед. Он сверкал и словно таял. Упал на сосновую ветку. Та качнулась и подбросила его. Снежок подскочил и упал на ветку другую. Та его снова подкинула.

— Вот как! — засмеялась девушка.

Снежок еще раз прыгнул уже на самую вершину длинной ели. Там и остался. Остался, чуть покачиваемый. И светился голубовато, как луна при солнечном утре.

— Это моя луна, — сказала девушка и встала рядом с Андреем.

— У меня такой луны нет, — сказал Андрей.

— Не у всякого такая луна может быть, — сказала девушка. — Чего же мы стоим? Надо идти. В такой день обязательно надо идти. Но не торопиться.

— Куда же? — сказал Андрей.

— А куда угодно. Видите, дорожка вдоль берега, а там колодезный сруб.

— Я знаю, — сказал Андрей. — Я бывал тут. Еще в молодости.

— А разве сейчас у вас не молодость?

— По-моему, нет.

— У человека всегда есть молодость, — сказала девушка.

— Не всегда, — сказал Андрей.

— Всегда, — сказала девушка очень утвердительно. — Я это знаю точно. Вон даже колодец. Он старый, а молодость у него есть. Стоит из него глотнуть один только глоток, и сразу почувствуешь.

— Тогда стоит из него глотнуть сейчас, — сказал Андрей.

— Сейчас — это необязательно.

Девушка слепила еще комок снега и швырнула его вперед, вдоль дороги. Снежок упал на дорогу и рассыпался.

И тогда они тихо пошли дорогой под сосны, которые стояли, широко расступившись. Вдоль березника. Если сквозь березовую чащу смотреть на озеро, становилось ясно, что вылиты березы из розоватого льда. Лед прозрачен, и видно, как внутри берез поднимаются снизу потоки, похожие на ручьи.

Так они шли молча, и Андрей чувствовал, что девушка тоже смотрит под ноги, иногда поднимая голову и глядя вперед. Там, впереди, замерла поперек дороги высокая аллея могучих елей. Каждая из тех елей была похожа на целую страну, охваченную зеленым торжественным мраком.

Вошли в аллею, как в глубину пруда. Водянистый воздух шелестел, разводил перед глазами круги, полукружия, струи. Шли аллеей, словно плыли. Вышли к деревянному дому с высоким крыльцом. Перед домом на мощном пне стояла крошечная пушка и смотрела заколоченным дулом.

— Из этой пушки раньше стреляли, — сказала девушка.

— По воробьям? — спросил Андрей.

— Не нужно смеяться, — строго сказала девушка. — Из нее стреляли в честь гостей. Салют.

— А почему бы не выстрелить сейчас? — предложил Андрей. — Мы разве не гости?

— Нельзя сказать, чтобы мы были гости, — сказала девушка задумчиво. — Да и она сейчас забита. Потому что один неосторожный человек чуть не разорвал ее в запальчивости.

Пушка смотрела невесело, и видно было, что томится она.

— Пойдемте отсюда, мне ее жалко, — сказала девушка. — Пойдемте дальше, там есть колокола.

В глубине сада поблескивала инеем широкая бревенчатая звонница. На ней замерло более десятка больших и малых колоколов. Маленькие висели, словно купчики, важные, но простодушные. Побольше — как бояре. Девушка тронула самый меньший. Воздух вокруг улыбнулся, и разошлась в нем рябь. Девушка другой качнула колокол, побольше. В воздухе тронулся осыпаться, искриться иней. Девушка весело посмотрела в глаза Андрею. И Андрей встретился с ней взглядом. Лицо девушки, чистое и свежее на морозе, все казалось усыпанным веснушками, которых на самом деле не было. Глаза смотрели доверчиво голубой веселой прозрачностью. Чудилось, будто и во взгляде замерли веснушки, как замирает вдаль уносимая ветром листва.

Девушка тронула третий колокол, постарше. И закачались в воздухе хлопья снега, какие устанавливаются среди леса в первый спокойный вечер зимы.

— Это кто же там? — раздался позади веселый, энергичный голос.

— Это мы, — сказала девушка и обернулась.

— Ну и что же, что вы?

Подошел немного приседающей быстрой походкой мужчина под куньей шапкой. Сам старый, красивый, с длинным носом.

— Ну и что же, что вы? Кто вы такие? — спросил мужчина строго и весело.

Он стоял в черном расстегнутом полупальто, полупустой левый рукав которого был засунут в карман.

— Это мы, — сказала девушка. — Разве вы не видите?

Мужчина долго стоял и смотрел, смотрел приветливо. Потом подошел к звоннице и по очереди тронул каждый колокол. Когда прогудел самый старший, сугробы вокруг немного колыхнулись и долго потом успокаивались, раскачиваясь вдоль сада.

— Вот так, — сказал мужчина строго.

— Конечно, так, — согласилась девушка.

— Слушайте с вечера. На них отбивают время, — сказал мужчина.

Он постоял, его лицо сделалось чуть грустным, он запахнул одной рукой распахнувшуюся полу и пошел через дорогу к дому. На двери этого дома было написано: «Здесь не музей, а квартира». Вдоль стеклянных стен веранды стояли кувшины, горшки, самовары.

— Я его знаю, — сказала девушка, — он добрый.

Теперь пошли через мостик, мимо красного, крупной кладки здания к лесу. В просторной роще среди сосен и елей поднимался ветер. Чувствовалось, что вокруг рощи ветер уже гуляет, а здесь еще только раскачивает вершины. Потемнело, словно кто мутным взглядом уставился в глубину леса. Деревья встревожились. От них пошел такой звук, будто раскачивались колокола. Ударило впереди. Коротко. Без отзвука.

— У Маленца, — сказала девушка тихо.

Ударило сзади. Далеко-далеко. Тоже отрывисто.

— Над Кучанами, — сказала девушка еще тише.

В стороне высоко прошел тонкий удар. С отзвуком.

— В Тригорском, — сказала девушка и наклонила голову, вслушиваясь. Она чуть вздрагивала от каждого удара. И замирала.

— Метель начинается, — сказал Андрей.

— Да, да, — согласилась девушка рассеянно, — скоро уже ничего видно вокруг не будет.

С вершин осыпались снега и устанавливали по лесу сухие серые сумерки. Девушка подняла воротник пальто. Зашагала медленно, как бы отсчитывала шаги.

— Пойдемте ко мне, у меня есть печка и сухие дрова, — сказал Андрей.

— Да, да, — сказала девушка.

— Я затоплю печку.

— Конечно, — согласилась девушка.

— В комнате станет тепло, — сказал Андрей.

— В такую ночь хорошо спать на веранде. Все звенит, и кажется, что куда-то несешься, — сказала девушка. — Ну ладно, до свидания.

Девушка остановилась. Лицо ее потемнело, по нему пробегали быстрые тени. Будто пробегали облака.

— Зайдемте ко мне, — попросил Андрей.

— Что вы! — улыбнулась девушка. — Я ни к кому не захожу. До свидания.

— А мы еще встретимся?

— Конечно.

— А как я вас найду? Как зовут вас?

— Я сама вас найду. Или встаньте среди леса. Или над озером. И скажите: «Ау». Хотите — громко, хотите — чуть слышно. Или про себя. Ну, пока.

Андрей пожал ее сухую и очень легкую руку.

— Не грустите, — сказала девушка.

— Что вы… — сказал Андрей.

Он тихими шагами направился к дому.

Метель поднялась во все небо. Она гудела в стенах и замирала за окном. Она подстерегала, прикидывалась на мгновение спокойной, всматривалась в окно, потом взвивалась и уносилась в сад. Сад стонал и, казалось, лопался от напора. В печке гудело, но сам огонь был веселым. И на сердце было спокойно. Легко было на сердце. Только грохотали из-за коридора чудовищные аплодисменты и крики очередного хоккейного матча да ревел приемник бешеной какой-то музыкой. Музыка эта сама участвовала в хоккейном матче, раздувала его, ломала клюшки, сносила ворота. Пожалуй, на стадион тоже пришла метель и сметала трибуны.