Страница 68 из 71
– Вы мусульманин?
– Нет, я крещен в православии.
– Ортодокс?
– Да, я из России.
– О, Россия. Москва?
Я согласно кивнул и улыбнулся, а здоровяк после паузы продолжил:
– Видите ли, мы все здесь мусульмане и по утрам молимся. Не могли бы Вы в это время воздержаться от визита сюда?
21 января 2014 г. Белград, Сербия
Я проснулся с рассветом. Он здесь наступает очень рано, где-то в районе четырех, несмотря на зиму. С полчаса ворочался в своей небольшой келье, потом взял ноутбук и вышел на кухню. Протянув руку к выключателю, я передумал и остался в рассветном матовом освещении. Не спеша открыл дверцу настенного шкафа из темного дерева, достал кофе. Еще несколько минут ушли на чистку кофеварки и смену фильтра. Кухню и коридор заполнил вкусный утренний запах. Я налил чашку, уселся на барный стул возле широкого подоконника и открыл текстовый файл в компьютере. Погрузившись в процесс работы, я в следующий раз посмотрел в окно, когда уже совсем рассвело. За спиной послышалось шарканье сонных ног и шуршание за спиной. Один из вчерашних вечерних знакомых открыл холодильник, достал пакет с подмерзшим куском пирога и заспанно кивнул мне. Я решил не мешать – просто взял кружку с еще теплым кофе и вышел на мансарду. На этаже никто не молился, и почти не было намеков на хоть какие-то проявления жизни, если бы не богатырский храп из-за двери. Облака были розовыми, цветочная рассада в больших горшках склонялась квелым анабиозом к земле, изредка покоряясь порывам могучего ледяного дыхания балканской зимы. Я уже знал, что стоит солнечному диску подняться над горизонтом, воздух прогреется до девяти-десяти градусов тепла, что по меркам средней России – вполне себе полновластная осень или весна, но никак не разгар крещенских морозов.
Дверь террасы тихо скрипнула и с кружками горячего кофе вышли еще два человека из турецкой компании. Они были в теплых куртках и шапках, достали сигареты и закурили, с удивлением разглядывая меня в одной спортивной кофте и тонких домашних брюках. Я вспомнил вчерашнюю просьбу и справедливо рассудил, что правильно сделал, проигнорировав ее. Молитва – дело очень личное и требует уединения, а в номерах его с избытком.
– Доброе утро, – протянул мне руку коренастый турок лет сорока. Он почтительно поклонился и посмотрел чуть поверх очков в элегантной дорогой оправе. – Меня зовут Эрхан. Это мой товарищ Эрсин. Мы приехали из Стамбула мужской компанией немного отдохнуть, перевести дух от сумасшедшего ритма. У меня свой типографский бизнес. В общем, мы все тут небольшие дельцы. Вы бывали в Турции? Хотя... пожалуй, все русские хоть раз, но бывали в Анталье. Я угадал?
Я рассмеялся и кивнул. Конечно же, я бывал на турецких курортах, не питая к ним особой страсти, но подпитываясь впечатлениями от древней непостижимой Ликии.
– И как вам у нас, как вы вообще относитесь к нашей культуре и вере? Но, должен оговориться, лично я атеист, а вот Эрсин и другие ребята – они мусульмане. Настоящие, не показные, глубоко верующие люди. Мы все друзья, что не мешает нам придерживаться совершенно разных политических взглядов.
Эрсин, до того молча выпускавший клубы дыма, подал голос.
– Уважаемый, вы русский, христианин, а наверняка даже не знаете, что Дева Мария, праведная Мариам – она же и моя мать, как и пророка Исы. Вы читали Коран? Еще мы очень почитаем труды мудреца Аль-Газали, хотя вам, наверное, это ни о чем не говорит.
– Ну почему же, Эрсин, – снова улыбаюсь я, вспоминая книгу из отцовской библиотеки. – Не стоит быть таким предубежденным к людям, ведь имам Аль-Газали писал как раз о том, что это одна из глупостей. «Мне кажется, что я воочию вижу Престол моего Господа, и мне кажется, что я вижу обитателей Рая, как они ходят друг к другу в гости, и обитателей Ада, как они ненавидят друг друга. И это знание происходит в результате поиска истины о душе и о том, что она такое, о ее связи с телом и особенности, для которой она была сотворена, и о том, как она наслаждается своей особенностью и совершенством вместе со знанием тех недостатков, которые мешают ей достичь совершенства», – кажется так он писал. – Ты и я – мы одинаковы, несмотря на то, что разных народов, разной истории, а религия и вера – я бы их разделил. Когда-то для помещения истины в древнее сознание придумали человеческое воплощение вселенского разума, потому что так было проще донести. А сегодня кому-то удобнее молиться раскрашенному дереву и наделять изображение своими недостатками, вместо подъема хотя бы на одну ступень внутри себя к тому самому вечному, недосягаемому, нисходящему из окружающего мира светлому потоку.
Эрсин ненадолго опешил. Потом разулыбался и полез обниматься.
– Дорогой друг, да ты профессор! Ты бы мог стать хорошим исламским проповедником. Приезжай к нам.
– Спасибо за приглашение, но... мне кажется, я уже все сказал.
Эрхан локтевым сгибом обхватил шею товарища и со смехом легко толкнул кулаком под ребра.
– Не понял ты человека, а я тебе говорю, что джихад – это опасно для человечества. Ну вот как можно убивать себе подобных именем Всевышнего, а ведь читал, читал, что это всего лишь праведный путь. Путь к себе, Эрсин. Не путайте кислое с пресным и не слушайте толкователей.
Друзья приглашают меня позавтракать свежей выпечкой с кислым молоком в ближайшей пекарне, в столь ранний час они уже открыты. Мы выходим в морозное утро из подъезда и занимаем столик в небольшом заведении в ста метрах от входа в хостел. Бурек с мясом только из печи восхитителен. Эрхан кусает пирог, закрыв глаза от удовольствия. «Как хорошо, что в Сербии кругом такие пекарни. В Стамбуле рано утром сложно найти такой свежий и вкусный бурек». Мы сосредоточены на еде как пилот самолета бывает сосредоточен на приборах. Как только последние куски улетают с тарелок, голос подает Эрсин: