Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 82

Собираясь говорить об этих "незнакомых знакомцах", я отдаю себе отчет, что все сказанное мной будет сочтено большинством людей за нелепую фантазию. Ведь речь идет о моем сближении с этими человеческими душами в той области мира, в которой они пребывали, пройдя через врата смерти.

Каждый человек имеет внутреннее право вычеркнуть из круга своих интересов вопросы, касающиеся этой области; но совсем иное — смотреть на них только как на фантастические измышления. И тому, кто придерживается подобной точки зрения, я должен сказать, что источники такой душевной организации, исходя из которой можно с уверенностью говорить о духовном, я всегда искал в таких областях точных наук, как математика и аналитическая механика. Следовательно, при изложении последующего меня нельзя упрекнуть в легкомысленной болтовне, лишенной всякой ответственности за сказанное.

Силы духовного созерцания, которые я нес тогда в душе, сделали для меня возможным более тесное общение с обеими душами после их земной смерти. Они не были похожи на других умерших, которые после земной смерти живут сначала жизнью, которая по своему содержанию тесно связана с земной и лишь постепенно становится похожей на ту, какую переживает человек в чисто духовном мире, где проходит его бытие до следующей земной жизни.

Оба "незнакомых знакомца" основательно изучили идеи материалистической эпохи. Они на понятийном уровне проработали в себе естественнонаучный образ мышления. Мой веймарский "знакомый" хорошо знал Бильрота[124] и подобных ему мыслителей-естественников. От духовного же мировоззрения во время своей земной жизни они были далеки. Каждый из них отклонил бы любое встретившееся ему духовное воззрение, потому что "естественнонаучное мышление" было для них результатом фактов, соответствующих характеру привычного для той эпохи образа мышления.

Однако эта связь с материализмом эпохи касалась только мира идей этих личностей. В жизни они не усвоили себе привычек, вытекавших из материализма их мышления и господствовавших у всех других людей. В мире они считались "чудаками", жизнь их облекалась в формы более простые, чем было тогда принято, и не совсем соответствовала их имущественному положению. И поэтому в духовный мир они перенесли не то, что могла бы дать их духовным индивидуальностям связь с материалистическими волевыми ценностями, а только то, что насадили в эти индивидуальности материалистические мыслительные ценности. Все, что происходило в их душах, большей частью относится, конечно, к области подсознательного. И теперь я мог видеть, что эти материалистические мыслительные ценности вовсе не делают человека после смерти чуждым божественно-духовному миру; отчуждение наступает только благодаря материалистическим волевым ценностям. Душа, ставшая близкой мне в Вене, как и душа, с которой я познакомился духовно в Веймаре, после смерти стали чудесно сияющими духовными образами, душевное содержание которых было исполнено образами духовных существ, лежащих в основе мира. И знакомство их с идеями, благодаря которым они точнее мыслили материальное во время своей последней земной жизни, привело к тому, что и после смерти они смогли развить отношение к миру, основанное на верном суждении. Этого не могло бы произойти, если бы эти идеи оставались для них чуждыми.

В качестве этих двух душ на путь моей судьбы вступили существа, благодаря которым мне раскрылось непосредственно из духовного мира значение естественнонаучного образа мышления. Я мог видеть, что этот образ мышления сам по себе не уводит от духовного воззрения. У этих личностей это случилось по той причине, что во время земной жизни они не нашли возможности возвысить естественнонаучное мышление до той сферы, где начинается духовное переживание. После смерти они выполнили это наисовершеннейшим образом. Я видел, что этого можно достичь также и в земной жизни, если проявить необходимое внутреннее мужество и силу. Благодаря сопереживанию, имеющему в духовном мире высокую значимость, я видел также, что человечество должно развить в себе естественнонаучный образ мышления. Прежний образ мышления мог связать человеческую душу с духом сверхчувственного мира; он мог привести человека — если тот вообще достигал самопознания (основы всякого познания), — к тому, что человек осознавал себя как отображение или как члена божественно-духовного мира; но он не мог привести к тому, чтобы человек ощущал себя самостоятельным, замкнутым в себе существом. Поэтому необходимо было сделать шаг к постижению мира идей, который возжигается не от самого духа, а получает импульсы из материального, которое духовно, но идет не от духа.

Побуждение к такому миру идей человек может найти не в духовном мире, в котором он живет после смерти до следующего нового рождения, но лишь в земном бытии, потому что только здесь перед ним предстает материальная форма бытия.

На примере этих двух человеческих душ я мог пережить, что приобретает человек для всей своей жизни в целом (в том числе и духовной, после смерти) благодаря сращению с естественнонаучным образом мышления. Но я смог также увидеть, что другие, подпавшие в земной жизни под влияние волевых последствий естественнонаучного образа мышления, отдалились от духовного мира и пришли к такой жизни, которая при наличии естественнонаучного образа мышления выявляет, так сказать, человека в его человечности менее, чем это произошло бы без него.

Эти люди стали "чудаками", ибо не желали терять в земной жизни свою человечность; они восприняли в полном объеме естественнонаучный образ мышления, потому что хотели достичь духовной стадии человечества, которая без него невозможна.





Я не смог бы приобрести подобных воззрений, если бы встретился с этими душами как физическими личностями во время их земного бытия. Для узрения их индивидуальностей в духовном мире, в котором мне раскрывалась их сущность, а благодаря этому и многое другое, мне была необходима та чуткость душевного взора, которая легко теряется, когда пережитое в физическом мире скрадывает или, по крайней мере, ослабляет то, что должно быть пережито чисто духовно.

В своеобразии появления этих душ в моем земном бытии я должен был видеть нечто, предназначенное судьбой для пути моего познания.

Но о чем-либо, связанном со спиритизмом, при этом отношении к душам в духовном мире не может быть и речи. В отношении духовного мира ничто не имело для меня значения, кроме действительного духовного созерцания, о котором я позже говорил в моих изданных антропософских сочинениях. Для медиумического общения с умершими как венская, так и веймарская семья были слишком здоровы.

Что касается этого вопроса, я всегда интересовался и такими исканиями человеческих душ, которые относятся к спиритизму. Современный спиритизм — это отклонение от духовного тех душ, которые желают найти дух внешним, почти опытным путем, потому что они уже не могут воспринимать истинное, реальное и подлинное духовным образом. Кто интересуется спиритизмом вполне объективно, не желая что-либо исследовать с его помощью, тот составит себе верное представление о стремлениях и заблуждениях спиритизма. Мои собственные исследования всегда шли по иному пути, чем спиритизм в любой его форме. Именно в Веймаре существовала возможность интересного общения со спиритами, ибо в артистических кругах некоторое время интенсивно изживал себя этот способ искания духовного.

Мое же общение с обеими душами — веймарскую звали Эунике — вливало новые силы в мою "Философию свободы". То, к чему я в ней стремился, является, во-первых, результатом моего философского образа мышления в 80-е годы; во-вторых, — это результат моего конкретного общего прозрения в духовный мир. И, в-третьих, возник приток новых сил благодаря сопережива-нию духовных переживаний этих двух душ. На их примере я видел тот подъем, которым человек обязан естественнонаучному мировоззрению. Однако я видел и страх благородных душ перед вживанием в волевой элемент этого мировоззрения. Такие души отступали в страхе перед этическими последствиями такого мировоззрения.

124

Билърот, Теодор (1829–1894) — немецкий хирург. Разработал ряд новых, вошедших в хирургическую практику операций.