Страница 6 из 7
Родословия княжеских и боярских родов, перечень киевских и московских митрополитов, патриархов встречаются, помимо рукописи, содержащей Пискаревский летописец, во многих кодексах XVII в. Но относительно записей о литовском князе Гедимине и татарских сказок этого нельзя сказать. Трудно объяснить, почему в сборник, почему в сборник с Пискаревским летописцем помещены сообщение о великом литовском князе Гедимине и татарские сказки. Присутствие их в сборнике нетипично для кодексов того времени, они представляются не связанными с основным текстом Пискаревского летописца, т.к. в последнем не замечено особого интереса ни к Литве, ни к родам литовского происхождения, ни к татарам. Вряд ли три заметки Пискаревского летописца, связанные с Литвой, могут служить доказательством особого внимания составителя именно к Литве: под 6934 г. рассказано о походе князя Витовта на Псков, под 6938 г. говорится о том, что митрополит Фотий находился в заложниках у Витовта, после смерти последнего новый князь Свидригайло освободил митрополита, под 7043 г. помещена заметка о походе на Литовскую землю. Все известия о Литве ограничиваются этими сообщениями, они посвящены взаимоотношениям Русского государства с Литвой, в памятнике не встречается больше ни одной заметки по истории последней.
На протяжении XVIII–XIX вв. кодексом, содержащим Пискаревский летописец, владели разные люди. В XVIII в. он принадлежал некоему Михаилу Полевскому, который первоначально был «служителем» княжны Екатерины Алексеевны Голицыной, а позже – графа Михаила Илларионовича Воронцова (кроме этого, ни о М. Полевском, ни о прочих владельцах рукописи нельзя ничего сказать. У нас нет сведений не только о их биографии, но и о социальном происхождении). Об этом в рукописи имеются надписи XVIII в., сделанные чернилами. После Михаила Полевского летописец принадлежал некоему Александру Емельянову. На листе 2 почерком второй половины XVIII в. чернилами написано: «Из книг Александра Емельянова». Кто были дальнейшими владельцами рукописи – неизвестно, хотя пометы XIX в. свидетельствуют о том, что она читалась позже. Так, на листе 3 почерком начала XIX в. написано: «Оная книга очень писана связна, при ком писано, тот и умеет читать, а мы не умеем». И здесь же, ниже, другим почерком этого же времени написан чернилами следующий ответ на это замечание: «Не справедливо, мой друг, ето ты сказал: когда ты был младенец, то, что написал теперь, и таво не знал»[80]. Знание владельцев рукописи дает представление о бытовании Пискаревского летописца в последующее время, об интересе к нему. Но для Пискаревского летописца наше знание является неполным, мы знаем имена только нескольких его владельцев. В XIX в. рукопись принадлежала московскому купцу Д. В. Пискареву (запись на л. 1об.), от которого и получила свое название. Он был известным московским книгопродавцем, помогал таким коллекционерам, как М. П. Погодин и А. И. Хлудов, но более подробных сведений об этом человеке не сохранилось[81]. Рукопись была передана Д. В. Пискаревым в Румянцевский музей, нынешнюю Государственную библиотеку. Точный год передачи не указан. О. А. Яковлева приводит запись об этой передаче: «…Здесь же почерком XIX в. карандашом записано: „Пискарев № 177 и 75 руб.“, т.е. либо сам Пискарев, либо музей у Пискарева купили эту рукопись за 75 руб.»[82]
3) Пискаревский летописец: источниковедческий аспект изучения
В предисловии к первой публикации Пискаревского летописца О. А. Яковлева так охарактеризовала задачи своего труда: «Для того чтобы дать полную и правильную оценку сообщаемых сведений, надо произвести детальное исследование их и сопоставление с другими источниками. Наше же предисловие ограничивается лишь кратким указанием на разнообразные данные по социально-экономической, политической, культурной и бытовой истории нашей Родины, содержащихся в записках москвича-современника, послуживших источником для " „ ПЛ“ " »[83]. О. А. Яковлева установила, что Пискаревский летописец включает в себя «выписки из древней летописи, большей частью соответствующие по своему тексту Патриаршей или Никоновской летописи, хотя и не совпадающие с нею во всех частях. Эти выписки относятся к 1533–1554 гг.; выписки, основанные на воспоминаниях некоего москвича, написанные в период с 1612 по 1615 г. Они рассказывают о событиях, начиная с конца 30-х гг. XVI в. и кончая 1615 г., которым датирована казнь Ивана Заруцкого, Марины Мнишек с сыном и Федора Андронова»[84]. Исследовательница, основываясь на собственных наблюдениях, датировала время написания рукописи между 1621–1625 гг., т.к. самой поздней датой, встречающейся в основном тексте летописца, является 1621 г., под которым помещена заметка о поставлении в Тобольской епархии митрополита Киприана, а самая ранняя приписка к тексту летописца сделана в 1625 г. О. А. Яковлева отметила, что главный интерес Пискаревского летописца заключается в сообщаемых автором новых фактических сведениях, которые нередко уточняют и исправляют ряд искажений (исследовательница не оговаривает, какие именно искажения она имеет в виду)[85]. Как уже отмечалось выше, О. А. Яковлева не проводила подробного исследования Пискаревского летописца, поэтому ее мнение о нем как памятнике достоверном представляется недостаточно убедительным.
