Страница 15 из 43
На одной из станций открылись двери, и внезапно в полуденную тишину грубо вторгся мужчина, изрыгавший злобные нечленораздельные проклятия. Этот человек, шатаясь, зашел в наш вагон. Он был в рабочей одежде, большой, пьяный и грязный. С криком он замахнулся на женщину, державшую на руках ребенка. От удара она повернулась вокруг себя и упала на колени пожилой паре. Просто чудо, что ребенок не пострадал. Пожилые люди в ужасе вскочили и стали пробираться в заднюю часть вагона. Рабочий попытался пнуть спасающуюся бегством старушку в спину, но промазал: ей удалось отклониться. Это так разозлило пьяного, что он схватил металлическую стойку в центре вагона и стал силиться вырвать ее из опоры. Я заметил, что одна рука у него порезана и кровоточит. Вагон накренился вперед, пассажиры омертвели от страха. Я встал.
Тогда, лет двадцать назад, я был молод и находился в неплохой физической форме. Последние к тому моменту три года я ежедневно по целых восемь часов тренировался айкидо. Мне нравилось совершать броски и бороться. Я считал себя сильным. Но проблема в том, что мои боевые навыки еще не были испытаны в реальной ситуации. Нам, изучающим айкидо, драться не разрешалось. Айкидо, как постоянно повторял мой учитель, это искусство примирения. Тот, кто настроен драться, разорвал свою связь со Вселенной. Пытаясь доминировать над людьми, вы проигрываете заранее. Мы учимся улаживать конфликты, не начинать их.
Я прислушивался к его словам. Очень сильно старался. Доходило до того, что я специально переходил улицу, лишь бы не встретиться со шпаной, подростками, которые в поисках мелочи слонялись около станции. Воздержание меня возвышало. Я был одновременно сильным и праведным. Однако внутри я хотел получить получить абсолютно оправданную возможность спасти невинных, уничтожив виновных. Вот и она, сказал я сам себе, поднимаясь с места. Люди в опасности. Если я сейчас же что-то не предприму, кто-нибудь, вероятно, пострадает.
Видя, как я встаю, пьяный воспользовался шансом сконцентрировать свой гнев. «Ага! — заревел он. — Чужак! Тебе надо преподать урок японских манер». Придерживая ременную петлю под потолком вагона, я медленно посмотрел на него с отвращением и отторжением. Я собирался разорвать этого индюка, но он должен был сделать первый шаг. Желая взбесить его, я надул губы и послал ему наглый воздушный поцелуй. «Отлично! — заорал он. — Я преподам тебе урок» и приготовился на меня броситься.
Он уже собирался двинуться в мою сторону, когда кто-то крикнул «Эй!». Крик был чрезвычайно громким. Помню, я почувствовал от него странную радость и воодушевление, будто это был крик моего друга, наткнувшегося на вещь, которую мы с ним вдвоем кропотливо искали: «Эй!». Я резко развернулся налево, пьяный дернулся направо.
Мы оба уставились на маленького японского старичка. Наверно, ему было хорошо за семьдесят; этот крошечный джентльмен, одетый в кимоно, сидел в безупречном спокойствии. Не обращая на меня никакого внимания, он с восхищением улыбался рабочему, как будто хотел поделиться с ним самым важным, самым долгожданным секретом. «Подойди сюда, — сказал старик на местном диалекте, подзывая пьяного. — Подойди и поговори со мной». Он слегка махнул рукой. Здоровяк пошел к нему, как на веревочке. С воинственным видом он встал напротив пожилого господина и, заглушая лязг колес, проревел: «За каким чертом я должен с тобой разговаривать?»
Теперь пьяный стоял ко мне спиной. Если б он хоть на миллиметр пошевелил локтем, я бы его опрокинул. Старик продолжал сияюще улыбаться рабочему. «Что ты пил?» — спросил он; в его глазах горела искра интереса. «Я пил сакэ, — проревел рабочий в ответ. — И это не твое дело». На старика полетели капли слюны. «О, это чудесно, — сказал старик. — Просто чудесно. Знаешь, я тоже обожаю сакэ. Каждый вечер мы с моей женой — а ей, знаешь ли, семьдесят шесть — мы подогреваем бутылочку сакэ, берем ее с собой в сад, садимся на нашу старую деревянную скамейку и смотрим, как заходит солнце, заодно проверяя, как там дела у нашей старой хурмы. Это дерево посадил мой прапрадед, и мы боялись, она не восстановится после града, который шел у нас прошлой зимой. Но хурма отреагировала лучше, чем я ожидал, особенно с учетом неважного качества почвы. Когда мы берем сакэ и выходим, даже в дождь, насладиться вечером, отрадно на нее смотреть». Он поднял взгляд на рабочего, его глаза мерцали.
