Мумия

Мумия лежала, забившись в свой саркофаг. Ей хотелось заплакать, но она уже три тысячи лет не могла плакать или смеяться, только спать и видеть прекрасные цветные сны. Пробуждение было ужасно.

Она смотрела на обезображенный скелет стражника, на его расколотый череп. «Что они с тобой сделали! — мысленно ужасалась она. — Ты хотел меня защитить, но что ты мог один против них? И что может сделать одна дряхлая трехтысячелетняя мумия против двух здоровенных некрофилов… некрофобов… некрофагов… некро… фиг знает, какие еще эти некры бывают».

Мумия корила себя за трусость: она упустила единственный шанс, когда только выбила фонарь из рук главного злодея и убежала, скрываемая тьмой. Она могла убить его. По крайней мере, попытаться. Второй не так опасен. Но теперь уже поздно: два раза такое не повторяется. Теперь остается только ждать, когда они снова придут к ней, вытащат из саркофага и… Неужели они посмеют? Неужели их не остановит ни страх проклятья, ни уважение к смерти, ни почтение перед старостью? Конечно, нет: у таких людей нет ничего святого. Они сдадут ее в музей, ее выставят на потеху зевакам, но сначала будут долго мучить, а потом положат на свет и будут равнодушно наблюдать, в каких страданиях покинет ее иссохшееся тело жизнь, данная ей навечно. Никогда она больше не увидит снов, никогда не прикоснется к снегу, никогда больше не узнает любви.

А из сокровищницы доносились голоса ее палачей:

— Еще неплохой вариант, — продолжал Том, — продать ее по частям. Голову, скажем, коллекционерам, а руки местным шаманам. Этим руки мумий страсть как нужны для каких-то ритуалов.

Мумия мысленно попрощалась со своими руками.

Она могла бы попробовать проскочить мимо археологов и убежать наружу. Но что толку? Ночь скоро кончится, взойдет солнце и… Все равно быстрее и не так позорно. Можно попытаться убить их, пока они будут спать. Но как, убивая одного, не разбудить другого? Да и справится ли она даже с одним? У нее нет никакого оружия: даже саблю они унесли. Голыми руками? Да разве это руки? Много ли от них осталось? И решится ли она, ни разу не причинившая зла ни одному человеку?

— Нет, слушай, мне не терпится, — сказал Том. — Пошли к ней, хочу глянуть, что там под бинтами.

Мумия вся съежилась. Неужели прямо сейчас?!

— Не надо, — послышался неуверенный голос Джима. — Подожди хоть до утра.

— Чего ждать-то? Я спать еще не хочу. Я уже месяц жду этого момента. Знаешь, сколько мы на этой вяленой овце заработаем? Если б знал, то сразу потерял бы всякую брезгливость. Пошли!

Послышались шаги. Свет снова появился в проеме, ведущем в сокровищницу. Глаза мумии погасли, ослепленные этим светом. Том подошел к саркофагу и протянул к ней руку.

Неожиданно откуда-то издалека донесся глухой голос:

— Эй! Кто здесь?

Том грязно выругался сквозь зубы.

— Пошли, — тихо сказал он, махнув Джиму рукой.

Они прошли коридором к выходу из гробницы.

В лицо им ударил свет фонариков. Археологи сумели рассмотреть два черных силуэта.

— Кто такие? — грубо спросил один из них. — Что делаете в гробнице? Документы!

— Да, да! Документы здесь, — поспешно ответил Джим, услужливо протягивая свой паспорт.

Том остановил его.

— А вы, собственно, почему спрашиваете? — поинтересовался он. — Я на ваши документы тоже взглянул бы. Вы-то кто такие?

— Кто мы? — переспросил все тот же человек в черном. — Вы действительно хотите это узнать?

Внезапно в разрыве туч показалась луна. Ее яркий свет упал на собеседников наших героев. На мгновение промелькнувшие человеческие лица стали стремительно преображаться: зрачки глаз сузились и вытянулись, клыки выросли и, уже не умещаясь в пасти, полезли наружу, лица покрылись шерстью, превращаясь в звериные морды. Оборотни запрокинули головы и громко завыли.

— Что я тебе говорил! — закричал Том. — Они, пока превращаются, себя не контролируют, можно брать голыми руками!

Археологи бросились на оборотней. В руке у Джима был осиновый кол, а у Тома — пистолет, заряженный серебряными пулями.