Страница 13 из 127
— Буду докладывать о каждом шаге.
Когда он положил трубку, я позвонил вниз и попросил Эдди, дневного коридорного, принести мне сэндвич с бифштексом и стакан молока.
— Бифштекс сегодня так себе, — ответил Эдди.
— А как сегодня ливерная колбаса?
— Колбаса хорошая.
— Тогда неси сэндвич с ливерной колбасой.
Дожидаясь Эдди, я расписался на обороте чека, положил
чек в конверт и адресовал его Майрону Грину. Когда же Эдди принес сэндвич, я заплатил за него и дал Эдди письмо, а также два доллара, чтобы поставить на лошадь, которую я выбрал в самолете.
— У них опять нет шестицентовых марок, — предупредил Эдди, — но у меня завалялось несколько штук.
— Во сколько они мне обойдутся?
— По десять центов штука.
— Наклей на письмо одну, — я дал ему десять центов. Вот почему я так люблю Нью-Йорк. Сосед никогда не откажет в помощи. Правда, не без выгоды для себя.
Я съел сэндвич и остаток дня провел в ожидании телефонного звонка, читая детектив, купленный в вашингтонском аэропорту, об агенте ЦРУ, два года болтавшемся по Китаю, отравляя источники питьевой воды.
К шести часам телефон так и не зазвонил, но я подождал еще пятнадцать минут, прежде чем набрать номер.
— Авторемонтная мастерская От А до Я, — ответил мужской голос.
— Мне нужен Паризи.
— Кто?
— Паризи, — отчетливо произнес я. — Джонни Паризи.
— Такого здесь нет.
— Скажите ему, что звонит Филип Сент-Ив.
— Сент-кто?
— Ив. Повторить по буквам?
— Сейчас погляжу.
Через пару минут трубку взял Паризи.
— Привет, Везунчик.
— Мне понравился твой новый секретарь.
— Ты о Джое? Что-то в нем есть, не так ли?
— Полностью с тобой согласен.
— Между прочим, вернувшись от тебя в субботу, я понял, что проигрался в пух и прах. Вечер обошелся мне в девятьсот баксов, и большая их часть перекочевала к Огдену.
— Ему нужны деньги. В следующем месяце его дочь идет в колледж.
— Черта с два. Он столько заколачивает, что может отправить в колледж дюжину дочерей, причем это никак не отразится на его бюджете.
— Таких богачей просто нет, — возразил я.
— Может, ты и прав, — не стал спорить Паризи. — Все было по-другому, когда мы учились в колледже. Не понимаю я нынешнюю молодежь. Вечно орут, бунтуют, чего-то требуют.
— Они просто другие.
— Им слишком легко достаются деньги, — определил причину Паризи.
— Ты сможешь пообедать со мной сегодня? — сменил я тему.
— В десять у меня встреча с одним парнем.
— Подъезжай к восьми, и я угощу тебя бифштексом.
— У Доминика?
Я вздохнул. Доминик означал, что мне придется выложить за обед сорок долларов.
— У Доминика.
— Идет. В восемь часов, — я уже собрался попрощаться, когда он спросил: — Ты снова работаешь, не так ли?
— Работаю, — подтвердил я.
— Я так и понял, — и он положил трубку.
Доминик, небольшой ресторанчик в западной части 54-й улицы, однажды приобрел популярность, когда один голливудский киногерой стал захаживать туда, приезжая в Нью-Йорк. В ресторане царили тишина и покой, посетителям подавали отменную еду, да к тому же тридцать процентов стоимости ресторана принадлежали доброму другу кинозвезды, занимавшему достаточно высокую ступеньку в преступной иерархии. Однако об убежище кинозвезды стало известно, в ресторанчик повалили заезжие туристы, заказывая спагетти, фрикадельки и даже пиццу, чем вывели из себя шеф-повара, который пригрозил, что уволится. Киноактер перестал появляться в ресторане, его владельцы подняли цены, туристы перебрались в другие заведения, где могли встретить какую-нибудь знаменитость, чтобы потом поделиться впечатлениями в Джоплине или Седар-Фоллз, а может, в Чикаго или Далласе. В Америке много желающих поглазеть на знаменитости, и живут они не только в Джоплине или Седар-Фоллз.
И теперь в Доминике вновь царили тишина и покой, цены остались астрономическими, шеф-повар сиял от счастья, а ресторан выполнял первоначальную задачу — приносить владельцам убытки, чтобы хоть как-то прикрыть прибыли от других, не столь респектабельных, предприятий.
