Страница 1 из 7
Чехов Антон Павлович. Кошмар
The Bishop and other stories, by Anton Chekhov Антон Чехов A Nightmare Кошмар Kunin, a young man of thirty, who was a permanent member of the Rural Board, on returning from Petersburg to his district, Borisovo, immediately sent a mounted messenger to Sinkino, for the priest there, Father Yakov Smirnov. Непременный член по крестьянским делам присутствия Кунин, молодой человек, лет тридцати, вернувшись из Петербурга в свое Борисово, послал первым делом верхового в Синьково за тамошним священником, отцом Яковом Смирновым. Five hours later Father Yakov appeared. Часов через пять отец Яков явился. "Very glad to make your acquaintance," said Kunin, meeting him in the entry. - Очень рад познакомиться! - встретил его в передней Кунин. "I've been living and serving here for a year; it seems as though we ought to have been acquainted before. - Уж год, как живу и служу здесь, пора бы, кажется, быть знакомыми. You are very welcome! Милости просим! But . . . how young you are!" Kunin added in surprise. Но, однако... какой вы молодой! - удивился Кунин. "What is your age?" - Сколько вам лет? "Twenty-eight, . . ." said Father Yakov, faintly pressing Kunin's outstretched hand, and for some reason turning crimson. - Двадцать восемь-с... - проговорил отец Яков, слабо пожимая протянутую руку и, неизвестно отчего, краснея. Kunin led his visitor into his study and began looking at him more attentively. Кунин ввел гостя к себе в кабинет и принялся его рассматривать. "What an uncouth womanish face!" he thought. "Какое аляповатое, бабье лицо!" - подумал он. There certainly was a good deal that was womanish in Father Yakov's face: the turned-up nose, the bright red cheeks, and the large grey-blue eyes with scanty, scarcely perceptible eyebrows. Действительно, в лице отца Якова было очень много "бабьего": вздернутый нос, ярко-красные щеки и большие серо-голубые глаза с жидкими, едва заметными бровями. His long reddish hair, smooth and dry, hung down in straight tails on to his shoulders. Длинные рыжие волосы, сухие и гладкие, спускались на плечи прямыми палками. The hair on his upper lip was only just begiing to form into a real masculine moustache, while his little beard belonged to that class of good-for-nothing beards which among divinity students are for some reason called "ticklers." It was scanty and extremely transparent; it could not have been stroked or combed, it could only have been pinched. . . . Усы еще только начинали формироваться в настоящие, мужские усы, а бородка принадлежала к тому сорту никуда не годных бород, который у семинаристов почему-то называется "скоктанием": реденькая, сильно просвечивающая; погладить и почесать ее гребнем нельзя, можно разве только пощипать... All these scanty decorations were put on unevenly in tufts, as though Father Yakov, thinking to dress up as a priest and begiing to gum on the beard, had been interrupted halfway through. Вся эта скудная растительность сидела неравномерно, кустиками, словно отец Яков, вздумав загримироваться священником и начав приклеивать бороду, был прерван на половине дела. He had on a cassock, the colour of weak coffee with chicory in it, with big patches on both elbows. На нем была ряска, цвета жидкого цикорного кофе, с большими латками на обоих локтях. "A queer type," thought Kunin, looking at his muddy skirts. "Странный субъект... - подумал Кунин, глядя на его полы, обрызганные грязью.