Гвидион и Дракон

Уж не ворон ли это? Издали не разобрать.

— Я думал, тут будет страшнее, — признался Овэйн.

Гвидион вздрогнул — откуда-то вдруг повеяло холодом. Но Всполох спокойно продолжал свой путь, а Мили бежала впереди, высунув язык и иногда принюхиваясь к следам, попадавшимся на дороге.

— Мили наверняка учует дракона, — успокоил Овэйн.

— Ты уверен? — усомнился Гвидион.

Сам он за это не поручился бы. Если младшая дочь Мадога способна превращаться в ворона, когда ей заблагорассудится, кто знает, в каком обличье может предстать дракон?

Вечером они поужинали черным хлебом и колбасой, которые дала Гвидиону мать, и выпили эля, который захватил с собой Овэйн.

— Из отцовского погреба, мать сама готовила, — похвастался Овэйн. Потом он приуныл и, вздохнув, сказал: — Теперь-то уж родители наверняка поняли, что я не на охоту уехал.

— Что? Неужели ты им не сказал? — изумился Гвидион. — Как ты мог уехать без их благословения!

В ответ Овэйн только руками развел. Потом скормил Мили кусок колбасы. Собака мгновенно проглотила его и воззрилась на них самым преданным взглядом.

Сыновнее неповиновение друга обеспокоило Гвидиона. Он представил, как родители сперва станут искать Овэйна, потом узнают правду и будут бояться за его жизнь. Гвидион не мог взять на себя такую ответственность. Утром он сказал своему спутнику:

— Вернись назад! Не надо дальше меня сопровождать.

Овэйн пожал плечами и сказал:

— Не стану я возвращаться. По крайней мере, без тебя. — Потом он почесал Мили за ухом и добавил: — А Мили ни за что не уйдет домой без меня.

Гвидион перестал понимать, что движет его другом: преданность или глупая мальчишеская спесь. Все перепуталось. Что до самого Овэйна, то его, казалось, ничто особо не тревожило. Он сказал:

— Завтра к полудню мы уже доберемся до дворца Мадога.

Больше всего Гвидиона беспокоил один вопрос: где дракон?

Ему всюду мерещилась опасность: среди скал, обступивших их со всех сторон, в небе, склонившемся над ними. Принцу казалось, будто кто-то следит за ними. Между тем Всполох и Ласточка безмятежно щипали траву. И только Мили была настороже: навострив свои длинные уши, насколько можно было их навострить, она, по-видимому, пыталась догадаться, скоро ли они доберутся до логова разбойников и достанется ли ей, в конце концов, последний кусок колбасы, оставшийся после завтрака.

— Он в пути, уже пересек границу, — сообщила Гласог.

— Хорошо, — обрадовался Мадог. Потом колдун обратился к своим полководцам: — Ну, что я вам говорил?

Те по-прежнему выглядели обеспокоенными.

Гласог вышла на балкон замка, который когда-то принадлежал королю Бану. Она оглядывала окрестности и пыталась разгадать замыслы дракона. Неужели он заранее предвидел то, что происходит? Как он намерен сокрушить Мадога?

Вдруг девушка встала на ограждение балкона и бросилась вниз — тут же обернулась вороном и полетела вдаль над пустыми выжженными полями.

Разумеется, дракон знал о везении Огана и был слишком хитер и осторожен, чтобы прямо противостоять ему. Он наверняка сидел в своем логове среди скал и тихонько посмеивался над Мадогом и его приближенными.

Гласог решила проведать чудище: над драконьей норой она увидела тонкую струйку дыма. Убедившись, что их страшный союзник бездействует, ворон полетел на запад, не сводя глаз с тонкой ленты дороги. Гласог не знала, чего им теперь ждать. Одно было ясно: на этот раз дракон им помогать не станет.

Ее отец тоже это понимал и считал: подлость за подлость. Если не помощь дракона, то человеческая хитрость. Коварный змей их предал, а значит, и они вправе рискнуть драконьей наградой.

У дороги Гвидион и Овэйн увидели сожженный крестьянский дом. Мили обнюхала головешки и ощетинилась. Когда Овэйн позвал ее, она подбежала, продолжая оглядываться на страшное пожарище.

От дома остались обуглившиеся развалины, за которыми виднелся сад с почерневшими мертвыми деревьями.