По мере того, как пьяница пытался уследить за ходом мысли старика, его лицо начало смягчаться. Кулаки медленно разжались. «Да, — сказал он. — Я тоже люблю хурму». Его голос стал тише. «Да», — ответил, улыбаясь, старик. «И я уверен, что у вас чудесная жена». «Нет, моя жена умерла». Очень тихо покачиваясь в такт движению поезда, здоровяк начал рыдать. «У меня нет жены. У меня нет дома. У меня нет работы. Мне так стыдно». По его щекам катились слезы. Его тело сотрясали судороги отчаяния.
А рядом стоял я, в своей ошкуренной молодой невинности, своей обезопасим-этот-мир-во-имя-демократии праведности. Внезапно я почувствовал себя еще грязнее, чем он. Поезд прибыл на мою остановку. Когда открывалась дверь, я услышал, как старик сочувственно цокает. «Бог ты мой, это серьезная проблема. Присядь и расскажи мне о ней». Я повернулся, чтобы посмотреть в последний раз. Рабочий лежал на сиденьях, положив голову старику на колени. Старик мягко гладил грязные спутанные волосы. Когда поезд отошел от платформы, я присел на скамейку. То, что я хотел сделать мускулами, было выполнено добрыми словами. Я только что увидел применение айкидо в бою, и его сутью оказалась любовь.
Мы с вами учимся быть осознанными, сострадательными существами в самом истинном и глубоком смысле. Становиться инструментом радости, инструментом самообладания, инструментом присутствия, инструментом любви, инструментом доступности, и в то же время быть абсолютно спокойными. Раз уж мы все тратим столько времени на свои отношения, почему бы не превратить их в йогу, чтобы освободиться? Проживание духовной жизни есть стратегия работы над собой ради блага всех существ. Иными словами, лучшее, что вы можете сделать для других, это поработать над самими собой: не из какого-то идеалистического альтруизма, но потому, что для вас путь к единству означает переход от чувства разделённости туда, где мы все — одна семья.
Используйте каждое свое взаимодействие с другими людьми как инструмент работы над самими собой. Смотрите, где вы застреваете, где вы давите, где вы цепляетесь, где вы осуждаете, где вы делаете все остальное. Используйте свой жизненный опыт как учебный план.
Когда я смотрю на отношения, собственные и окружающие меня, я вижу целый диапазон причин, по которым мы сходимся, и способов, которыми мы взаимодействуем. Отчасти это деловые связи, но глубинный импульс всех взаимоотношений между людьми связан с пробуждением объединяющей нас любви и единства. Однако фактически происходит так, что многие виды отношений способствуют нашему разъединению из-за неверности нашего восприятия самих себя в качестве отдельных существ, а также из-за нашей системы желаний, основанной на отделенности или эго. Отношения работают в духовном смысле только в том случае, если мы с вами действительно видим, что мы одно.
Отношения и эмоции могут усугублять нашу отделенность или способствовать пробуждению. В плане любовных отношений мы подобны пчелам в поисках цветка. Затруднение в том, что эмоциональная сила любви к человеку может настолько затянуть вас в межличностную мелодраму, что вам не удастся преодолеть эмоцию. Межличностной любви свойственна проблема зависимости от другого человека — он должен отражать любовь обратно на вас. Это часть иллюзии отделенности. Реальность в том, что любовь — состояние существа, идущее изнутри.
Единственное, что вы действительно должны предложить другому человеку, — ваше собственное состояние существа. Не находясь в плену внешности или поведения другого человека, при самонастройке вашего разума вы можете вглядываться за пределы всего этого в более глубокий уровень его существа: всего на йоту смещая свой фокус зрения, вы видите его душу. Это душевное качество есть любовь.