Страница 34 из 51
– Что я могу вам сказать? – проговорил доктор писклявым голосом, – болезни такого рода приходят сами собой и точно так же уходят. Лечения от них нет. Но однажды больная может проснуться такой же, какой была до этого… мнэээ… печального случая. А может и до самой смерти пребывать в состоянии… неадекватности. Как кому повезет. Будем надеяться, что Александре Карми повезет. Но когда это везение случится, мы знать не можем.
Уже потом, когда они с Анной вышли из дверей приемного покоя, сопровождаемые все тем же санитаром, Фил неожиданно спросил:
– А что там за памятник? Можно посмотреть?
Санитар лишь пожал могучими плечами и махнул рукой – смотри, мол.
Фил помчался к памятнику и застыл перед серым гранитным обелиском, на котором было выбито: «Димитрос Пападас, профессор, главный врач психиатрического отделения больницы святого Игнация. Погиб от руки пациента». Эту же фамилию носил один из учеников школы, и Фил, взглянув на дату рождения, подумал, что убитый мог бы быть его прадедом. Он попытался представить Димитроса Пападаса огромным мужиком в латах, сражающимся с вооруженным до зубов сумасшедшим. Но на память почему-то все время приходил маленький врач с большим носом. И хотя в герои он не годился, Фил вдруг понял, что каждый работник этой унылой больницы постоянно рискует своей жизнью.
Молчаливый и печальный, он вернулся к Анне.
– Так-так-так, – говорил Беркеши, слушая Фила.
Тот взахлеб рассказывал о посещении больницы, причем весь его страх словно рукой сняло.
– Значит, в любой момент? Что ж, было бы неплохо, если бы твоя мама смогла вернуться домой.
– Еще бы. Врач сказал, что она станет такой же, как и была. И мы снова сможем жить втроем в нашем новом доме. Или поедем путешествовать далеко-далеко.
– Ты хочешь путешествовать? – спросил Иштван.
– Конечно. Кто же не хочет? Я бы в Америку поехал к индейцам.
Иштван мягко улыбнулся и потрепал Фила по голове.
– Боюсь, что индейцы теперь стали другими. Но можно и в Америку. В Перу. Я тоже всю жизнь мечтал там побывать.
– Туда и поедем, – тут же решил Фил. – И ты с нами.
Он желал фантазировать о будущем, как желает путник глотка свежей воды. Несмотря на все свои способности, Фил был всего лишь подростком, который устал от несчастий, преследующих его семью.
Иштван достал атлас, и они провели великолепный вечер, выбирая маршруты и попутно изучая все самое интересное, что могла бы принести такая поездка.
– А знаешь, – вдруг сказал Фил, – в нашем городе когда-то жил маньяк-убийца. Кто-то вроде Чарльза Мэнсона. Он был совсем-совсем ненормальный и хотел только одного – убивать. А потом его посадили в психушку. Да-да, в нашу городскую психушку, туда, где сейчас…– мальчик хотел сказать «моя мама», но почему-то не смог произнести эти слова. – Ну вот, и он там убил главврача. А знаешь, кто был этот врач? – Фил сделал огромные глаза. – Это был прадедушка нашего Пападаса. Того самого, друга Редли. Я сегодня видел там памятник.
– Фил, – серьезно ответил Иштван, – даже не думай рассказывать кому-то такие глупости. Ты должен понимать, бывает, что люди сходят с ума. Бывает даже, что они становятся буйными. Для буйных есть два отделения в нашей больнице – первое и второе. Мужское и женское. И работать там очень опасно, потому что такой человек в период обострения становится сам не свой. Не понимает, что делает и все тут. Никакого кровожадного убийцы не существовало, был просто один больной, который до этого никого и не думал убивать. И… и все произошло случайно. Возможно, потом он долго жалел о содеянном. А может быть, и не вспомнил даже. Но, поверь, это не было его желание, это была болезнь. Вот ты откуда взял маньяка? Придумал ведь?
– Придумал, – согласился Фил. – Увидел памятник и подумал…
– Теперь подумай о другом. Если бы здесь когда-то был маньяк, то о нем рассказывали бы легенды. Городские легенды. Ведь так? Но никто ничего не рассказывает. Даже самые главные сплетницы. Даже Анна. Хочешь знать, как было на самом деле?
Фил кивнул.