К числу новых сведений Пискаревского летописца О. А. Яковлева отнесла следующие: сообщение под 1539 г. о месте погребения Алексея Адашева (город Углич, Покровский монастырь); под тем же годом – о центре правления в эпоху управления Русской землей Адашевым и Сильвестром – избе в Московском Кремле около Благовещенского собора; пребывание Алексея Адашева в Турции под 1539 г.; сообщение об утвержденной грамоте 1598 г., по которой Борис Годунов был избран на царство; о маневрах русского войска в 1598 г. во время приема Борисом Годуновым крымского посла; о том, что Григорий Отрепьев, перед тем как бежать в Польско-Литовское государство, посетил инокиню Марфу в монастыре, договорился с ней о том, что она признает в нем своего сына, и получил от нее в благословение крест царевича Дмитрия под 1603 г.[86] К числу новых сведений были отнесены также следующие сообщения: о видении митрополиту Макарию об опричнине под 1560 г.; о подозрительном отношении царя Бориса Годунова к верхам служилого сословия и о доносах ему боярских людей под 1600 г.; о сохранении после смерти Лжедмитрия I чинов и земельных владений за теми, кому он дал их под 1603 г.; о политическом сыске при Грозном без указания даты; о мятеже в Москве после смерти Грозного под 1584 г.; о женитьбе Лжедмитрия I в Польско-Литовском государстве на Марине Мнишек под 1603 г.; о голоде, хлебных ценах и раздаче населению денег при царях Борисе и Василии Шуйском и в эпоху междуцарствия под 1601, 1611, 1612 гг.; о присылке митрополитом Макарием Ивану Грозному погребальня под 1560 г.; о малолетнем князе Иване Андреевиче Шуйском и дядьке его под 1586 г.; о жизни в московском Новодевичьем монастыре царицы Ирины под 1604 г.; о пожаре в этом же монастыре того же года; о свадьбах в Москве при Лжедмитрии I под 1603 г.; о попытках добычи золота и серебра из руды под 1569 г.[87] О. А. Яковлева отметила также, что Пискаревский летописец содержит много новых сведений о строительстве в Москве и других городах. Однако все эти сообщения были только перечислены, но не проанализированы. Поэтому для проверки оригинальности и достоверности перечисленных выше сведений потребовалось подробное источниковедческое изучение нами Пискаревского летописца.
После публикации О. А. Яковлевой Пискаревский летописец уже не исчезал из поля зрения исследователей. Особенности этого памятника как исторического источника изучали М. Н. Тихомиров, А. А. Зимин, Р. Г. Скрынников.
80
Яковлева О. А. Пискаревский летописец. С. 11–12.
81
Полунина Н., Фролов А. Коллекционеры старой Москвы. М., 1997. С. 262, 372.
82
Яковлева О. А. Пискаревский летописец. С. 10.
83
Яковлева О. А. Пискаревский летописец. С. 14.
84
Там же. С. 13.
85
Там же. С. 16.
86
Яковлева О. А., Яковлев А. И. Новая летопись. С. 27.
87
Там же. С. 27.