Страница 11 из 33
Голос рассказчика становится тише: он видит, как утомлен больной академик длительной беседой. Гости тихо выходят из кабинета.
Мальцев долго не может успокоиться.
— Жаль, помешала болезнь поговорить, а край как надо было от него самого услышать о значении травяного поля в севообороте. Кое-где колхозы уже перешли на десятиполку и два поля засевают многолетними травами.
Читал Терентий Семенович у Вильямса о том, что однолетние сельскохозяйственные растения не в состоянии накапливать в почве органические вещества. И пока что принимает на веру категоричное и безоговорочное:
«…у сельского хозяйства выбора нет. Имеется только один способ решения задачи — культуру однолетних растений время от времени нужно прерывать культурой многолетних травянистых растений… Мы вынуждены необходимостью, ибо мы не располагаем сейчас иными способами создания прочности почвы, прочности комковатой структуры».
Колхозник-опытник, делающий в науке первые шаги, не мог не поверить крупнейшему ученому авторитету, и это не было ни виной его и ни бедой, ибо требовалось время, чтобы проверить, осознать и опровергнуть ошибочность травопольной системы земледелия. Мальцев придет к этому не сразу, через десять лет после того, как убедит колхозников и введет десятиполки с многолетними травами. Надежды на повышение урожаев не оправдаются. И Мальцев начнет искать иные исходные данные для создания в почве органического вещества — главного элемента почвенного плодородия. Как ни странно, на опровержение тезиса Вильямса его натолкнет мысль самого академика. Не единожды вчитываясь в его труды, вдруг увидит, что Вильямс, при всей категоричности собственных выводов, оставил широкий коридор для идущих следом:
«…но пределы развития науки, пределы нашего познания законов природы и возможности их регулирования остаются по существу безграничными: поэтому влияние ограничивающего фактора на данной стадии развития науки и техники есть процесс исторического порядка, который возможно и должно преодолевать».
Это будет поддержка учителя ученику, дружеское рукопожатие, которое Мальцев пронесет через годы тревог, размышлений и опытничества, неустанных поисков, непонимания со стороны многих ученых и в конце концов — признания.
В тридцать девятом году открылась Всесоюзная сельскохозяйственная выставка. Она подводила итог десятилетию, в котором крестьяне окончательно повернули от мелкого единоличного хозяйства к крупному коллективному — на путь социализма.
Два года боролись колхозники артели «Заветы Ленина» за право участвовать во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. И вот колхоз-новатор, инициатор развития опытничества в сельхозартелях, — участник главной выставки страны. В павильонах «Сибирь» и «Зерно» рассказывают о нем красочные стенды.
В павильоне «Сибирь» через всю стену слова Максима Горького:
«Была раньше Сибирь каторжная, необъятный край необъятного горя, край кандалов и смертей. Сейчас есть обновленная колхозная земля, Сибирь советская, край социалистического созидания».
Гости толпятся у стендов: механизация сельского хозяйства в тысяча девятьсот десятом году и вооруженность колхозной деревни в тридцать восьмом. С одной стороны — деревянный плуг, борона, соха. С другой — модели тракторных плуга и культиватора. Рядом с панно, где светятся золотом колосья пшеницы, лежит книга-рапорт колхоза «Заветы Ленина». Как увидели мальцевские колхозники-ударники макеты своей хаты-лаборатории, теплицы, пшеничный сноп с красной лентой, так и остались до вечера в этом павильоне, помогая экскурсоводам рассказывать о родном колхозе.
На другой день делегация пришла в павильон «Зерно». Из зала в зал переходили группы посетителей. Шадринцы — полевод Т. С. Мальцев, доярка В. В. Беляева и счетовод А. К. Карандашев — подолгу стояли у стендов, читали о передовом опыте лучших артелей страны. В центре зала науки установлены портреты ведущих опытников страны. Терентий Семенович не раз уже встречался с ними — Лысенко, Осипов, Мусийко, Серов…
— Терентий Семенович, — трогает за рукав Беляева, — смотрите, и ваш портрет.
