Страница 5 из 12
Феличе. Пойди посмотри сама.
Она пробует засмеяться.
Или выгляни, он прямо перед домом, с этой стороны.
Клэр. Прямо перед домом?
Он кивает, но не может сдержать улыбку и отворачивается.
Теперь понятно — дурачишь меня.
Феличе. Что понятно? Пошла бы посмотрела. Это какой-то уникум, так быстро вымахал, весь золотой и сияет… (Садится на диван — кажется, что думает вслух.) Похоже, кричит про нас что-то сенсационное. (Бросает на нее быстрый лукавый взгляд.) Повалят туристы, ботаники — ты же их знаешь — явятся заснять такое чудо для «Нэшнл джиогрэфик». Настоящее чудо природы — двухголовый подсолнух выше двухэтажного дома — дома, в котором все еще живут затворниками брат с сестрой.
Клэр. Это, должно быть, чудовище природы, а не чудо. Если такой подсолнух, конечно, вообще существует, а я уверена, что нет.
Она берет ноту, но он сбрасывает ее руку с клавиатуры и хлопает крышкой. Затем с насмешливой улыбкой на нее садится.
Феличе. Знаешь, интересно, довольна ли сама природа — этот всемогущий производитель всего живого, — довольна ли она тем, что все мы так похожи друг на друга? Или ей хочется побольше чего-то необычного — всяких уникумов, чудовищ, уродов, глухонемых? Как ты считаешь, Клэр?
Клэр. Никак. Такие заявления комментировать не желаю!
Феличе. А по-моему, природа терпима — а порой даже благоволит — к этим уникумам, если они полезны, конструктивны. Но если же нет — тогда берегись!
Клэр. Сам берегись.
Она поднимает свое пальто, а он встает с крышки пианино.
Феличе. Ты почему не открываешь? Разве не слышишь — стучат!
Клэр. Кто стучит?
Феличе. Сквозь дверь видеть я не могу.
Клэр. Не слышу никакого стука.
Он барабанит по крышке костяшками пальцев.
О да, теперь слышу, но…
Феличе. Посмотри, кто там.
Клэр. Понятия не имею.
Феличе. А его и не надо иметь. Надо пойти и…
Клэр. Вот ты и пойди. (Слышится шепот.) Ты ведь ближе и…
Он стучит сильнее.
Стучат так настойчиво…
Феличе. Наверное, что-то важное, пойди и узнай.
Клэр. Но я не могу выходить к людям в таком виде.
Феличе. Одета ты изысканно, и вид у тебя просто прекрасный.
Клэр (еще дальше отходя от двери). И у тебя тоже, кроме волос, конечно.
Феличе. Я без галстука и в этой старой отцовской рубашке. Она же вся пропотела.
Клэр. Что ж, это простительно в такой-то жаркий день. Впусти их. Если это ко мне, — я спущусь.
Феличе. Так, вот мы и «приехали»: значит, ты просто боишься открыть дверь!
Клэр. Пока «добирался» — и стучать-то перестали. По-моему, ушли, а? Нет, посмотри! Под дверью какая-то бумажка!
Они со страхом смотрят на воображаемый листок бумаги, выглядывающий из-под двери.
Феличе. Это они оставили.
Клэр. Да! Ну возьми же…
Он идет к двери, делает вид, будто поднимает бумажку, а затем вздрагивает.
Что это?
Феличе. Визитка из какого-то бюро помощи.
Клэр. Значит, все-таки знают, что мы здесь?
Феличе. Конечно, а где ж нам еще быть? Бюро помощи — никогда о таком не слышал. А ты?
Клэр. Я тоже, и, по-моему, надо опасаться того, что…
Феличе. Не знаешь.
Клэр. Здесь может быть какой-то подвох.
Феличе. Предлог, чтобы нарушить наше…
Клэр. Уединение? Да. Ну так что — порвать ее или оставить на крайний случай?
Феличе. Крайний случай — его-то мы и ждем, не так ли?
