Фома Верующий

Спускаясь по серпантину к пристани, я смотрю на часы. Метеор «Малая Святая Анна» идет в Уранополис очень рано, я должен успеть, хотя пусть будет как будет. Солнце уже появилось из-за гор над маковками кипарисов, скоро станет жарко, но еще свежая легкость утра придает дорожной радости. Вот уже и гранитный причал, рядом с которым уже плещутся стайки рыб. Я шарю в рюкзаке и нахожу салфетку с оставшимися крошками вчерашнего кренделя. Разноцветный хоровод рад угощению, но за считанные секунды отдалился от берега и почти сразу послышался гул мотора. «Малая Святая Анна» подходила к берегу, и было видно, что корабль почти под завязку полон людьми. С кормы матрос позвал меня жестом – «как раз одно место, садитесь». Я быстро устроился на скамейке и мы, едва причалив, отплыли, набирая скорость. В катере я увидел знакомых: вот тот всклокоченный затылок и клетчатая рубашка – Игорь, я был очень рад его видеть, казалось, что мы расстались с ним не вчера, а месяц назад. А вот рядом с ним отец Виталий что-то тихо рассказывает. Интересно, когда они успели познакомиться, ведь вчера в ските Святой Анны не было священника, значит, подсел на корабле. Вспоминаю свою встречу с сербом-схимником и понимаю, что для Игоря наступил его личный момент истины. Я уже привстал, чтобы похлопать его по плечу и поприветствовать, но сел на место, не решаясь помешать.

Скоростной катер за двадцать пять минут преодолел расстояние, которое большой паром натужно и тяжело проходит два с половиной часа. Вот уже знакомые очертания древней Византийской башни, белеет то самое кафе на набережной, где я в последний раз видел старца Симеона, многоточиями рассыпаны темные галечные валуны береговой полосы, а в легких росчерках облаков уже хорошо различимы легкие междометия, птичьи созвучия и грациозные эллинские начертания чаек.

На берегу я вижу застывшего Игоря. Он смотрит туда, откуда мы только что приплыли, и что-то беззвучно говорит в пространство. Я подхожу к нему и радостно хлопаю по плечу:

– Привет, земеля. Как самочувствие? А то вчера ты выглядел неважно.

Игорь переводит взгляд на меня, улыбается какой-то грустной и невесомой улыбкой:

– Представляешь? Меня только что... позвали... позвали, понимаешь?

Он мнет бороду, смотрит то в землю, то вдаль:

– И я поеду, поеду, наверное, в Москву, попрощаюсь со своими… Да, если честно, и нет у меня никого, кроме тетки. Никого. Все придумал. Свою жизнь всю придумал. Съезжу, обниму напоследок, а потом Игорь умрет. Для этого мира умрет.

Я молча протягиваю ему руку, обнимаю напоследок и шагаю в сторону портовой кофейни. Через сто метров вновь оборачиваюсь и вытягиваю вверх руку с открытой на все пять ладонью. Игорь машет мне в ответ, грустно улыбается, по его щекам текут слезы. Из солнечного марева щедро высыпаются блики, циферблат часов едва различим. Все так же семь тридцать утра. Несмотря на календарную пятницу, наступило воскресение.

24 мая 2013 г.  Салоники, Греция

Уже в такси от автовокзала Салоник выяснилось, что зарядка от телефона и планшета осталась в ста двадцати километрах позади. Но я привык думать так: что ни делается – к лучшему. Привет, Салоники, древняя Солунь. Почему бы не прогуляться с дороги?  Ближайший супермаркет нашелся в трехстах метрах от моей улицы. В магазине электроники улыбчивые консультанты Марина и Василис долго ищут USB-кабель, передают мне черного червячка в пакетике и, попросив одиннадцать евро, интересуются, откуда я?

  – Россия. Меня зовут Константин, но все называют Платон.

Смотрю на бейджики с их именами, прикрепленные к форменным рубашкам, и продолжаю:

 –  А тебя по-русски будут звать Вася, а ты так и будешь, Марина.

  – Агиос Константинос! Сегодня! С днем рождения! Храни Вас Господь! Конечно, основной день мы празднуем в мае, но сегодня тоже именины.

– Спасибо и вам, ребята. За вашу помощь и участие.

Мне приятно, что в этих бархатных глазах я увидел искреннюю доброту. Мне и правда рады. И я это понимаю, как только выхожу на улицу Эгнатия.

Над городом вьются стрижи и легкие призраки надежды. Она застыла в образе белого мима на набережной, в силуэтах Белой башни и кораблей, спешащих в порт. Под звуки аккордеона на площади Аристотеля танцует блаженный. Он двигается угловато, обнимает свою невидимую любовь, растворенную в воздухе.  В лице его я вижу столько нежности, что хватило бы на пару русских поселков, где последние ее капли одним махом вылиты из граненого стакана на черную, пропитанную бесконечными дождями в этой осени души землю.

Вечер я провел в кафе с названием «Лами» напротив базилики святого Димитрия Солунского. Она никак меня не хотела отпускать, и я быстро понял почему.

Поначалу я не заметил, а теперь разглядел большую, но очень грациозную чайку. Она все время сидела на маковке креста и смотрела в разные стороны. Я наблюдал за ней два часа, пил свежевыжатый сок и периодически сам осматривался вокруг. Соседи менялись каждые четверть часа: громко галдящая молодежь, с интересом разглядывающий меня священник, две подруги, которые о чем-то секретничали. Как только облака обозначили угол солнечных лучей, птица одним взмахом крыльев улетела в сторону залива. На Солунь опускались сумерки. Мне было пора в номер. С наступлением ночи я понял, как сильно устал.

25 мая 2013 г.  Салоники, Греция

Сна я не помнил, но проснулся очень рано. Вместе с первыми полутонами серого в комнате зашевелились тени. Ночью разгулялся сильный ветер, и темнота никак не хотела отступать. Словно рябью подергивалась светом редких фар, который пробивался даже сквозь застывшие ставни.  Я застрял в загустевших мгновениях, словно муха в сиропе. Не в силах пошевельнуться, я покорно ожидал первого луча. Вот он робко войдет в мое пристанище, я подниму затвор, и он растечется, размажется кафельным бледным солнцем по пыльному полу.