Страница 39 из 247
– Ты говорил, что хочешь идти в Англию.
– Так я и собирался сделать, но передумал.
– В самом деле? Почему?
– Я ведь говорил тебе, что меня беспокоит, как отнесется к тебе британская таможенная служба.
– И что же? Мне и тогда было непонятно, и сейчас я ничего не понимаю. Я хочу сказать, рано или поздно мне ведь придется столкнуться с обычаями и формальностями двадцать первого века.
– Таможенная служба – это не обычаи и не формальности, – принялся объяснять Эстон. – Тут все дело в иммиграционных законах., паспортах…
Она смотрела на него в полном недоумении, и он обреченно вздохнул. Леонова так старательно обучалась разговорной речи двадцать первого века и так преуспела в этом, что любые пробелы в ее представлении о нашем мире вызывали чувство досады.
– Паспортах? Ты имеешь в виду документы, подтверждающие гражданство?
– Что-то в этом роде, но не совсем то, что ты думаешь.
В конце концов, напомнил себе Эстон, он узнал больше о ее эпохе, нежели она о сегодняшнем мире. Наверное, это было правильно, ведь ее интерес к истории обеспечил Леонову кое-какими сведениями о двадцать первом веке, тогда как о жизни в ее время он не знал ничего. Но история ее интересовала в основном военная, и потому в знаниях, которыми она, по предположениям Эстона должна была бы обладать, встречались забавные пробелы.
– Послушай, – терпеливо начал объяснять он, – ты говорила, что на твоей Терре существует всемирное правительство, состоящее из представителей различных частей вашей федерации, или как там это у вас называется. Так? Означает ли это, что о гражданстве вы вспоминаете, только когда речь заходит о налогах и коммунальных услугах?
– Еще во время выборов, при регистрации.
– Ну да, во время выборов тоже. Но разве государственных границ больше не существует?
– Государственных границ? Чего ради, объясни мне, кого-то должны заботить государственные границы… – Она замолчала, не закончив фразу. – Как я могла забыть! Ты ведь живешь еще в эпоху холодной войны, правильно?
– Не в такой степени, как несколько десятилетий тому назад, но, в общем-то, международная обстановка напряженная. Правда, и ты теперь живешь в то же время, моя милая, – иронично улыбаясь, напомнил ей Эстон, и она ткнула его в ребра. Весьма чувствительно. – Ой-ой-ой!
Эстон принялся тереть бок, укоризненно глядя на нее, но его довольная улыбка несколько испортила желаемое впечатление.
– Гмм… – стала припоминать Леонова, смахнув волосы с лица. – Сейчас две тысячи седьмой год, значит… всего через шесть лет начнутся войны за наследие бывшего Советского Союза!
– Наследие Советского Союза? – переспросил Эстон. У него по спине побежали мурашки, и теперь наступила его очередь хмуриться. – Не могу сказать, что мне такие предсказания нравятся, Мила. И без того в Европе достаточно неприятностей – не хватало, чтобы еще эта бомба замедленного действия взорвалась у нас под носом! – Эстон поморщился. – Не так давно я думал, что люди, которые провозглашали с сияющими лицами, будто распад Советского Союза сильно улучшит наше положение, просто идиоты. Однако в последнее время у меня появилась надежда, что я не прав и нам удастся на этот раз контролировать ситуацию. На Балканах и в Греции стремительно назревает очередная катастрофа, и мне совершенно не нравится конфликт, к которому быстрыми шагами движутся русское и белорусское правительства – НАТО ведь давно превратилось в говорильню! Но я надеялся, что это одни слова и ни до чего серьезного дело не дойдет! Российская Федерация с самого начала была не слишком-то устойчива, в особенности с точки зрения экономики, и в ней все время присутствовали политические элементы, жаждавшие восстановить Советскую империю. Хотелось бы все-таки верить, что последние реформы Яколева стабилизируют ситуацию и удержат Федерацию на плаву. Он замолчал под ее взглядом. – Надо думать, этого не произойдет?
