Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 57



-- Так же, как и все мы.

-- Эй! Ро! Профессор у тебя?

В дверь заколотили. Ро подошел к двери и распахнул ее. Ванька проскочил в комнату:

-- Профессор! Скорее! Там... Стас... Я зашел, а он лежит, я сначала подумал -- спит, потом подумал... Пойдемте, Профессор, а?

Петр Евгеньевич поднялся на ноги.

-- Вы с нами, Родион Родионович?

-- Конечно.

Один за другим они вышли из комнатки Ро и двинулись по узкому, ярко освещенному лампами дневного света коридору.

-- Петр Евгеньич, а как же так, а? -- беспокойно спросил Ванька.

-- Случается, к сожалению, -- ответил Профессор и поглядел на Ро.

Ро кивнул. Он помнил, что Ванька сам недавно перезагружался. Стоит ли тащить его к Стасу, где он непременно все узнает, и, возможно, сам завтра будет лежать в темноте, дожидаясь, пока память избавится от лишнего груза?

Увы, это было неизбежно.

Собственное существование представлялось Ро похожим на лабиринт. Карта лабиринта, которую каждый из них держал в руках, рано или поздно оказывалась исчерченной линиями. Тогда, наконец, они обнаруживали себя в последнем тупике и понимали, что блуждания бессмысленны и выхода просто нет.

А другого лабиринта не будет.

И каждый из них, подождав кто-то больше, кто-то меньше, принимал решение стереть все линии на карте и начать блуждания сначала, с новой, пусть и заведомо тщетной надеждой на выход.

Ро не знал точно, сколько раз перезагружался сам. Знал только, что существует так уже около семи лет. И что через три дня будет полгода, как продолжается его очередной путь к безнадежности.

Стас уже приходил в себя. Ро, Профессор и Ванька склонились над ним.

-- Ты живой? -- спросил Ванька.

-- Нет, -- ответил за Стаса Ро.

-- Сейчас придет в себя, -- одновременно произнес Петр Евгеньевич.

Переглянулись.

-- Пессимистичны вы, Родион Родионович, -- покачал головой Профессор.

-- В данном случае пессимистичны вы, -- мрачно откликнулся Ро.

-- Не буду с вами спорить.

Стас открыл глаза.

Ро вздохнул со смесью зависти и жалости. Для Стаса блуждания начинаются заново.

Но сперва ему предстоит узнать, что он уже шесть лет как мертв.

***

1. Бладхаунд

Выйдя от Яворского, Бладхаунд положил сумку с нейрокристаллом на переднее сидение своей "Тойоты" и скомандовал навигатору:



-- К Емельянову.

Мишка Емельянов когда-то учился вместе с Бладхаундом, однако диплом искусствоведа так и не получил, ушел к программистам. Недавно появившиеся нейрокристаллы целиком увлекли его и, ведомый этой страстью, он проделал немалый путь от истока до самых глубин: от завораживающего свечения поверхности кристалла, через передачу электрических импульсов в наноструктурированных полимерах, до химических процессов в живом еще мозге. До запрета он с увлечением читал студентам лекции по устройству нейрокристаллов, после же наука его оказалась никому не нужна, и он с легкой руки Бладхаунда подался в эксперты. Таким мелочам, как полулегальный статус, он не придавал значения, любимым делом зарабатывал неплохо, а полученное им образование не позволяло более сноровистым, но менее подкованным коллегам занять его нишу.

Дверь Бладхаунду открыла супруга Емельянова.

-- Миша дома?

Та лишь развела руками и указала на лестницу, ведущую в подвал.

Бладхаунд спустился и постучал.

-- Минуточку! -- послышалось из-за двери.

Бладхаунд прислонился к стене и приготовился ждать. Минут через пять дверь открылась, и на пороге возник хозяин. Он близоруко посмотрел на Бладхаунда, словно бы не узнавая, потом наконец отступил:

-- А, это ты! Проходи, проходи... Рад, рад, только у меня тут... беспорядочек...

Бладхаунд вошел в большую, ярко освещенную комнату. Беспорядочек ничем не отличался от того, что творилось в этой комнате во время других визитов ищейки -- картотека, баночки с реактивами за стеклянными дверцами шкафа и на столе у стены, стопки бумаги, устало мерцающий экран терминала, а в дальнем углу, у двери в морозилку -- коробки с нейрокристаллами. Очевидно, не все образцы были удачными -- от коробок изрядно попахивало.

