Страница 38 из 51
Только тогда он все понял. Они с Пирошкой тоже поднялись в воздух, и мы полетели к своему жилищу. Дневали они, как и я, в подвале своего дома. Туда-то мы и направились.
Дьюла рассказал, что, когда его похоронили, он даже был рад, что избавился от страданий, и начал ждать, когда за ним придут ангелы, чтобы отнести в божьи чертоги. Но ангелы все не появлялись, тогда к ночи, когда его отпустило, он решил выбраться из могилы и еще немного пожить. Чувствовал он себя прекрасно, раны на руке затянулись чудесным образом, не оставив даже шрамов. Поэтому он позавтракал какой-то нищенкой и решил отправиться домой. Удивительно, но он ни о чем не догадался, даже когда пил кровь этой несчастной. Он сказал, что это показалось ему естественным, точно он всю свою жизнь питался только таким образом. Поэтому совсем упустил из виду, что с наступлением дня следует прятаться. Утро застало его в лесу, и спасло его только то, что день был очень пасмурным, а в лесу стояла настоящая темень. Какие-то прохожие обнаружили его тело, и, решив, что перед ними мертвец, наспех забросали его землей и листьями. В ту пору нередко можно было набрести на брошенные трупы, и хоронить всех часто оказывалось недосуг.
Когда до моего глуповатого друга наконец дошли ограничения, наложенные его новой природой, он стал осторожнее. Обжегшись на молоке, он стал дуть на воду. Не решаясь лишний раз воспользоваться крыльями, он пешком прошел весь путь до нашей деревни.
– Уж очень мне хотелось жену увидеть, – сказал Дьюла. – Тянуло ну просто невозможно.
Когда в одну из ночей он ввалился в дом, Пирошка, ничуть этому не удивившись, тут же начала ругаться. Она решила, что он бросил ее ради другой, и теперь вымещала свою ревность потоком бранных слов. Но этого ей показалось мало, и она принялась швырять в мужа глиняную посуду. Сначала он уворачивался и пытался что-то объяснить. Но потом, оглушенный грохотом и воплями жены, совсем озверел и жестоко ее покусал. Все последующие события шли как по-написанному. Вдвоем с Пирошкой они загубили всех жителей своей деревни, а потом переключились на соседние. Это были недальновидные и глупые вампиры, которые совсем не думали о будущем. Они просто не могли вообразить, что собственными глупыми действиями сами роют себе могилу. Мы проговорили до утра, но дневать я ушел к себе. Несмотря на то, что тело теряло способность двигаться днем, сознание оставалось ясным. Я любил в это время предаваться размышлениям и анализировать то, что узнал за ночь. Поэтому совсем не хотелось думать, что рядом лежит еще кто-то. А вдруг вампиры ко всем своим способностям еще и читают мысли друг друга? Тогда покоя и не жди, начнется болтовня – не остановишь.
Я научил их всему, что знал сам. Пока они без смысла и без разбора убивали всех, кто попадался им под руку, я проводил ночи за книгами, которые находил, где только мог. За два года по Священному писанию, которое я позаимствовал у одного монаха, я выучил латынь. И в будущем надеялся приступить к изучению философов древности. Вечная жизнь может быть скучна, если не дает пищи для разума. Я научил Дьюлу и Пирошку безопасно передвигаться по стране и убивать только в случае необходимости, а такая необходимость, как вы знаете, возникала всего лишь раз в две недели. А иногда и того реже. Все зависело от качества крови и ее количества. Взрослый мужчина насыщал на более долгое время, женщина или ребенок давали меньше. Но самое главное, человек должен быть здоров, иначе можно было себе обеспечить слабость и сильную боль в животе. Есть такие болезни крови, которые делают ее непригодной для употребления. Я научился распознавать их по запаху после того, как однажды сильно отравился.
Они научились всему, так что я мог не опасаться, что нас настигнут слишком ретивые христиане. Впрочем, я погорячился. Пирошка была неуравновешенной особой еще при жизни, а уж после смерти она совсем распоясалась. Иногда на нее находило что-то, и тогда она убивала направо и налево, не щадя никого. Она убивала не ради пропитания, а просто потому что ей нравился сам процесс. Однако, несмотря на кровавый след, тянущийся за нами, пока нам везло. Даже если нас подозревали, всегда удавалось уйти целыми и невредимыми.
Так прошли сто лет, а потом еще сто. Мы объехали весь мир, и я овладел несколькими языками. Дьюла и Пирошка тоже довольно сносно заговорили по-французски, но языки им давались с трудом. Зато они выучились читать и писать. В глухом уголке Румынии у разорившегося аристократа я купил замок, где какое-то время мы втроем скрывались от преследований инквизиции. Вообще, наши собственные дома были рассыпаны по всему миру, и уже не приходилось особо утруждаться, чтобы найти дневное убежище. Деньги, те самые деньги, которые уже не имели для нас особой ценности, так как мы могли бы обходиться и без них, рекой текли в руки, потому что мы с легкостью проникали сквозь любые закрытые двери, и ни один замок не смог бы нас задержать.
