Страница 62 из 68
Это оказался мужчина, только очень странный. Он имел свой запах, но это не был запах живого существа, хотя я ясно ощущал исходящее от собеседника тепло, мог различить биение пульса и шелест дыхания. В окружающей нас тишине это было несложно. Лицо и пропорции на первый взгляд были вполне привычными, одежда тоже не отличалась вычурностью, — свободная рубаха, брюки, ботинки, — но что‑то цепляло взгляд.
Незнакомец невозмутимо сидел на полу, расставив согнутые ноги и опираясь локтями о колени, и наблюдал за мной. Я тоже сел, вновь прислушиваясь к себе и окружающему пространству. Никого из сородичей я не чувствовал и позвать не мог, но, совершено определённо, по — прежнему находился в родном мире.
Я хотел поинтересоваться, что происходит, но вместо слов издал невнятное сипение, причём не ртом; тот открывался и закрывался по — рыбьи беззвучно. Вскинув ладонь к собственной шее, откуда доносился звук и где чувствовался некоторый дискомфорт, обнаружил широкий ошейник, охватывающий горло. На попытку его пошевелить предмет ответил уколом боли в горло.
А вот и причина, почему удалось восстановить не все энергетические линии: какая‑то часть ошейника рассекала трахею и фиксировала разрез в открытом состоянии, не позволяя ему затянуться. В то же время ошейник прикрывал рану от дополнительных механических повреждений и возможного попадания туда каких‑то посторонних предметов и веществ. Во время глотка в горле ощущалось онемение; кажется, внешняя часть мешающей мне говорить конструкции была не единственной. А ещё, кажется, на меня действовало обезболивающее непонятной природы.
— Я, я это сделал. Не озирайся, здесь больше никого нет, — отмахнулся собеседник. Впрочем, беседа же предполагает участие как минимум двух субъектов, да? — Интересуешься, с какой целью? Просто я умею учиться на собственных ошибках, и твоя связная речь мне без надобности. Впрочем, я и так знаю все твои вопросы. Где ты, кто я, что мне от тебя нужно и так далее, — тем же ровным невозмутимым тоном продолжил он, а я вдруг понял, что меня смущает в этом типе помимо запаха.
Его лицо представляло собой маску. Не напоминало неподвижностью, а просто было неживым. Рот открывался не в такт словам, а глаза то фокусировались, то бессмысленно таращились в пространство пустым взглядом. Поза тоже была расслабленно — неподвижной, но кукольной или живой — этого я определить не мог.
— Да, кстати. Ты вроде бы не имеешь склонности пытаться решать вопросы силовыми методами, но на всякий случай предупреждаю: драться бессмысленно. Даже не потому, что я сильнее. В связи с моей новой природой это попросту невозможно. Какой природой? Увы, я и сам до конца не всё понял.
Я ответил кривой усмешкой, жестом обвёл своё лицо и постучал по камню, на котором сидел, не слишком‑то рассчитывая, что мою пантомиму поймут правильно, однако незнакомец оказался сообразительным.
— Каменная физиономия? — отозвался он. В голосе послышалась насмешка, но лицо осталось неподвижным. — И снова — прими моё восхищение, далеко не все это вообще замечают. Но вернёмся к твоим вопросам. Во — первых, мы с тобой уже давно знакомы, хотя ты, конечно, не мог бы меня узнать. Меня сейчас вообще никто не узнает твоими стараниями. Поэтому представлюсь: раньше меня звали Эльтором, а как зовут сейчас, тебе вряд ли будет интересно. Сложно поверить, да? — вновь смешок, никак не отразившийся в мимике. — Как оказалось, бога очень непросто убить. Даже тебе. Хотя то состояние, в которое я перешёл после нашей предыдущей встречи… в общем, я уже давно уверен, что смерть значительно лучше. Но тебе это, должно быть, не интересно, и гораздо сильнее тебя занимает собственная судьба. Так вот, я очень хочу, чтобы ты умер. Вернее, не совсем так; я давно уже этого не хочу, но тебе придётся умереть. Сложно в это поверить, но мной движет не месть и не жажда крови, и уж тем более у меня нет желания мучительно убить тебя собственными руками. Я даже на Аэрьи не злюсь. Проблема в том, что вы двое держите меня в этом мире: пока вы живы, я тоже не могу спокойно сгинуть в небытие. Такая вот ирония судьбы. Не знаю уж, каким высшим силам и за какие прегрешения понадобилось всё так хитро переплетать и путать. А, может, никому и не надо было, и всё случилось само собой. Сами собой обычно приключаются наиболее странные вещи.
Пока он говорил, я вновь попытался определить собственное положение в пространстве чуть шире, чем комната, и вновь у меня ничего не получилось.
По ощущениям всё это очень напоминало Общий зал. Из‑за общей природы этих двух мест?
— Смешно? Но и это не самое интересное, — продолжал между тем тот, кто назвался Эльтором. — Самое интересное, что у тебя ровно та же проблема. Ты не можешь умереть. Даже если бы ты приказал самому себе умереть, у тебя всё равно не получилось бы. Пойми я это раньше, до поры оставил бы тебя в покое; но я сообразил только сейчас, пока ты был не в себе. Ты, наверное, когда‑то тоже задумывался над своей природой? Жалко, что ты не можешь поделиться собственными выводами; сравнили бы результаты. Мне кажется, проблема в том, что ты — нечто среднее. Не демон, но и не бог. Аэрьи вложил в тебя слишком многое от себя, но при этом частично заменил новым, и получился такой вот… гибрид, несущий в себе достоинства и недостатки обоих видов. Обычно с богами всё просто: нас легко убить, когда в нас перестают верить. Или когда наше "предназначение" перехватит другой, более сильный; с какого‑то момента все молитвы, даже адресованные богу непосредственно, будут принадлежать его более удачливому сопернику. Такого бога убить не сложнее, чем любого смертного. Со мной получилось иначе — меня сначала убили, а уже потом, много позже, в меня перестали верить, и в результате я застрял где‑то на полпути между жизнью и смертью. У меня даже тела нет; это просто чучело, облегчающее взаимодействие с окружающим миром. С тобой всё сложнее, но у меня есть теория: ты сможешь спокойно умереть только тогда, когда перестанет звучать ваш язык. Ну, или, по крайней мере, когда он потеряет свою силу. Что, как ты понимаешь, если и случится, то очень нескоро, а мне чудовищно надоело ждать. У меня, честно говоря, остался всего один способ решения проблемы: добраться до Аэрьи. Вряд ли у меня получится убить его; при всех проблемах с головой, я почти здраво смотрю на подобные вещи. Но очень хочется привать его к ответу и потребовать разгрести ту кашу, что заварилась с его попустительства, неаккуратности и безалаберности. Судя по выражению лица, подобные определения приходили в голову и тебе?
Я в ответ только неопределённо передёрнул плечами. Не мне. Я за всю мою долгую жизнь почему‑то так и не попытался обвинить в чём‑то Аэрьи. Но подумалось, что Зоя бы непременно одобрила такую трактовку событий. И даже, наверное, с пониманием и сочувствием отнеслась к моему собеседнику. Очень не по — демонски. Но…
Я, честно говоря, и сам прекрасно понимал его мотивы, и даже сочувствовал. Понимал, наверное, лучше, чем кто‑то из живущих. Совсем недавно даже искренне разделял, и если бы подобный разговор состоялся тогда, с энтузиазмом бы включился в поиски способа окончательно лишить меня жизни.
Сейчас же… Сейчас всё было куда сложнее. Смерть по — прежнему виделась возможным выходом и решением всех проблем, но я, кажется, заразился от Зои таким типично человеческим недугом, как "слепая надежда". Глупо. Я сам не видел выхода, точно знал, что его нет, но всё равно очень хотел его найти. Не наблюдать, как она медленно угасает на моих глазах, — человеческая жизнь в этом подобна отлетевшей от костра искре, — а… что? Самому стать смертным? Подарить вечность ей? Всё‑таки покончить с собой, когда расставание станет окончательным и необратимым?
Мне не верилось, что Аэрьи сможет что‑то изменить. Вспоминая историю с Указующей, сложно было всерьёз верить во всемогущество бога — создателя; он тоже явно подчинялся каким‑то своим законам. Пусть ограничений у него было меньше, чем у нас, а знаний — больше, я сомневался, что всего этого будет достаточно для решения проблемы несчастного полумёртвого бога. И моей — тоже.