Страница 4 из 22
— Том, мне бы по основным предметам успевать, — честно сказала я. — И да, я лентяйка, ты верно сказал.
— Но разве тебе не интересно? — повернулся он ко мне. В темных глазах плясало пламя. — Жизни не хватит, чтобы охватить все это…
Том вдруг замер.
— Ты что?
— Да так, задумался о бессмертии, — сказал он совершенно серьезно. — Но сперва надо вырасти, а то обидно будет застрять в возрасте одиннадцати лет. Впрочем, готовиться можно начать уже сейчас.
— Том, скажи, что ты шутишь, — попросила я.
— Я не шучу. Я не хочу умереть в самый интересный момент.
— Волшебники и так живут долго.
— Скажи это моей матери.
Я помолчала. Извиняться смысла не было.
— Пусть это будет не вечность, — добавил Том задумчиво, — но я бы хотел посмотреть, как люди покорят звезды. Вдруг там найдется что-нибудь интересное?
— А ты не устанешь жить столько лет? — спросила я. — Все знакомые умрут…
— Появятся новые.
— А если ты влюбишься?
— Ну а что мешает мне подарить любимой такое же бессмертие? Даже если она не будет волшебницей.
— А если этого не захочет она? — задала я провокационный вопрос.
— Уж поверь, самоубиваться на могиле я не стану, — хладнокровно ответил Том. — Захочет — отлично, ну а нет — значит, нет. У человека должен быть выбор. А у меня его нет. Или я, или…
Том помотал головой, подумал, потом медленно произнес:
— Знаешь, мы, приютские, может, не слишком-то воспитанные и умные, зато очень острожные и подозрительные.
Я проглотила замечание насчет его ума и приготовилась слушать дальше.
— Дамблдор с меня глаз не сводит, — сказал Том.
— В каком смысле? — не поняла я.
— В прямом. Куда я хожу, что делаю, с кем общаюсь и чем занимаюсь.
— Может быть, он о тебе беспокоится? — предположила я.
— Может быть… — иногда улыбка Тома выглядела пренеприятно. — Он постоянно вызывает меня к себе поговорить по душам, и это при том, что он не мой декан. Расспрашивает о том о сем. Интересуется знакомствами… Впечатление такое, будто ему что-то от меня нужно.
Я припомнила газетные статьи о маньяке, который предпочитал мальчиков, и поняла, что краснею.
— Не это, — легко прочел мои мысли Том. — Хотя кто его разберет… Но, скорее, у него есть на меня какие-то планы. Он понимает, что я сильный волшебник, а стану еще сильнее. И это я ведь еле-еле на уроках работаю. Ты-то знаешь.
Я-то знала, что Том может дать фору любому первокурснику (а может, и старшекурснику), но старается этого не показывать. И ищет всякие и всяческие способы обуздать эту свою силу, придать ей нужную форму, придумать что-то новое… Фантазия у Тома была бурная, если не сказать больная, поэтому постоянно приходилось его одергивать, чтобы не натворил беды. Наверно, я выполняла роль стоп-крана, а то пойди такой локомотив вразнос, добра не жди! И это ему только одиннадцать…
— Может, просто опасается молодого конкурента? — предположила я.
— Нет, это не то. Он сам мне кое-что интересное подсовывал, не из школьной программы.
— Тогда надеется, что ты угробишься до совершеннолетия со своими экспериментами.
— Не-а. Тогда бы он их просто запретил.
— А ты бы послушал?
— Нет, конечно. Скорее… — Том машинально кусал от истекающего соком яблока, закапав подбородок, и я сунула ему носовой платок. — Скорее, я ему нужен для каких-то делишек, для которых у него кишка тонка. Ну как безотказное орудие. Бац — и готово.
Я только развела руками. Профессор Дамблдор мне не нравился, он был приторно-сладкий и какой-то…
— Душный.
— Прекрати мысли читать! — возмутилась я. — Просила же!
— Какие мысли, у тебя на лице все написано. Словом, позавчера он мне заявил, что ты для меня — неподходящая компания.
— Это почему?!
— Я тоже так спросил, а он заблеял, мол, мальчик и девочка в таком возрасте…
— В каком возрасте, нам одиннадцать!
— Не перебивай, — Том прожевал остаток яблока, сглотнул и, заев свежим снежком, продолжил: — Мол, пока вы дружите, а через пару лет она влюбится в кого-нибудь, а ты станешь ревновать, или же в тебя, и ты вообще забросишь учебу… Каково, Томми?