Паризи уже сидел за столом, жуя стебелек сельдерея, когда я вошел в ресторан в самом начале девятого.
— Пытаюсь бросить курить, — пояснил он. — Говорят, что сельдерей тому способствует.
— Удачи тебе, — и я поднес зажигалку к сигарете.
— О черт, — Паризи выудил из кармана янтарный мундштук. — Одолжи мне сигарету. Курить брошу завтра.
Мы заказали по мартини, затем углубились в изучение меню
— Ты голоден? — осведомился Паризи.
— Пожалуй, что да.
— Я тоже. Пришлось пропустить ленч. Закажем жареное мясо?
Жареное мясо стоило двадцать семь с половиной долларов.
— Нет возражений.
Паризи широко улыбнулся, не вынимая изо рта мундштук.
— Как я и говорил, я голоден.
Паризи долго объяснял официанту, разумеется, на итальянском, как жарить мясо, что положить в салат, какое подать вино. Я оглядел наполовину пустой зал. Ниша, в которой принимал гостей киноактер, отпугивала темнотой, и я подумал, что со временем в ней следовало бы устроить храм экранного дива. В ожидании главного блюда мы с Паризи говорили о покере и потягивали мартини.
— Этот Уиздом в прошлую субботу тоже проигрался, — Паризи занял у меня еще одну сигарету.
— Он может себе это позволить.
— Сколько ему оставила бабушка, пять миллионов?
— Семь, но они вложены в фонд, и он должен жить на проценты.
— И сколько ему причитается?
— Если исходить из пяти процентов, то 350 тысяч в год, но, возможно, процентная ставка еще выше.
— О Господи, при таких деньгах он мог бы одеваться получше, — Паризи ценил в людях опрятность.
— Наоборот, с такими деньгами он может позволить себе оставаться разгильдяем, — возразил я.
Паризи кивнул, не то чтобы соглашаясь со мной, но показывая, что он распорядился бы этими деньгами лучше, чем Парк Тайлер Уиздом Третий, ходивший по городу в кроссовках и футболке.
— А чем он занимается? — спросил Паризи. — Не играет же он целыми днями в покер?
— Шутками.
— Шутками? Как в Ридерс дайджест?
— Не совсем. Уиздому нравится подшучивать над известными людьми, которым недостает чувства юмора.
— Тогда они не понимают шуток.
— Это-то и забавляет Уиздома.
Паризи заинтересовался.
— Что же это за шутки? Не вспомнишь ли одну из них?
— Хочешь, расскажу тебе о парке Бонфорд Джентри?
— Где это?
— У Уиздома есть ферма или поместье в Коннектикуте. Там у него жил старый полуслепой эрдельтерьер лет тринадцати или четырнадцати. За ним присматривал садовник. Однажды садовник взял собаку с собой и поехал в близлежащий городок. Там собака вылезла из машины и решила погулять. День выдался жаркий, и у нее вывалился язык. В таком виде эрделя увидел мэр, кликнул местных копов, и они застрелили эрделя.
— Подумали, что собака бешеная? — догадался Паризи.
— Этим они потом оправдывались.
— И что произошло?
— Садовник забрал труп эрделя, увез в поместье и похоронил. Позвонил Уиздому и все рассказал. У Уиздома выдалась свободная пара недель, он поехал в Коннектикут и заглянул к мэру. Городские власти как раз собирались разбить новый парк. Уиздом заявил, что оплатит все расходы, если парк назовут Бонфорд Джентри в честь его давнего друга. Он даже предложил построить фонтан. Мэр принял все за чистую монету и не ждал никакого подвоха. Началось строительство, и Уиздом действительно платил за деревья, качели, клумбы, кусты. К месту установки фонтана подвели трубы, и ночью, перед открытием парка, Уиздом привез на грузовике фонтан, подключил к трубам, укрыл брезентом.
Парк открывали в субботу. Мэр произнес речь, полную слов благодарности Уиздому, а затем дернул за шнур. Брезент упал, одновременно пошла вода. По основанию фонтана тянулась надпись: Бонфорду Джентри, близкому другу и верному спутнику, 1954–1968. Сам фонтан являл собой восьмифутовую скульптуру Бонфорда Джентри, эрделя, застреленного по приказу мэра. Бонфорд Джентри стоял, задрав левую заднюю ногу, и писал водой.