Страница 2 из 6
— Четыре дня назад грязные прорвались через заграждение и штурмом взяли склад медикаментов. Семеро охранников погибли, двое ранено. Номер триста сорок, — проникающее колотое в грудь, номер восемьсот пятнадцать — рваная рана бедра, — отчеканил Олег. — Было организовано преследование, но грязные успели уйти на зараженные территории.
— Спасибо, брат, — не открывая глаз, поблагодарил Дмитрий Юрьевич. — Доктор Денис, я понимаю, что вы только вернулись с вызова, поэтому можете передать дело дежурному врачу. Но, поскольку это ваш участок, я счел необходимым уведомить вас о случившемся.
Денис задумался. Эту неделю дежурил доктор Иван, который не зря получил свое прозвище. «Мясник» решал все вопросы быстро и не любил расставаться с лекарствами, каждый раз будто от сердца отрывая антибиотики и болеутоляющее. Триста сороковому, скорее всего, уже не помочь, но вот другой… Денису не нужно было смотреть в амбулаторную карту: там, в Новом поселке лежал сейчас в горячечном бреду Игорь Смолин. Друг детства, соперник в юности, и муж Инги в настоящем.
— Я согласен, пусть к вечеру подготовят выезд, — решился Денис.
Брат Олег улыбнулся одними глазами и едва заметно благодарно кивнул. На Смолина молился весь поселок. Терять такого бойца и оружейника было непозволительной роскошью.
— Можете идти, — Дмитрий Юрьевич посмотрел на медбрата. — До вечера остановитесь в седьмой палате.
— Будьте здоровы, — козырнул брат Олег.
— Будьте здоровы, — откликнулись врачи, а Дмитрий Юрьевич добавил, — да, и спасибо за службу.
Звук хлопнувшей двери навалился на главврача, ссутулил плечи, потушил взгляд. Он облокотился о стол и принялся массировать уголки глаз:
— Ну, рассказывай, не томи.
Папка с отчетом легла на зеленое сукно. Денис откашлялся:
— Да особо радоваться нечему, Дмитрий Юрьич. Пятеро детей. Остальные — грязные. Особенно меня беспокоит поселок Южный. В этот заезд я даже печать не доставал. И вот еще что — солдаты просят пополнить запас адсобара.
— Просят! Я его сам делаю, что ли? — пробормотал главврач. — Давай-ка выпьем, Денис. Устал я что-то за последнее время. И музыку включи, а?
Денис молча поднялся и прошел мимо темных от времени сосновых стеллажей, на которых стояли ряды амбулаторных карт. На столике у дальней стены гигантской улиткой громоздился патефон. Денис крутанул ручку, опустил иглу на черный кругляш и под хриплый голос из прошлого наполнил две рюмки из графина.
Сквозь щель меж задернутых портьер в комнату било полуденное солнце. Оно причудливо красило голову главврача, превращая седой редкий ежик в болотный туман.
Денис еще раз поймал себя на мысли, что он единственный в этой больнице человек, которому позволено видеть превращение грозного и сухого главврача в уставшего, сморщенного старика.
Дмитрий Юрьевич крякнул, опрокинув спирт, и выдохнул:
— Что, Дениска, задумался? Плохо выгляжу?
— Плохо, — честно признался Денис. — Заработался ты совсем, дядь Дима. Из больницы не выходишь. А на улице меж тем весна в самом разгаре.
— Весна, — отрешенно протянул старик и помрачнел.
Весна была самым тяжелым временем года для больницы. Перезимовавшие грязные с остервенелым упорством лезли под пули солдат, брали штурмом склады с продовольствием и лекарствами, грабили поселки. Нападали на медленные, как пьяные муравьи, вязнущие в проселковой грязи обозы с гуманитарной помощью из центра. На весну же приходился и всплеск рождаемости.
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось», — хрипел в своем углу патефон.
— Гонят и гонят, — произнес главврач. — Куда гонят, спрашивается? Триста километров за десять лет. Так, глядишь, года через два новый район откроют, и быть тебе, Дениска, главврачом.
Денис пожал плечами:
— А отчеты? Там же счетчики колотятся!
— Да, колотятся, — откликнулся Дмитрии Юрьевич. — И статистика по рождаемости в приграничье — аховая. А им будто все равно. Новые территории! «Продвижение на Восток!» Тьфу, — старик в сердцах сплюнул. — Ладно, солдаты — они знают, на что идут, но ведь поселенцы прут, как будто их в зверинцы не водили. Кстати, тут намедни грязного приволокли — трехрукий. Будешь смотреть или так отправлять?
