Страница 76 из 97
– Ступайте к себе, моя госпожа, – мягко произнес Гиммель над самым ее ухом. – Я вижу, что утомил вас сегодня. Benedictio Domini… Ступайте, а завтра мы поговорим о substantia vitalis***, то есть о нематериальном начале, которое суть отражение воли Хроноса.
Мартина сонно кивнула, взяла свечу и, поминутно зевая, направилась к выходу. Прохладный воздух галереи и переходов слегка освежал, но на женской половине стояла страшная духота, поневоле вгоняющая в дрему. Коридор был пуст и темен, масляные светильники на стенах потушены. Из покоев Элизы и тетушки Теклы не доносилось ни звука: Элиза давно перебралась в комнаты их покойной матери, а тетушка после похорон барона слегла, да так до сих пор и не встала.
Не обнаружив в комнате Кристины, девушка сердито насупилась. Кое-как сама распутав шнуровку, она стянула платье, бросила его тут же на полу, вытащила янтарные шпильки и, пару раз проведя щеткой по волосам, уже собралась ложиться, но вдруг передумала.
Дождь кончился, но с крыш еще текло. Распахнув окно, Мартина облокотилась об узкий карниз, ловя в ладонь тяжелые капли и полной грудью вдыхая сырой ночной воздух. Спать ей уже расхотелось; поджав босые ноги, она рассеянно скользила взглядом по зубчатым силуэтам замковых стен. На площадках и в караульных башнях горели огни, слабый отсвет медленно двигался над парапетом – стража совершала ежевечерний обход. Девушка проводила огонек глазами и прислушалась – откуда-то послышался странный шорох и бормотание. Послушав немного, но так и не определив источник звука, Мартина раздраженно передернула плечами и, заскучав, наконец легла в постель.
Сон сморил ее сразу, едва голова коснулась подушки.
* От судьбы не уйдешь
** Так и именно так
*** Жизненная сила
Она не поняла, что ее разбудило. Мгновение – и она уже сидела в кровати, прижимая руки к груди, словно пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Страх подкатывал к горлу, воздуха не хватало. Вокруг стояла могильная тишина, не нарушаемая ни единым звуком, ни одним движением.
Немного помедлив, Мартина сунула ноги в туфли, накинула плотную шаль и, еле дыша, подкралась к двери. Тяжелая створка со скрипом отошла, почти сразу наткнувшись на препятствие; внизу что-то завозилось, ойкнуло, и глазам Мартины предстала заспанная служанка, поспешно поднимающаяся с пола. У девушки тут же защекотало в носу – в воздухе повисла горьковатая пыль, а Кристина, разжав ладони, принялась суетливо вытирать их о передник.
– Что ты тут делаешь? – сердито прошипела дочь барона, не удержавшись от чиха.
– Простите, барышня, – виновато шмыгнула служанка. – Я вас не хотела беспокоить…
– Что у тебя в руке?
– Да ничего.
– Опять дубовую кору рассыпала? – грозным шепотом переспросила Мартина и, не дождавшись ответа, толкнула служанку в сторону. – Язычница, лэттка…
– Нет, барышня, не ходите туда! – неожиданно воскликнула та, вцепившись Мартине в рукав. – Там черные дела творятся!
– Какие дела? Совсем ума лишилась!
– Черные дела, барышня… Не ходите!
Их возню прервал негромкий тоскливый крик со двора.
– Пусти! – Мартина решительно вырвала рукав из пальцев перепуганной латышки и, подхватив подол, побежала к лестнице.
– Нет, барышня, не ходите!… – отчаянно выкрикнула ей вслед Кристина, но девушка уже сбегала вниз, в пустой темный зал с потухшими очагами, оттуда – на улицу и повернулась к донжону.
Под ногами захлюпала вода, туфли и подол мгновенно промокли, но Мартина не обратила на это внимания. Сзади что-то тихо прошелестело, по шее скользнуло слабое дуновение. Краем глаза она уловила какое-то движение, но тут же отвлеклась. Лужи, растекшиеся по выщербленным плитам двора, напоминали уродливые кляксы. Сильный порыв ветра на мгновение разогнал облака, и бледный отсвет заходящего месяца отразился в них как в осколках разбитого зеркала. Но одно пятно так и осталось темным. Затаив дыхание, Мартина медленно приблизилась к нему и остановилась как вкопанная.
На каменных плитах лежала изломанная мужская фигура. Голова мужчины была свернута на бок, лицо скрывала тень, мокрые волосы облепили череп. Скрюченные пальцы правой руки, вывернутой под неестественным углом, сжимали рукоять длинного кинжала с обломанным лезвием. Высокие дорожные сапоги неряшливо съехали к лодыжкам, как будто их натягивали второпях, даже не застегнув пряжек. Широкий плащ сбился комком под телом, из-под него медленно расползалась еще одна клякса, чернее и страшнее всех прочих. По всей видимости, человек был мертв – все указывало на то, что он упал с большой высоты, возможно со стены или с верхней площадки донжона.
Но оцепеневшая от ужаса девушка этого не понимала. Минуту или две она стояла, не в силах пошевелиться, потом, словно очнувшись, опустилась на колени и обхватила голову трупа. Та оказалась холодной и тяжелой как камень и никак не хотела поворачиваться. Ладони Мартины едва не соскользнули, по ним пробежало что-то горячее, даже обжигающее, потом раздался легкий хруст, и на девушку глянули мертвые глаза Жульена де Мерикура.
Мартина разжала руки и поспешно провела ими по рубашке, оставляя темные пятна на ткани. Только тогда она заметила, что сидит в луже крови, и поползла прочь, оставляя за собой кровавый след. В конце концов ей удалось подняться на ноги, но она не могла сделать ни шага – ее била крупная дрожь, от которой зуб не попадал на зуб. Холодная волна покатилась по телу, лишая сил, и девушка, вскрикнув, закрыла лицо руками, чувствуя, как теряет сознание.
Кто-то подошел сзади, ступая четко и уверенно. Эхо разнесло по двору размеренный стук каблуков и звяканье шпор. Спокойный голос произнес:
– Фрейлейн фон Зегельс? Что здесь происходит?
Мартина сжалась в комок, отчаянно мотая головой и мыча в сомкнутые ладони. Альберт Хорф бросил на нее быстрый взгляд, потом шагнул к распростертому на камнях телу, проводя факелом от головы к ногам.
– Вот оно что, – без особого удивления он ткнул тело кончиком сапога и, немного помедлив, перекрестился.
– Это… это…
– Да, Мерикур. Видимо, был пьян как свинья и выпал из окна. Что ж… – Хорф пожал плечами, делая отмашку факелом.
Несколько человек тут же вынырнули из темноты, словно только и ждали знака, и комендант отдал приказ убрать тело. Никто не произнес ни слова. Трое подняли и унесли Жульена, завернув его в собственный плащ, еще остальные сразу принялись оттирать кровавые пятна с камней. Хорф удовлетворенно наблюдал за происходящим, его лицо в свете единственного факела выглядело абсолютно невозмутимым. Мартина опустила руки, с тягостным недоумением смотря перед собой. Она взглянула на Хорфа и уже была не в силах отвести глаз – такое поразительное спокойствие казалось ей более жутким, чем звериный оскал. Еще неестественней было мертвенная тишина, окутавшая замок. Ни один человек не вышел на крик: слуги оставались в своих помещениях, стражники – на посту, господа, как видно, продолжали мирно почивать, словно им всем не было никакого до внезапной смерти француза. Это был заговор, заговор безучастия, точно все заранее сговорились между собой не обращать внимания на подобные мелочи. Даже стены, казалось, примкнули к нему, и башни, подобно коменданту, невозмутимо таращились темными провалами окон на копошащихся внизу людей.
Девушка попятилась, чувствуя, как дрожат и подкашиваются колени, но в ту же секунду Хорф оказался у нее на пути и приблизил факел к самому ее лицу.
– Куда вы, фрейлейн? – тихо произнес он.
Мартина вздрогнула, стягивая на груди края шали.
– Что с вами? – Рыцарь наклонился ниже, щекотнув ее своим дыханием. – Вы онемели? Неужели вам жаль этого глупца?
– Я… надо сообщить Элизе, – испуганно прошептала девушка, растерянно оглядываясь. Однако никто даже посмотрел в их сторону.
– Зачем? Баронесса фон Зегельс не желает, чтобы ее беспокоили.
– Но ведь это ее муж!
– Был ее мужем, – холодно подчеркнул рыцарь, выпрямляясь и отступая в сторону. – Теперь баронесса вдова. И вам не стоит здесь оставаться. Ступайте, смойте с себя кровь.