— Интересно, что сталось с хозяином и хозяйкой? — спросил Овэйн.

— Что уж тут интересного, — грустно ответил Гвидион и невольно вспомнил о своих родителях.

Вот какова была бы цена их отступления в горы.

Сожженный дом стал лишь первым напоминанием о существовании дракона. Чем дальше они шли, тем чаще встречали подобные пепелища. У одного двора на заборе они увидели череп. На нем сидел ворон.

— То был храбрый воин, — сказала птица, гулко ударив клювом по черепу. Потом ворон вытянул шею, указывая на поле. — Вон там лежит его жена. А чуть дальше — их дочь.

— Не говори с ним, — предостерег Гвидион друга.

Они поехали дальше, не оглядываясь. Всполох уже изрядно устал и еле брел.

Ворон между тем летел впереди. Усевшись на каменную ограду, он вдруг обратился к Гвидиону:

— Если ты умрешь, твой отец перестанет верить в свое везение, и тогда оно его покинет. Так случилось и со всеми остальными.

— Всегда есть кто-нибудь не такой, как все, — ответил Гвидион.

Овэйн схватился за лук:

— Давай я подстрелю эту мерзкую птицу!

Гвидион остановил его:

— Не стоит убивать посланника за то, что он исполнил поручение. Пожалеем глупую тварь. Пусть живет.

Вскоре ворон улетел. Гвидион иногда видел его высоко в небе, — должно быть, птица следила за ними. Принц не стал говорить об этом другу, тому и так было явно не по себе. Мили теперь бежала рядом, высоко поднимая лапы и вздрагивая от каждого шороха.

Дальше были еще черепа. Посреди мертвых садов виднелись колья и виселицы. Выжженная трава рассыпалась в прах под копытами коней. Всполох, любивший, бывало, на ходу пощипать травку, теперь лишь возмущенно фыркал. Ласточка испуганно оглядывалась на собственную тень.

За поворотом они увидели знакомую речку, а потом из-за холма показался замок, в котором когда-то жил король Бан. Раньше замок стоял посреди зеленой равнины — теперь его окружала выжженная земля.

Час испытания близился. Гвидион достал лук, который был приторочен к седлу, и приготовил лучшие стрелы. Овэйн последовал примеру друга.

На подступах к замку их никто не остановил. У самых ворот сидел ворон и точил о камень клюв. Он посмотрел на пришедших и торжественно сказал:

— Добро пожаловать, принц Гвидион! Отныне принцесса ваша! Докажите, что вы достойны ее!

Из башни выбежали вооруженные воины. Они выстроились в шеренгу и начали наступать на чужаков.

— Что будем делать? — спросил Овэйн, не смея поднять лук.

Гвидион не стал медлить. Он взял заранее приготовленную стрелу, натянул тетиву и прицелился в ближайшего воина.

Шеренга остановилась. Вдруг сквозь строй прошел темноволосый мужчина в сером одеянии. На груди у него Гвидион заметил знак королевской власти на золотой цепи. Незнакомец распахнул им свои объятия. «Неужели это сам Мадог?» — подумал Гвидион. От одной мысли об этом его рука дрогнула, и случайно затронутая тетива лука, который принц сжимал все крепче, негромко зазвенела.

— Смотрите, к нам пожаловал сам Гвидион, сын Огана! — радостно пропел незнакомец.

Разумеется, это был Мадог — никому другому и в голову не пришло бы навесить на себя столько золота.

— Мой нареченный зять! Как я рад твоему приезду!

С тяжелым сердцем Гвидион снял стрелу с тетивы, опустил лук и кое-как заставил толстяка Всполоха, на деле оказавшегося умнее, чем можно было ожидать, двинуться навстречу Мадогу. Овэйн тоже опустил оружие, и стражники распахнули перед ними ворота. На улицах их встречала толпа зевак: радостные крики сперва звучали неуверенно, как будто люди чего-то боялись или не знали, как им себя вести, но постепенно приветствия становились все громче и громче. Среди этого шума Всполох и Ласточка беспокоились и отчаянно фыркали. Между тем Гвидион и Овэйн убрали стрелы в колчаны, а луки опять прикрепили к седлам.

Когда всадники спешились, Мили подбежала к Овэйну и больше не отходила от него ни на шаг. Увидев приближающегося Мадога, она зарычала и громко гавкнула, словно предупреждала об опасности.