– Димитрос Пападас работал в психиатрическом отделении почти полвека. Пришел он туда совсем молодым санитаром, потом учился и, в конце концов, стал главным врачом. Это говорит о том, что он был очень целеустремленным человеком. В тот день он делал обход в отделении для буйных. И только вошел в палату человека по имени… впрочем, я не знаю его имени. Пусть он будет просто Х. Так вот, когда он вошел в его палату, то Х вдруг набросился на него и даже успел зубами прокусить профессору шею. Но врач умер не от этого. Он был уже старым, и его сердце не выдержало. Да-да… случился обширный инфаркт. Вот и вся тайна. А главное – урок на будущее и для тебя – никогда не придумывай что-то, не узнав сначала правду. Вот, например, обо мне много говорят? Ты не опускай голову, посмотри мне прямо в глаза и скажи – много говорят обо мне или нет?
– М… много…
– Вот видишь. А что говорят? Наверное, говорят, что я вампир?
– Нет, – затряс головой Фил. – Говорят, что колдун, чернокнижник.
– Ты живешь в моем доме. Скажи, ты хоть раз замечал, чтобы я занимался колдовством?
– Нет…
– Конечно, нет. Потому что это неправда. Но люди говорят. А все почему? Потому что никто из них никогда не пытался узнать правду. Ведь для этого нужно прийти в мой дом или хотя бы поговорить со мной. Так? Кто-то придумал, что колдун – и понеслось. А ведь что проще – прийти и спросить? Только теперь они напуганы настолько, что уж точно никто не придет. Сами придумали, сами боятся. Но я не хочу, чтобы ты повторял их ошибки. Человек, боящийся собственных домыслов, – трус, достойный лишь презрения. Ты понял? Понял?!
Беркеши схватил Фила за подбородок и заглянул ему в глаза. Впервые мальчик видел это лицо так близко, и на мгновение ему показалось, что в черноте глубоких глаз пляшут красные искры. Конечно, это было лишь отражением лампы от витражного окна библиотеки. Но ему все равно стало страшно. И опекун словно прочитал его мысли:
– Я напугал тебя? Ну, извини. Мне просто очень не хочется, чтобы ты уподоблялся этим глупцам. Я такой же человек, как ты или любой другой. Все – иди, мне нужно писать.
– Спокойной ночи, – послушно сказал Фил и вышел.
Спать он, однако, не собирался. Спрятанная рукопись не давала ему покоя. Она, словно светящаяся точка, постоянно напоминала о себе. Кроме того, Фил боялся, что ее могут обнаружить и забрать. Но едва лишь он переступил порог спальни, как его неодолимо потянуло ко сну. Он рухнул на постель, не раздеваясь, и проспал до самого утра.
Иштван вернулся к работе, но писать не мог. Его мысли постоянно возвращались к одному и тому же, и вы ошибаетесь, если думаете, будто его потрясло известие о том, что в городе его держат за колдуна.
– Значит, она может очнуться в любой момент…– бубнил он, как заведенный, – в любой момент, в любой… как я мог быть так слеп? Нельзя, нельзя этого допустить!
Он с грохотом стукнул кулаком по столу, что для его флегматичной натуры означало высшую степень гнева. Если бы Фил увидел в эту минуту своего опекуна, то был бы очень удивлен. Гримаса злости исказила безупречные черты венгра, руки бессознательно сжались в кулаки. Он вскочил со стула, опрокинув его, но даже не заметил этого. Верхняя губа приподнялась, обнажив удлинившиеся клыки. Он зарычал, как дикий зверь, смахнув со стола раскрытый ноутбук и письменный прибор. Хрустнул вырванный с мясом кабель, и компьютер грохнулся на пол. Книги, оказавшиеся на столе, разделили ту же участь. Иштван едва заметил образовавшийся беспорядок. Прекрасные глаза сузились до двух щелочек, в которых плясали багровые искры. Он рванул на себя оказавшийся рядом шкаф, книги горохом посыпались с полок, а следом с грохотом рухнул и сам шкаф, расколовшись на две части. Но и этого венгру показалось мало. Размахнувшись, он изо всех сил пнул разбитый шкаф, словно тот был виноват в его несчастьях. Он продолжал пинать его, злобно шипя сквозь зубы что-то по-венгерски. Иштван успокоился, только когда перед ним оказалась бесформенная куча обломков, уже не имевших ничего общего с книжным шкафом. Он молча стоял над этим разгромом, плотно сжав бледные губы.