– Ну, скажем так, этого не случилось в том варианте истории, который я помню, – ответила она тоном человека, старающегося подсластить горькую пилюлю. – Насколько я помню, у тебя были причины считать, что Россия обретет стабильность – если только это может тебя утешить. Началом катастрофы стала очередная вспышка на Балканах, а вовсе не в России или Белоруссии. Потом ситуация вышла из-под контроля, после того как кто-то пустил в ход биологическое оружие.
Эстон болезненно сморщился, и Леонова сжала его предплечье:
– Извини, Дик. Я не хотела тебя огорчить.
– Ты ни в чем не виновата. – Он покрепче обнял ее и покачал головой. – Понимаешь, мы все так старались, чтобы все было хорошо, и президент Яколев, кажется, в самом деле прилагает все силы, чтобы… Противно знать, что все усилия пойдут прахом и сделать ничего невозможно. А от одной мысли о войнах за наследие бывшего режима на территории страны, обладающей ядерным оружием…
Его голос оборвался, и Леонова грустно повторила:
– Извини. Понимаю, что тебя это не утешит, но, если я не ошибаюсь, теперешний президент тут ни при чем. Западная Европа перепугалась – и не без основания, – когда действие биологического оружия распространилось за пределы Балкан. Глядя на вещи из будущего, понимаешь, что кто бы ни пустил его в ход, это был человек из какой-то группы отщепенцев-террористов. Но тогда многие поверили, что виновник случившегося – Сербия, а Россия по-прежнему продолжала играть роль главного защитника сербов на международной арене. Поэтому, когда Франция уговорила Германию и Румынию принять участие в совместной военной акции устрашения против Сербии и обвинила русских в том, что именно они тайно поставляли Сербии биологическое оружие, Яколев оказался в немыслимо трудном положении. Он не смог бы найти политический курс, который бы удовлетворил всех. А потом его убили. Убийцей был какой-то белорус, как утверждали русские националисты, и это полностью изменило характер конфликта. Московским экстремистам удалось захватить власть в стране во имя «интересов национальной безопасности», и они начали размахивать своими ракетами перед носом всех, кто попадался им на глаза, а затем…
Она пожала плечами, и Эстон подавленно кивнул.
– Я слыхал о возможности подобного сценария, – со вздохом сказал он. – Со времени ухода Ельцина отношения с Россией были не слишком хороши. Развал НАТО, который мы наблюдаем последние два-три года, – тоже дурной знак. Принятие в НАТО стран бывшего Варшавского договора было предпринято, чтобы создать общеконтинентальное чувство безопасности, но эта затея провалилась. Руководство НАТО похоже на слепцов, пытающихся нащупать выход из лабиринта. Десять лет они безуспешно стараются найти приемлемое решение балканской проблемы! США, впрочем, тоже не слишком-то отличились, – мрачно добавил он. – Когда мы устали притворяться, будто способны быстренько все поправить, и вывели свои войска с Балкан, ситуация стала просто катастрофической. И мы до сих пор пытаемся как-то исправить эту ошибку.
– Не уверена, что можно было вести себя разумнее, – возразила Людмила. – Я знаю, люди склонны утверждать – постфактум, – будто любая катастрофа была «неизбежна», но в данном случае, мне кажется, так оно и было. Или, точнее, будет.
– Возможно.
Довольно долго Эстон, нахмурившись, смотрел в океанскую даль и размышлял о чем-то, а потом встряхнулся и произнес:
– Но сейчас у нас есть более насущные заботы. Суть стоящей перед нами проблемы в том, что у тебя нет паспорта. Если же я попытаюсь выдать тебя за жертву кораблекрушения, таможенники захотят узнать, с каким посольством им нужно связаться. Англичане – разумные люди, но по их ежедневным газетам этого никак не скажешь. Когда новости о «таинственной иностранке» просочатся в прессу, газеты, телевидение и радио устроят вокруг твоей особы настоящее цирковое представление.
– Как ты собираешься этого избежать? – спросила Людмила, и Эстон почувствовал себя польщенным. Заданный вопрос означал, что она верит в его способность справиться с задачей.