Центр комнаты занимал огромный стол, центр стола -- микроскоп. Рядом с микроскопом, под мощным светом лампы располагался насквозь проржавевший нейрокристалл, иглы, несколько шприцев, скальпель, предметные стекла, банки, мензурки -- чистые и с образцами.

-- Что-то интересненькое принес? -- поинтересовался Емельянов, занимая место у стола. -- Погоди, мне еще недолго... Принесли, понимаешь, на анализ, надо закончить... Ситуация смешная -- да ты садись! -- бабка у заказчика померла... Так, сейчас мы тебя чуть-чуть уколем, воооот сюда... Ага, есть! О чем я? А, да. Бабка. Бабка, понимаешь, решила внуку подарочек сделать... Завещала себя прошить, да не просто, а у Серова, ты же понимаешь, что это значит. И вот Серов, значит, ее прошил, и получилось у него этакое дерьмецо. А внук на Серова в суд, значит, подавать собирается. Потому что у бабки, оказывается, сертификат был, что мозги ее стоят, прости господи... Так, секундочку, образец органики возьмем... Ой ты мой хороший, давай к дяде Мише воот сюда... О чем я? А, сертификат. Стоят мозги ее, ежели их прошить хорошо, ни много ни мало двадцать тысяч европейских денег... Эдакое богатство! Ты кофе будешь? Я сейчас руки вымою и сделаю. Ну вот. И Серов виноват, потому что сертификат, понимаешь. И хочет он -- не Серов конечно, Серову-то что, он мастер, с большой буквы мастер -- заказчик хочет, чтобы я выдал экспертное заключение, мол, виноват Серов, работка-то дрянная... Ну, мы-то с тобой цену сертификатам этим знаем. А что Серов даже на таком дрянном материале сработал отменно я тебе и без экспертизы скажу... Ты с сахаром? Молоко, может быть? Сейчас, в холодильник сбегаю...

Он бросился к двери в углу, растолкал ногой мешающие открыть ее коробки, засунул нос в кладовку. Бладхаунда обдало прохладой и запахом подгнивающей плоти.

-- Да ты садись, чего стоишь-то? -- хозяин вернулся, сдвинул к стене миску с темными ошметками, поставил на ее место добытый пакет молока. Выудил из-под стола два табурета, подвинул один гостю.

Бладхаунд сел. Достал из сумки и молча положил на стол взятый у Яворского кристалл.

Емельянов присвистнул, отставил чашку и осторожно, двумя руками взял образец.

Бладхаунд отхлебнул горького кофе и отметил про себя, что Яворский прав -- пятнышки, совсем недавно походившие на веснушки на детской коже, теперь превратились в оспины. Голубой цвет местами выцвел и потемнел. За какой-то час нейрокристалл потерял на черном рынке тысяч пятнадцать и, похоже, не собирался останавливаться на достигнутом.

Емельянов перестал крутить кристалл в руках, осторожно отнес его на рабочий стол и вернулся к Бладхаунду и кофе.

-- Бладхаунд не приходит без работы, -- сказал он вполне довольным голосом.

-- Нужна экспертиза. Срочно.

-- Что именно надо узнать?

-- Все, что сможешь. Особенно меня интересует технология прошивки.

-- Технология? -- удивился Емельянов. -- С каких пор ищейку интересуют технологии?

-- С тех пор, как запахло фальшивками. Ты когда-нибудь слышал про фальшивые нейрокристаллы?

-- Тю! Ты забыл, что ли, дело Уилкса? Да, не у нас, в Штатах, но...

-- Вспомни еще Дюбуа, -- поморщился Бладхаунд.

-- А что такое с Дюбуа? Вот чего не могу понять -- почему кристалл Дюбуа считается шедевром, а тот, другой, как две капли воды -- понимаешь, поделка! Ну да, Дюбуа был вроде как политиком, а второй, говорят, студентик, калибр не тот.... Но цвет-то! Вещица-то изумительная!

-- Студентика этого продали за полмиллиона, -- отмахнулся Бладхаунд. -- Потом, когда разобрались. Я о другом. Похожие и искусственные кристаллы -- трюки для публики. Меня интересует подделка мастерская, такая, чтобы даже профессионал не отличил.

Емельянов молча поднялся, подошел к столу и снова взял кристалл в руки.