Он давно звал меня Томми — и короче, и забавнее.
— По-моему, он перепил, — честно сказала я. — Чаю с лимонными дольками.
— Это не все! Потом он загадочно помолчал, воздел палец, погладил бороду и изрек, цитирую: «Все беды от женщин, мой мальчик! Если ты желаешь посвятить себя высокой магии, держись подальше от них! Тем более магглорожденных, это до добра не доведет…»
Том сплюнул в костер семечко и добавил:
— Жаль, я сходу не нашелся, как ответить. На ум одна матерщина лезла.
Я нахмурилась.
— Не понимаю, разве он не твердит все время, что чистокровные и магглорожденные — суть одно и то же, любовь, дружба и все такое?
— То на уроках, а со мной он иначе говорит, — мрачно сказал Том. — Как же меня выворачивает после его чаепитий…
Видя по моему лицу, что я не поняла, он спросил:
— Помнишь, как мы познакомились? Сказать, почему мне так паршиво было?
— Скажи, если хочешь.
— Я сладостей обожрался. Дорвался, называется… У нас-то их сроду не было, ну там… тиснешь конфету-другую, а так хотелось! Дамблдор же мне оставил мелочь на расходы, я и спустил все на шоколадки, остановиться был не в состоянии… С тех пор вообще сладкого видеть не могу, а у него все чаи да лимонные дольки с пирожными.
— Бедняга, — невольно улыбнулась я. — Тогда шоколадку я тебе на Рождество дарить точно не буду. Ой, кстати, никак не спрошу: когда у тебя день рождения?
— Тридцать первого декабря, — мрачно ответил Том. — Но дарить ничего не надо. Радости в этот день никакой, сама понимаешь.
Тут он вдруг помрачнел еще сильнее.
— Ты что?
— Каникулы на носу.
Я кивнула. Скорее бы домой!
— А ты в школе останешься? — задала я бестактный вопрос.
— Если бы! — Глаза Тома сверкнули в свете костра красным. — Я просил оставить меня здесь, а ты знаешь, до чего я этого не люблю… В смысле, просить.
— И?..
— Возвращайся в приют, мальчик мой, — передразнил он Дамблдора. — Повидайся с друзьями! Нет у меня там друзей и никогда не было, только подхалимы и те, кто меня боялся как огня… И ни тех, ни других я видеть не желаю!
— Погоди, — опешила я. — Но ведь многие остаются…
— А я, видимо, особенный.
— А декану ты об этом говорил? Хочешь, я скажу? Это же безобразие!
— Какой смысл, Томми? Скажем декану, тот передаст директору, а директору нашепчет что-то Дамблдор, и все пойдет по кругу! Нет уж, — он бросил ветку с огрызком в костер. — Вымаливать я ничего не буду. Перетерплю, каникулы не очень длинные.
Я подумала. И придумала:
— Ты поедешь со мной.
— Чего?! — опешил он.
— Того! — передразнила я. — Ты же из Лондона? Я тоже. Сядем в поезд, выйдем — и ко мне домой. Не дело это…
— А родители твои? — негромко спросил Том.
— Они войдут в положение, особенно папа, — твердо сказала я. — И потом, ты же хотел посмотреть, как я буду покупать новую палочку, разве нет?
Угасшие было глаза Тома снова вспыхнули.
— И книг у нас дома порядочно. Пусть колдовать нельзя, но читать-то можно, — коварно сказала я.
— Это ведь расходы, Томми, а у меня ни пенса за душой…
— Отработаешь, — ответила я, понимая, о чем он. — Посуду там помоешь, полы, снег уберешь, поможешь отцу крышу починить, а то ему тяжело наверх забираться, а тебе это раз плюнуть. Я как вспомню твой поход по карнизу на спор, так вздрогну… Вот и все.
— Тогда по рукам, — вздохнул он и улыбнулся.
И мы ударили по рукам.
— Знаешь, что, — сказала я, подумав, — у меня деньги-то есть, папа дал на всякий случай. Их же можно обменять на галлеоны, я узнавала. Давай сперва, как приедем в Лондон, зайдем в банк, потом к Олливандеру, а после уж поедем ко мне? Я хочу, чтобы ты мне помог палочку выбрать.
— Не вопрос, — Том улыбнулся шире. — Предвижу цирк…
Он оказался прав. На мой жалостливый рассказ о случайно сломанной палочке Олливандер горестно поцокал языком, произнес прочувствованный монолог о небрежности молодых волшебников и зарылся в свои запасы.