Страница 4 из 9
— Не гоже нам прятаться, словно мыши мы какие, — твердо отвечал ей на это Золотарев. — Сражусь с ними по честному. Защищу дворец. Защищу тебя, Марфушка! Авось, сгодится-то меч-кладенец.
— Не ожидала я от тебя другого ответа, — говорит царевна. — Иди на закате. Но помни: никто не должен остаться в живых, а не то на месте одного десять новых встанут. И беспощадные рыцари, летающие на драконах, боевое колдовство всесильное пытающие, появятся. Тогда совсем плохо. Не совладать уже будет тебе с таким войском… А сейчас их там только четверо. Сразишь их — много силы во мне прибавится, сильна я буду. Не справишься — не пеняй на себя. Сгину я.… Сгинешь ты…
Как только красно солнышко стало клониться за лес, Петр, горячо помолившись, отправился в путь. Дорогу ему указывали красные и желтые ящерки, которые с наступлением сумерек начали светиться. Они шустро семенили впереди него, перепрыгивая с кочки на кочку и постоянно оглядываясь — не струсил ли, не повернул назад? Или, может, с пути-дороженьки сбился?
— Иду, иду, — бурчал Петр, задыхаясь от быстрой ходьбы по темному, заросшему бурьяном лесу.
На душе у него почему-то было неспокойно. Как-то оно все обернется? Сарацины, говорите… Странно. Разве не всех их еще в прошлом году перебили? Ох, что же это такое творится в мире… Только Марфушка-то у меня и осталась. Чародейка моя! Саламандра. Саламандрушка. Нет, не то… Саламандринька? Еще хуже Или, может… Сандра? Нет, больно уж по иноземному звучит…
Пытаясь подобрать Саламандре уменьшительное имя, Золотарев и не заметил, как ящерки привели его на место. В конце концов, подумал он, рассеянно разглядывая вражеский стан, почему все-таки Саламандра? Марфушка — она и есть Марфушка!
— Здесь мы тебя оставим, — прошипели ему ящерки. — Иди и ничего не бойся. В трудную минуту, подсобим, если что.
Золотарев кивнул и, пригнувшись, стал тихонько пробираться сквозь колючие кусты. Река мертвенно поблескивала в свете встающей Луны, и на ее фоне мрачно вырисовывались две продолговатых юрты, одна из которых слабо светилась изнутри. По-видимому, из нее же и доносилось бряцанье какого-то струнного инструмента и заунывное азиатское пение. Рядом, вяло разбрасывая искры, догорал, по-видимому, жертвенный костер, кидая красноватые всполохи на темные стволы деревьев, еще влажных от недавно прошедшего дождика. Часовых видно не было, лошадей тоже. «Странно все это, — подумал Золотарев, крепко сжимая в руке меч-кладенец, — наверняка, какая-то военная хитрость. Основные ли это силы? Не перепутали ли что ящерки?»
С реки потянуло холодком, где-то глухо ухнул филин, и Золотарев зябко поежился, пытаясь составить в уме какой-нибудь удобоваримый план. Неожиданно справа мелькнуло. Краем глаза он заметил какое-то движение. Приглядевшись, Золотарев различил два силуэта сарацин, сидящих на берегу. «Ага, — обрадовался он, — коты мышей не ловят!..» Враги о чем-то разговаривали, но слишком тихо, чтобы Петр мог что-либо услышать. До него доносилось только легкое ворчание реки, да шелест листвы.
Тем временем сарацин в юрте, наконец, сменил песню на более веселую и громкую, и это было Золотареву на руку. Немедля, он стал обходить сидящую парочку сбоку, изготовившись для страшного удара, но все еще оставаясь пока под прикрытием кустов.
Вдруг один из воинов встал и медленно направился в сторону Золотарева. Второй, не поворачивая головы, остался сидеть. Петр притаился, лихорадочно соображая, как поступить. Силы сарацин оказались рассредоточены по стану — с одной стороны, это было хорошо, с другой, не очень. Сейчас меч-кладенец не годился. Золотарев вложил его в ножны и мягко, по-кошачьи скользя по сырой траве, пошел за воином. Каково же было его удивление, когда он понял, что это женщина. Она, далеко не отдаляясь, за первым же большим кустом присела справить нужду. Оружия, кажется, при ней не было. «Тем проще, — подумал Золотарев. — Хотя женщина все-таки… Нет, сарацины есть сарацины! Наслышан я об ихней жестокости… У них и бабы дерутся не хуже мужиков! А Женщина есть только одна — Марфушка». При воспоминании о своей возлюбленной, его сразу бросило в жар.
Действовать надо было быстро. Он принялся подкрадываться к сарацинке сзади, но, видимо, что-то услышав или почувствовав, она резко обернулась и в ужасе взвизгнула, широко раскрыв красивые, с поволокой глаза. В то же мгновение Золотарев что есть силы прыгнул, опрокинул ее и клещами сомкнул на ее тонкой шее свои не к месту дрожащие пальцы. Они покатились. Сарацинка хрипела, тщетно пытаясь оттолкнуть его от себя, белки ее глаз выкатились, ярко заблестев на фоне темной кожи, а изо рта пошла пена. Петр сжимал пальцы все сильней.
С берега донесся какой-то вопрос, а потом раздался ехидный смешок Проклятье! Он обнаружил себя! Но, кажется, второй сарацин, молодой мужчина, крик всерьез не воспринял. В юрте по-прежнему играли.
Сарацинка конвульсивно задергалась и вскоре обмякла. Подержав для верности свою хватку еще немного, Золотарев обшарил женщину, но ничего интересного не обнаружил. Странно, отметил он по себя и поднялся. С берега еще раз что-то крикнули. Слова были знакомые, но их смысл от Петра ускользнул. Он выхватил меч-кладенец и, практически не скрываясь, пошел вперед. Сарацин еще раз крикнул и засеменил навстречу Золотареву.
Они столкнулись, и Петр сразу же ударил. Мужчина удивленно вскрикнул, схватившись за воткнутый в живот клинок, но не предпринимал попыток его выдернуть. Золотарев мрачно улыбнулся.
— Что, мразь, не ждал? — и резко провернул меч.
У того забулькало. Выпучив глаза, словно не проснувшийся до конца теленок, сарацин тупо замотал головой и закачался.
— Ч… что… к… кто… — просипел он.
Петр выдернул кладенец, все еще злорадно улыбаясь. Мужчина удивленно посмотрел на свои окровавленные руки и привалился спиной к дереву, хватая ртом холодный воздух. По его подбородку побежала тоненькая струйка черной крови. Сарацин застонал и закрыл глаза. Одним точным ударом Золотарев отсек ему голову. Бездыханное тело грузно свалилось на землю.
В юрте к этому времени играть перестали, и возник какой-то шум. Золотарев встревожился. Там должно было остаться еще двое. Может, смена караула? Он отбежал в сторону и присел в кусты. Никакой тактикой боя Золотарев не владел, поэтому приходилось импровизировать, но пока все шло удачно.
Полы юрты с треском распахнулись, и ночь прорезал сноп света. «Дьяволовы штучки! — подумал Золотарев. — Не будут же нормальные люди жечь костер в хижине, не имея при этом дымохода!» На улице появился довольно высокий воин. Будучи, видимо, под хмельком, он весело огляделся и нетвердым шагом направился к месту, где сидели до того те двое.
— Эй! — зычно крикнул он, но, не дождавшись ответа, неуверенно остановился.
Обуяла тут внезапно Петра ненависть святая, злоба священная. Бросился он молнией на врага лютого, непримиримого с отвагой невиданной, да с кличем устрашающим. Да беда с ним приключилась нежданная — зацепилась нога его за предательский корень, и упал Петр на сыру землю, да так, что искры посыпались из очей ясных. Выронил он заветный меч-кладенец. А сарацин как закричит вдруг голосом жутким, заверещит что-то по-своему! Не успел Золотарев подняться, бросилась вражина поганая к юрте, схватила копье длинное, вострое и шасть на Петра! Еле увернулся от удара гибельного наш молодец, только плечо оно задело, разорвав рубаху парчовую, с любовью ему Марфушкой подаренную. Откатился в сторону Петр, зачерпнул пригоршню песку и кинул ворогу в глаза! Не волшебный порошок королевы, но все ж. Выронил копье сарацин, завертелся на месте, что бешеный волчок, закричал снова, заголосив на все лады, на помощь себе призывая.
Из юрты еще один появился, четвертый воин с огромным боевым топором. Только, вестимо, убоялся он сильно Петра, не стал подходить близко. Здоровяк-сарацин подскочил к нему и выхватил топор, а самого оттолкнул назад. Последний тоже женщиной оказался! А Золотарев уже поднялся и начал шарить вокруг в поисках меча, но нет его, словно черти унесли!