Денис вздрогнул и помотал головой:
— Насмотрелся уже.
— Что, Железный Доктор, тяжко? — хитро прищурился главврач. — Жжет душу, давит на плечи? — похлопал широкой, крепкой ладонью по вышитому красным кресту на груди. — Терпи, мальчик, терпи. Терпи и повторяй: мы — последняя надежда человечества. Мы — храним за своими щитами чистоту расы. Благодаря нам мир вокруг не превратился в зверинец. Повторяй почаще, и станет легче… Нам с твоим покойным отцом помогало, — взгляд старика помутнел, замер. — Тогда ведь ни братьев, ни санитаров — все с нуля. Все сами. И клеймили, и… — он поморщился, будто разглядел что-то противное, и притих, подбирая нужное слово. Но не нашел. — В общем, все сами делали.
— Обоз когда на Новый пойдет? — решил сменить тему Денис.
— А не будет обоза, — отрезал главврач. — Грязные будто сговорились! Пять, — едва не ткнул он пятерней в лицо Денису, — пять нападений за три дня! Наши фармацевты не справляются. Надо в центр ехать. И солдат выбивать — пусть зачистку делают, иначе до следующей весны не дотянем.
Отыграл последний аккорд, и патефон зашипел, словно выпуская пар. Лицо Дмитрия Юрьевича разгладилось.
— А этот, Игорь Смолин, не Инги ли муж?
Денис кивнул и насупился: его всегда раздражала привычка главврача задавать вопросы, ответы на которые тот знал заранее.
— Я надеюсь, ничего личного, Денис? — сунул палец в старую рану Дмитрий Юрьевич и уколол взглядом.
— Да как ты такое можешь говорить-то, дядь Дима! — вскинулся Денис. — В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного и пагубного, особенно от…
— Да не надо мне Гиппократа цитировать, мальчик, — махнул рукой главврач. — На вот лучше, — он пошарил в ящике стола и протянул упаковку ампул. — Из старых запасов еще, довоенные. Сейчас таких не делают. Сейчас дерьмо, я тебе скажу, делают, а не антибиотики.
— С чего такая щедрость, дядь Дим? — поджал губы Денис, но коробочку взял.
— Ты ж мне как сын. Считай, и она почти родня, — лукаво улыбнулся старик. — Да и если по совести: не уведи ее Игорь у тебя, разве был бы ты сейчас Железным Доктором?
Денис молчал, барабаня кончиками пальцев по драгоценной коробочке.
— Впрочем, сориентируешься по обстановке. Может, и не пригодится тебе мой подарок, — главврач снова откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. — Денис, поставь еще раз, будь добр.
Железный Доктор поднялся и прошаркал в дальний угол.
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось», — захрипел оживший патефон.
«В этот час ты призналась, что нет любви», — назойливо скрипело в голове.
Солнце клонилось к горизонту. Мазало багряным ели вдоль дороги, вялило наглые одуванчики, желтеющие в трещинах асфальта.
Брат Олег осмотрел лежащий на обочине ржавый автобус и помахал рукой, мол, все чисто, можно ехать. Брат Виктор поставил автомат на предохранитель и вскочил в седло:
— Едемте, доктор Денис. Часа через два отворотка будет налево, а за ней блокпост. Там и заночуем.
Денис ухмыльнулся. Да, отворотка и столб с гнутой выщербленной дождями табличкой. Двести пятый километр. И до поселка Новый останется всего ничего.
— Останавливаться не будем. Мы и так опаздываем, — Денис дал пятками по бокам лошади.
Братья с Железным Доктором спорить не стали.
«В этот час ты призналась, что нет любви», — набило оскомину.
Неосторожное слово упало искрой, вскипятило молодую, и без того горячую, кровь. Хотелось крикнуть: «Ты еще пожалеешь!» Хотелось стать лучше, стать значимее, сильнее, чем он. Приехать на белом коне в белых одеждах. Выслушать стенания, утереть слезы и простить. Обнять, увезти с собой. Жить долго и счастливо. И принять роды, но своего, а не Игоря, ребенка. Не вышло. Не получилось. Он стал Железным Доктором, пустым внутри и холодным снаружи. Как скальпель, удаляющий опухоль: острый, точный, приносящий боль во имя очищения.