— А похож-то как, а, Терентий Семенович, — радуется Карандашев и читает громко: «Талантливый самоучка, достигший высот науки»…
— Тише, товарищи, тише, люди смотрят, — останавливает спутников Мальцев. От смущения не знает, куда деть руки. Тут же спохватывается, как бы чего не упустить. Достает из-за голенища тетрадь и записывает данные, вычерчивает таблицы: где еще почерпнешь столько ценного практического опыта? Сам он хочет добиться, чтобы и на засоленных почвах, а их за Уралом немало, можно было выращивать пшеницу и получать высокие урожаи.
Огромен размах работы колхозной хаты-лаборатории: тысячи полевых делянок, более двух тысяч вегетационных сосудов. Но деятельность опытников не ограничивается селекцией и семеноводством. Главная забота — создать образцовый порядок на полях всего колхоза. А трудностей немало. Не хватает техники. Только пятьдесят рабочих лошадей осталось в артели: лучших коней отправили на лесоразработки для строек Урала. Шадринская МТС пока бедна, едва ли не самая бедная в области. И все-таки в «Заветах Ленина» — лучшие урожаи, введены и строго соблюдаются правильные севообороты. Нашел колхозный полевод и эффективный способ борьбы с овсюгом.
Работой полевода интересуются в наркомате земледелия, знают о нем в Центральном Комитете партии. Весна тридцать девятого года. Терентия Семеновича вызывают в Москву, к секретарю ЦК партии товарищу Андрееву.
— Давайте знакомиться, Терентий Семенович, — вышел из-за стола Андрей Андреевич. — Сколько вам лет? Да мы одних годочков, — засмеялся. — А у вас ни одного седого волоса нет. Взгляните-ка у меня! — наклонил сильно поседевшую голову. Потом выпрямился, прошел по кабинету. Остановившись перед гостем, снова засмеялся. — Да вы садитесь, разговор у нас долгий и серьезный.
Развертывая перед Мальцевым программу развития зернового хозяйства страны, Андреев особенно выделял улучшение земледелия на востоке, советовался, можно ли расширять озимые посевы.
— Можно-то можно, — соглашался Мальцев. — Мужики у нас завсегда сеяли рожь под зиму, на случай недорода пшеницы. Худо-бедно, а рожь все равно вырастет. Хоть и невелики урожаи, а не без хлеба. Сеять опять же не весной и поспевает рано, с уборкой управляться легче.
Он понимал заботу партии и правительства о расширении посевов в Сибири. На западе все больше сгущались тучи, международная обстановка накалялась. Нужно быть готовыми ко всему, нужно быть с хлебом.
— Просьба большая, Терентий Семенович, — сказал, прощаясь, Андреев. — Поживите в Москве несколько дней. Комнатка для вас есть в общежитии. И каждый день пишите, что, по вашему мнению, надо делать в первую очередь. Важно это. Материалы готовим для доклада на XVIII партконференции.
Общежитие, где Терентию Семеновичу отвели комнатку, находилось неподалеку от зоопарка, ему хотелось сходить туда, посмотреть на диковинных зверей. Решил, что, как закончит писать, устроит экскурсию. Писал же до самого отъезда, забыв про зоопарк. Мысли, которыми делился в небольших статьях, опубликованных ранее в журналах «Колхозник», «Колхозное опытничество», «Яровизация», «Колхозный бригадир», в газете «Челябинский рабочий», теперь приобретали обобщенную форму и масштабность, выводы и наблюдения подтверждались практическими результатами.
…В январе тысяча девятьсот сорок первого года в газете «Социалистическое земледелие» Мальцев писал:
«Мое искреннее желание — показать подлинную силу советской передовой науки, чтобы ее достижениями можно было любоваться на необозримых полях наших колхозов».
…Минула последняя предвоенная весна. На фронт из села Мальцево, как и из других сел, ушли почти все мужчины. Терентий Семенович и Татьяна Ипполитовна проводили старшего сына Константина. Исполнилось Косте девятнадцать, закончил десятилетку и собирался учиться на агронома. Но вместо хлебного поля выпало ему поле брани. Письма от Кости приходили редко. Возвращаясь вечерами домой, Терентий Семенович с немым вопросом вскидывал на жену синие глаза. И по обострившимся скулам, по темным запавшим глазам без слов понимал, что нет весточки от Костюши. Шершавой потрескавшейся ладонью гладил вздрагивающие плечи жены: