Махно

Власти утверждали, что действия, предпринимаемые ими, направлены в первую очередь против влияния большевиков. На самом же деле отношение крестьянства к большевизму на юге было до поры скорее нейтральным, а вот прелести «добровольческой» жизни оно узнало в полном объеме. Отсюда и едва ли не поголовная тяга крестьянского населения в «зеленые».

Если обещание широкой демократической автономии местного самоуправления, провозглашенное деникинским командованием, оказалось фикцией, то коммунисты никакого самоуправления просто не обещали, отделываясь преимущественно лозунгами общего порядка (к слову, оказывающимися зачастую гораздо более эффективными!) или проталкиванием на деревенских сходах «своих» людей во властные структуры — это были в основном представители деревенской бедноты, мало что умеющие и уж точно — не любящие что-либо делать.

Довольно быстро крестьяне поняли, что с карательными отрядами «добровольцев» или с реквизиторами-красноармейцами им не справиться без соответствующей организации. По селам стали проходить съезды и сходы, на которых формировались отряды «зеленых», определялись и уточнялись общественные позиции. Против этих деревенских попыток противостояния с одинаковым рвением сражались и белые и красные. Деникинцы и врангелевцы, поддерживаемые из-за рубежа, конечно же, не могли стать идеалом в крестьянских чаяниях, но и красноармейцы с их рабочими отрядами, непонятными «коммунистическими» воззрениями, опорой на «голодранцев» и т. д. вызывали в селах одну лить неприязнь. Кроме того, идущую из «Московии» Красную Армию большая часть украинского крестьянства считала орудием покушения на свою национальную независимость — идеи сепаратизма как на левом, так и на правом берегу Днепра всегда находили союзников. Вот почему с восторгом воспринимались речи Н. Махно типа той, что была произнесена на Втором съезде «повстанческих, рабочих и крестьянских депутатов» в феврале 1919 года в Гуляй-Поле:

— Если товарищи большевики идут из Великороссии на Украину помочь нам в тяжелой борьбе с контрреволюцией, то мы должны сказать им: «Добро пожаловать, дорогие братья!» Но если они идут сюда с целью монополизировать Украину, скажем им: «Руки прочь!» Мы сами сумеем поднять на высоту освобождение трудового крестьянства, сами сумеем устроить себе новую жизнь, где не будет панов, рабов, угнетенных и угнетателей.

Н. Махно неоднократно подчеркивал, что он борется за освобождение трудящихся от гнета власти и капитала, «как частного, так я государственного». Интересно, верил ли он сам в то, о чем кричал с трибуны?! Как бы то ни было, речи «Батьки» неизменно попадали в «яблочко» — ни власть имущие, ни обладатели капитала никогда не пользовались на Руси особой популярностью… Что касается анархистских лозунгов, которые часто повторял Н. Махно, то гораздо серьезнее самого «Батьки» к ним относились люди из его окружения.

Анархизм Н. Махно — особая тема. Это был, безусловно, не анархизм, близкий, скажем, таким идеологам движения, как князь П. А. Кропоткин, — тот видел государство, управляемое группой просвещенных и близких друг к другу единомышленников, это в том случае, если без государственного устройства обойтись невозможно… Все махновское «безвластие» укладывалось, пожалуй, в истеричный призыв немедленно приступить к уничтожению городов. Впрочем, К. Герасименко об этом упоминает. Не бог весть какая по глубине мысль, что город есть зло, тоже бытует в крестьянской среде по сию пору. Свободная крестьянская жизнь без городов понималась Н. Махно, в общем-то, смутно, как и его помощниками.

Описывая ближайшее окружение «Батьки», Юрий Кларов в своей повести «С резолюцией «Расследование возобновить…» употребляет термин «Ноев ковчег» — образ, очень меткий и емкий для данного случая: «Среди людей, тершихся возле «Батьки», были садисты типа Щуся, выкалывавшие глаза пленным и бросавшие людей в паровозные топки; благородные разбойники вроде участника восстания на броненосце «Потемкин» Дерменджи, такие скопцы-фанатики, как Аршинов-Марин; заоблачные теоретики, живущие в мире фантазий, ничего общего не имеющих с реальностью, каким был, например, Барон; сбитые с толку трескотней красивых слов рабочие; украинские националисты; озлобленные неудачники и профессиональные уголовники, по которым не то что плакали, а просто рыдали тюрьмы…» Понятно, сколь широк был в махновском движении спектр политических пристрастий.

И все же «махновщина» — это опять-таки видно по воспоминаниям К. Герасименко — была отнюдь не той бесформенной вольницей, к трактовке которой привыкли мы все, знающие о Н. Махно больше по кинокартинам «Красные дьяволята» или «Неуловимые мстители». Кое для кого, видимо, окажется откровением тот факт, что в армии Н. Махно существовал и активно действовал реввоенсовет, что в Гуляй-Поле выходили газеты «Путь к свободе», «Голос махновца», «Вольный повстанец», что в результате большой и трудной организаторской работы, во многом благодаря усилиям самого Н. Махно и его ближайшего друга и помощника Н. Волина был создан «Всеукраинский центральный повстанческий комитет», действовавший подпольно даже в контролируемых белыми или красными войсками губерниях.

Пишущие о Н. Махно весьма часто упоминают о его коварной и, откровенно говоря, подловатой натуре. Факты подтверждают: «Батька» мог провести и обмануть кого угодно. Такой демонстративный, прямо-таки ницшеанский отказ от нравственности делал фигуру Н. Махно по-настоящему зловещей и в конце концов привел его к гибели. Советская власть даже в «медовые» месяцы не особенно доверяла украинскому народному вождю. Белые же пытались неоднократно, порой даже подобострастно привлечь вольницу Н. Махно на свою сторону, но из этого выходили только казусы. По свидетельству известного мемуариста князя В. Оболенского, Н. Махно расстрелял врангелевского парламентера.

К слову, существуют различные версии смерти брата Нестора Ивановича — Григория. По воспоминаниям К. Герасименко, его убили белые, и Н. Махно, как помним, еще «долго после смерти брата вымещал свою ярость над тяжелоранеными офицерами, попадавшими лишь в таком состоянии в его руки, так как каждый строевой офицер предпочитал смерть махновскому плену». Однако вот что пишет В. Оболенский: «Я очень хорошо помню рассказ самого Врангеля о том, как он получил от Н. Махно записку такого содержания: «Большевики убили моего брата. Иду им мстить. Ужо когда отомщу, приду к вам на подмогу». Судя по некоторым дальнейшим событиям, Врангель действительно верил Н. Махно. Он, к примеру, тотчас же распорядился выпустить из тюрьмы сидевших там махновцев и их атамана Володина, более того — поручил последнему сформировать боевой отряд. О дальнейшем сообщает тот же В. Оболенский: «Володин нарядился в фантастический костюм вроде запорожского и вербовал в свой отряд отчаянных головорезов и уголовных преступников… Потом повел свой отряд в Мелитопольский уезд, где воевал преимущественно с мирными жителями, грабил и насильничал. В конце концов за целый ряд преступлений он был повешен военными властями».

Отряд в несколько тысяч штыков по распоряжению Н. Махно участвовал на стороне красных в штурме перекопских укреплений. Но и с красными, как всегда, союз у Н. Махно был временной мерой — вскоре после падения Врангеля обеими сторонами было нарушено так называемое «Старобельское соглашение» от 2 октября 1920 года. К. Герасименко умалчивает или не знает о том, что к весне 1921 года Пятый Всеукраинский съезд Советов объявил амнистию всем крестьянам, выступавшим против Советской власти с оружием в руках, но желающим вернуться к мирному труду. Амнистия сразу подорвала корни «махновщины». Возглавляемое М. Фрунзе «Военное совещание» сосредоточило против Н. Махно части Первой Конной армии, 2-ю кавалерийскую дивизию, ряд подразделений корпуса червонного казачества, войска ВЧК и ЧОН.

О конце «махновщины» К. Герасименко вообще пишет скупо. Возможно, что с чужих слов… Добавим, что уже к осени 1921 года прекратили сопротивление остатки махновских армий в Херсонской, Киевской и Полтавской губерниях. С Н. Махно осталось не более 2,5 тысячи бойцов, но короткий срок спустя и этот отряд был разбит и рассеян красными. 26 августа близ г. Ямполя под Винницей в сопровождении полусотни всадников Нестор Махно перешел Днестр и сдался румынским властям.