Клэр. О, это вопрос, на который должен быть…
Феличе. Ответ…
Клэр. Да, но его, наверное, должны задавать во всяких там анкетах или интервью…
Феличе. Разные организации, такие…
Клэр. Которым самим все равно.
Феличе. Да, и они пытаются быть объективными.
Клэр. Я положу визитку под бабушкину свадебную фотографию, на всякий случай…
Феличе. Который возникнет скоро…
Клэр. Но так или иначе, а она там, и известно где. Ну, что у нас дальше? Я беру трубку? Нет, ракушку, прикладываю к уху и вспоминаю время, когда отец возил нас на побережье.
Феличе. Возил нас на залив. (Снова включает магнитофон.)
Клэр. Морской залив — чайки, приливы, дюны…
Феличе. Несмотря на протесты матери, он все же повез нас туда как-то летом. Мы были еще детьми, и как раз перед школой…
Клэр. А мама не захотела жить в «Лорелее» на самом берегу, и пришлось поселиться в «Коммерции», в деловом районе. Мы топали мимо муниципалитета в длиннющих халатах, а мама все время пилила папу: «Я ведь счета проверила. Еще денек — и выкатываемся».
Феличе. Отец сначала просто лениво усмехался, лежа на песке, но в конце концов заорал на нее: «Иди обратно в свою „Коммерцию“ и перепроверь еще раз. Вычитай, дели, но здесь больше не возникай! Из-за тебя и солнце скрылось!»
Клэр. И он поднял нас, и мы пошли в другое место…
Феличе. Подальше от муниципалитета, мимо маяка, прямо в дюны. Там сбросил костюм — без него он был гораздо красивее, — и мы тоже разделились, и понес меня на своих гладких золотых плечах прямо в воду, бросил — и я сразу же научился плавать, будто умел всегда…
Клэр (показывая на публику). Феличе, там кто-то сел спиной к сцене, он что — лекцию читает?
Феличе. Это же переводчик.
Клэр. Господи, и он переводит им то, что мы говорим?
Феличе. Конечно, и объясняет систему, по которой играем. Для этого он и пришел.
Клэр (чуть не плача). Но я не знаю, что дальше, я…
Феличе. Зато я знаю.
Клэр. Правда? И что же? Сидеть и весь день смотреть на вытертый ковер, на эту розу, ждать, когда она совсем завянет?
Феличе. А что тебе еще делать? Или ты хочешь проявить активность и испортить пьесу?
Клэр. Да нет, ничего я не хочу. Вся моя активность в том, что я целый день, а иногда даже ночью брожу по дому, словно что-то замышляя. И, кажется, знаю что.
Феличе. И что же?
Клэр. А то, что хочу выйти! Выйти — это крик души! — хочу выйти!
Феличе. Ты хочешь выйти и кого-нибудь позвать?
Клэр. Да, выйду — и позову.
Феличе. Так выходи!
Клэр. Одна? Только не одна!
Феличе. В такой прекрасный вечер женщина сама может выйти и кого-нибудь позвать.
Клэр. А мы выйдем и позовем кого-нибудь вместе.
Феличе. Я не могу, мне придется остаться.
Клэр. Это почему?
Феличе. Охранять дом от…
Клэр. От кого?
Феличе. От непрошенных гостей! Кто-то ведь должен остаться — так это буду я, а ты, Клэр, иди и зови. Сегодня утром, вставая, ты, наверное, уже знала, что этот день будет для тебя необычным, не таким, как все предыдущие. В этот день ты выйдешь и позовешь кого-то, будешь улыбаться, радостно болтать. Смотри, ты вымыла голову — она теперь стала пшеничного цвета. А как красиво заколоты волосы! А глаза — смыла серебристо-голубую краску, и теперь у тебя ну просто ангельский лик! С таким лицом да в такую погоду — ну давай же, действуй, зови! Знаешь, что тебе надо сделать? Везде, куда будешь заходить, говори так: «О, какая же я дура — выйти без сигарет!» Тебе, конечно, дадут, а ты сунь их в сумку, принеси домой, и мы с тобой покурим. Давай же, иди! (Открывает ей дверь.)