Страница 6 из 15
Переговоры вскоре увенчались успехом, хотя и без санкции Петлюры, пожелавшего, очевидно, сохранить в отношении Махно свободу действий на случай удачных переговоров с Деникиным, которые в то время под шумок уже вел этот пресловутый «головной атаман».
В результате переговоров от Махно были приняты не только все раненые, но и самому Махно с остатками его армии было предложено занять возле Умани отдельный участок на петлюровском фронте. Махно, заняв участок фронта, попал в совершенно родственную для его махновцев обстановку.
Все эти «курени смерти», разные черно-красно-серошлычники и другие с не менее эффектными названиями полки, составлявшие как бы гвардию петлюровских войск, по существу, были худшим видом партизан, не останавливающихся перед любым видом насилия, и понятно, что вольница Махно с ее полным отрицанием даже признаков дисциплины, которая в петлюровских войсках все же существовала хотя бы в отношении деления чинов армии на казаков и старшин (офицеров), привлекала к себе все их симпатии, и скоро началось дезертирство петлюровцев к махновцам, значительно пополнившее состав махновской армии.
В то время на петлюровском фронте было полное боевое затишье. Мимо фронта тянулись бесчисленные обозы отступающих из Крыма и одесского района советских войск, перегруженных многочисленными семьями коммунистов из оставленных районов, а добровольцы были еще далеко.
Эти колонны обозов с рассыпанными среди них мелкими единицами войск, деморализованных быстро разразившейся военной катастрофой, лишенных возможности рассосаться среди местного населения из-за общей ненависти, были заняты одной лишь мыслью: как можно скорее достигнуть линии Чернигов — Брянск и тем спасти себя от окончательного разгрома.
Эти-то обозы большевиков и привлекли все внимание петлюровцев.
Петлюровцы, а с ними и Махно, не удаляясь слишком далеко от линии своего фронта, ежедневными короткими ударами наносили проходившим большевикам чувствительные удары, отбивая лошадей и обозы со всевозможными грузами.
Особенно свирепо усердствовали махновцы, производя колоссальные разгромы колонны большевиков, часть которых еще так недавно они сами составляли.
В результате Махно быстро пополнил всю материальную часть армии, в особенности лошадей, в которых он тогда нуждался, а также и увеличил численный состав армии за счет пленных красноармейцев и петлюровцев.
Вот тут-то Махно и пригодились приказы, полученные им от Дыбенко в Симферополе.
Махно лихорадочно начал работу по реорганизации своей армии, не задевая своих свободолюбивых махновцев ломкой нравившегося им внешнего порядка.
Между тем для Советской власти события принимали все более и более грозный характер. Деникин занял Курск и подходил к Орлу.
Казалось, революция кончена, и настали последние дни большевизма.
Но, углубляясь на Украину в поисках сочувствия у населения, привыкшего владеть собственной, а не общинной землей, стремясь использовать живые силы этого населения и получить хлеб, Деникин вместе с тем не посчитался с пронесшимся по всему этому обширному краю вихрем национального подъема, принявшим во многих случаях нездоровую окраску крайнего шовинизма.
Рассматривая все украинское движение лишь как кабинетно выдуманное изобретение кучки интеллигентов зарубежного происхождения, Деникин допустил открытое столкновение с петлюровцами в первый же день занятия Киева из-за поднятия флага над зданием городской думы.
Это столкновение привело впоследствии к образованию нового фронта, потребовавшего оттяжки значительных сил за счет главного, и, кроме того, у армии с этого момента оказался неустойчивый, часто враждебный ей тыл.
Не повторяя здесь ставших уже общеизвестными обстоятельств, приведших в конечном результате к разгрому деникинского движения, укажу лишь кратко на то, что слишком длительное оставление деревень и сел без государственной власти создавало на местах чистейшую анархию, доходившую до кошмарных размеров от произвола военных властей, среди которых нашли себе место авантюристы всех оттенков.
Эти ошибки скоро привели к полнейшему расхождению, а затем и к открытому выступлению крестьянских масс против Деникина.
Итак, вскоре начались ожесточенные и кровопролитные бои между добровольцами и махновцами, причем впервые махновцы познакомились с действием нового орудия гражданской войны — бронепоездами и с установленной на них мощной тяжелой артиллерией.
Махновцы вообще не выносили действия артиллерии, а огонь с быстро и притом совершенно неожиданно появляющихся бронепоездов заставлял их разбегаться куда глаза глядят.
Махно это видел и упорно начал искать выход из тяжелого положения, грозившего ему гибелью.
Следует еще добавить, что Махно слабо владел украинским языком, а «ридна мова», на которой пришлось тогда ему и его махновцам изъясняться, все больше и больше наводила его на мрачные мысли и вопросы: чем все это для него кончится?
Махно совершенно ясно видел, что среди украинцев ему не то что первой, но даже и последней скрипки играть не придется, и он решил изменить Петлюре, как раньше изменил Григорьеву, а затем Советской власти.
Между прочим, 18 августа 1919 года на рассвете при производстве смелой разведки был опознан и убит одетый в кубанскую бурку и шапку родной брат Махно — Григорий Махно.
Долго после смерти брата вымещал Махно свою ярость над тяжелоранеными офицерами, попадавшими лишь в таком состоянии в его руки, так как каждый строевой офицер предпочитал смерть махновскому плену.
Махно в то время не знал пощады для офицеров, и для его палача Кийко было достаточно работы по устройству кровавых поминок по брату своего Батьки.
МАХНО В ТЫЛУ ДЕНИКИНА
К осени 1919 года Махно окончательно усвоил преподанные через Дыбенко уроки Троцкого и успел применить их на практике.
Оставляя без внимания внешний вид своей недисциплинированной армии, он путем упорной и энергичной работы почти незаметно успел реорганизовать ее так, что армия уже не была той шайкой грабителей, какой, по существу, являлась, а представляла собой кадры для подлинно народной партизанской армии, и в борьбе со своими противниками Махно начал применять и новую тактику.
Махно решил, что необходимо действовать не только быстро, но, главное, производить операции вдали от железных дорог или, как он определял, «перенести борьбу с рельс на проселки, в леса и поля»…
Свою пехоту он посадил на четырехколесные легкие тачанки с установленными на них пулеметами и, имея прекрасный конский состав, перебрасывал ездящую на тачанках пехоту с поразительной быстротой то в один, то в другой участок боя, появляясь преимущественно там, где его меньше всего ждали.
Кавалерию Махно вообще берег и употреблял для нападений на подвергшиеся крушению воинские железнодорожные эшелоны или для преследования убегавших в панике войск противника.
Не ждали Махно и в тылу у Деникина, войска которого победоносно двигались по московским дорогам.
В то время, когда Мамонтов возвращался на отдых со своего знаменитого рейда по советским тылам, Махно со своей летучей армией совершил неожиданный рейд по тылам Деникина. Бросив Петлюру, стремительным натиском уничтожив бывший против него Симферопольский полк, он стал появляться там, где его никто не ждал, неся с собой панику и смерть и спутывая все карты Деникина.
Махно у Полтавы, Кременчуга, Константинограда, Кривого Рога…
В первых числах сентября он занял Александровск, отрезав Крым от центра. По пути Махно распускал собранные по мобилизации пополнения для армии Деникина; часть из них добровольно переходила к нему.
Махно идет дальше — он занимает Орехов, Пологи, Токмак, Бердянск, Мариуполь и смело продвигается к Таганрогу, где была расположена ставка Деникина.
Нужно было видеть, что творилось в эти «махновские дни» в тылу Добровольческой армии.
Военные и гражданские власти растерялись настолько, что никто и не думал о сопротивлении.