Пока по Европе рыскали католические монахи из разных орденов, отлавливая ведьм и нежить, мы с комфортом носились по восточной ее части, не брезгуя ни христианами, ни язычниками. На вкус кровь у них была одинаковая. Пышные кафолические кресты почти не имели над нами власти, потому что Византия упорно гнула свою линию, что для связи человека с богом совсем не обязательна церковь. Отсюда в рядах ее последователей начались разброд и шатания. И в короткое время там наплодилось множество сект, проповедовавших жуткую ересь. Да и сама Византия была уже не той, что прежде. С самого момента схизмы она неуклонно двигалась к своему закату. Поэтому мы и не боялись, как бы ни трясли крестами застигнутые врасплох жертвы. Вера на востоке ослабла. Однако Божие – Богу, но человеческому терпению тоже иногда приходит конец, и тогда они начинают бороться иными способами.
Недалеко от моего румынского замка находился некий монастырь святого Василия. Монастырь имел какие-то угодья, на которых работали монахи, выращивая капусту и морковь. Работали они до темноты, и Пирошка повадилась туда за едой. Она никогда не удосуживалась прятать тела, а бездумно бросала их прямо на месте трапезы. Когда монахи обнаружили в течение одной недели троих своих братьев с прокушенными шеями, то сразу же поняли, что к ним наведывается вампир, который не остановится до тех пор, пока не сожрет всю их братию. И они отправили трех соглядатаев, которым вменялось найти источник зла. Эти три брата – брат Николай, брат Феодор и брат Евпраксий – были снабжены памятками о том, как распознать вампира и чем его убить. Я читал этот листок и очень посмеялся, хотя там была и доля правды.
Например, строчка о том, что мы боимся серебра, абсолютно не соответствовала действительности. Ведь даже дети знают, что серебро принадлежит луне, а где вы видели вампира, который боится луны? Это было наше солнце. Луна своим неверным отраженным светом пробуждала нас по ночам. И мы должны бояться лунного металла? Мы не любили золото, которое, как известно, металл солнца. Но не боялись его, хотя оно и было нам неприятно. Поэтому никак нельзя было убить нас золотыми или, тем более, серебряными ножами. Хотя рана от золота затягивалась медленнее, чем от серебра. Говорю об этом, потому что однажды сильно поранил палец о брошь какой-то девицы, которая вздумала сопротивляться.
Еще там был пункт про святую воду. Конечно, когда вода была освящена фанатично верующим христианином, да еще и католическим крестом, то она действовала как серная кислота. Но в пятнадцатом веке даже среди святых отцов было мало истинно верующих, не говоря уж о фанатиках. Все обряды исполнялись кое-как, и с таким же успехом можно было бы налить воду из реки. Но один пункт меня испугал не на шутку. Там говорилось, что в сердце вампира нужно вонзить осиновый кол. Осина – проклятое дерево, потому что на нем повесился Иуда, и такое проклятье уже не шутки. Это древнее проклятье было наложено много лет назад, когда каждый христианин был верующим, и за минувшие столетия оно не потеряло силы. Проклятье Иуды, предавшего сына Божия, было сильным и страшным. Иначе ведь и быть не могло, ведь тогда последователей Иисуса можно было пересчитать по пальцам, и все они были свидетелями его чудес. Само собой, что шли они за ним, только уверовав. Так что осиновый кол – очень опасная штука. Еще в памятках рекомендовалось использовать мощи святых или святые реликвии, оставшиеся от них. Это был тоже очень опасный пункт, но, к счастью, среди реликвий было много подделок. Однако истинная реликвия – очень могущественная вещь, ведь она освящена прикосновениями настоящего святого. Как-то в своих путешествиях я наткнулся в лесу на одинокого монаха. Я был голоден и без раздумий набросился на него. Однако монах выхватил какую-то полуистлевшую кожаную сандалию и выставил ее передо мной, словно это оружие. Признаться, я даже был слегка оскорблен и, вместе с тем, не в силах был сдержать смех. Отсмеявшись, я неторопливо протянул руку, чтобы взять его за горло. Хорошо еще, что я не потянулся к нему зубами. Монах ударил по моей протянутой руке этой самой сандалией. Яркая вспышка осветила ночной лес, и острая боль пронзила мою руку. Боль была настолько сильной, что я временно перестал соображать и упал на колени, прижимая искалеченную руку к груди. И действительно, рука выглядела так, словно я засунул ее между мельничными жерновами – искореженная, изломанная, перекрученная. Вдобавок я заработал ожог – плоть была обуглена, как на очень сильном пламени. Он шагнул вперед, замахиваясь сандалией, и я побежал от него, запинаясь за корни и цепляясь крыльями за деревья. Он не стал меня преследовать, и только благодаря этому я остался жив. Рука потом заживала очень долго, а я зарекся в будущем недооценивать братию.