Страница 19 из 21
Последний раз семья увидела отца 25 января 2015-го. Следом пришла трагическая весть.
Вот, что рассказывает Вика со слов сослуживца: «Вечером воскресенья 1-го февраля, рядом ударил снаряд. Осколком Иванычу отрубило голову и кисть руки. Видимо перед взрывом инстинктивно прикрылся. Погиб на месте. Сразу наповал. Не мучился».
Сын Ваня с 30 числа стал плохо спать, всё звал папу. Семья до последнего надеялась, что это ошибка. Тем страшнее была открывшаяся правда. Из-за тяжелых боёв тело привезли только 10 февраля. 14-го Александра Ивановича похоронили в закрытом гробу рядом с его отцом в поселке им. Тельмана. На похоронах сослуживцы рассказывали, что Погорелов успел многим людям спасти жизнь.
Разведрота серьезно помогла с похоронами, поддерживала семью продуктами. Это помогало выжить, но не перенести утрату. Мама на неделю впала в беспамятство. Все тяготы легли на Викторию. Дети очень тяжело перенесли трагедию. Сыну Ванечке начали сниться кошмары: «Мой папа воевал, шел на большой и опасный танк, а потом прилетела большая-пребольшая мина и отрезала папе голову вместе с рукой». Так детское воображение отреагировало на неосторожный рассказ подвыпившего на поминках родственника. Для внука родные придумали сказочку, но тоже не очень помогло — четырехлетний Рома перестал говорить.
Однако Иваныч ушел не просто так. Да, он не увидел свадьбы дочери. Не обнимет сходящую с ума жену. Не соберет портфель внуку. Но сына он все же вырастить успел.
Через несколько дней после похорон девятнадцатилетний Виктор Погорелов был зачислен добровольцем во 2-ю разведроту отдельного разведывательного батальона Корпуса Народной милиции ЛНР.
Спасение одной Ольги
Непривычная урбанизированная планировка светлых, совсем не больничных, коротких коридоров. Везде стерильная чистота, бросающаяся в глаза новизна обстановки «с иголочки» и какой-то совершенно не вяжущийся с медицинским заведением детсадовский уют. Однако мы в больнице, на территории медицинской гордости Луганщины — Республиканского перинатального центра.
Перед входом — обязательный обряд переодевания: бахилы, накидка, шапочка. Марлевую повязку, посовещавшись, врачи нам милостиво разрешили не надевать. Идем проведывать Ольгу Борисову. Ту самую двадцатидвухлетнюю беременную женщину, ставшую жертвой бесчеловечности киевских силовиков.
За жизнь Оли и её еще нерожденного ребенка две недели самоотверженно бились врачи Луганской Республиканской клинической больницы — реаниматологи, нейрохирурги, анестезиологи и акушеры-гинекологи. Девчонку, вопреки всем негативным прогнозам, вытянули. Спасли и плод.
Вот мы и в палате. По-деревенски смущенная улыбка, аккуратные ненакрашенные ноготочки, теребящие угол одеяла, и заметный даже под покрывалом округлый животик. Обычная поселковая девчонка, таких тысячи в богатом на студентов Луганске. Все ничего, если бы не взрослый взгляд серых глаз. Да страшный, незаживший еще полукруглый шрам под широкой йодовой полосой, охватывающий правую часть головы. Видно, что часть черепной кости отсутствует.
Рядом с кроватью стоит мама Татьяна. Сложно представить, что пережила эта женщина, дотащившая в конце своих мытарств свою «деточку» до больницы.
— Ну, рассказывай про себя, героиня? — мы пытаемся шутливым тоном снять повисшую в палате настороженность.
— Да что рассказывать? Борисова Ольга Валерьевна, 1993 года рождения. Живу в Большой Черниговке,[15] — тихим, неокрепшим голосом начала она свой рассказ. Сама, при этом, всё время виновато улыбается, словно чувствует за собой некую вину в чужой жестокости и абсолютном, нечеловеческом бездушии.
Потом все же оттаяла. История маленькой жизни вышла короткой, простой и незатейливой.
Семья самая обыкновенная — работящая. Училась она, по сельским меркам, неплохо. После школы поступила в Луганское высшее профессиональное училище № 44 на специальность «повар». Но на этом не остановилась — по окончании продолжила учебу и перед самой войной, весной 2014 года, окончила Луганский колледж экономики и торговли, получив специальность техника-технолога общественного питания.
Девчонка не знает, как бы сложилась ее жизнь дальше, но с началом боевых действий стало совсем не до дальнейшей учебы. Работы тоже никакой не стало, от слова «совсем». Да и жизни на оккупированных территориях — тоже.
С молодым супругом рванули в Россию — на заработки. Однако там оказалось весьма непросто. Работала в Анапе, но дальше рядового кассира без документов подняться не удавалось. Тут беременность, плюс муж — студент. Пришлось вернуться. Думали, дома и стены помогут. Однако судьба распорядилась иначе.
В мае на волосистой части головы вдруг образовалась небольшая шишечка. Начала беспокоить. В селе какая медпомощь? В Луганск дороги нет. Обратились в Счастьинскую больницу. Там провели несложные манипуляции, обработали рану и… отправили домой. Однако, как оказалось — не вылечили. Болезнь прогрессировала, начались сильные головные боли, при наклонах вперед наливалось лицо, затекал правый глаз.
Ольга, уже с матерью, опять приехала в Счастье — вновь обратилась за медицинской помощью. В ответ ей посоветовали, дословно: «Попей цитрамончику, пройдет».
Луганские врачи до сих пор не могут осознать произошедшее. Они говорят, что просто не поверили бы в такую историю, если бы не живое доказательство, лежащее на операционном столе. Ведь еще с советских времен повелось, что беременной — а Ольга к тому сроку была уже на 25 неделе — стократное внимание. За любое происшествие в этой области незамедлительно следовало расследование с жесточайшими оргвыводами, если, не дай бог, в деле обнаруживалась, чья бы то ни было ошибка. Ведь материнская смертность — это универсальный интегрированный показатель, где учитывается работа служб акушерства, хирургии, анестезиологии и реанимации. Это — единый комплекс, по которому можно судить об общем уровне медицины в государстве.
Однако факт остается фактом — после неудачного хирургического вмешательства на мягких тканях головы больная была не обследована, а при появлении первых симптомов осложнения почему-то была напрочь лишена последующей медицинской помощи. Дословно ей сказали следующее: «Езжай в Северодонецк, там посмотрят». Ну, «ватница» — не иначе.
Однако к тому времени у Ольги подошло время планового УЗИ плода. Да и в Луганск, где она состояла на учете, добираться было несоизмеримо ближе, а уровень квалификации врачей Республики однозначно выше.
Но тут, как назло, семья попала в тот самый период, когда на украинской стороне начали вдруг без объяснения каких-либо причин произвольно закрывать границу. И их остановили.
Бедная мать чуть ли не на коленях, со слезами на глазах тысячу раз объясняла ситуацию: показывала документы, указывала на беременный живот дочери и кляла медицинские бинты на голове. Безнадежно. Киевские силовики были непреклонны: «Мамаша! Езжайте в Северодонецк, там больница и генерал, отвечающий за пропуски. Тут — неможна!»
Через третьи руки несчастные люди сообщили о своей беде на другую сторону Станичного моста. Там живо отреагировали бойцы комендатуры ЛНР и отдельной казачьей сотни Станично-Луганского района. Переговоры шли со всех сторон. Кого «напрягли», неизвестно, но, в конце концов, измученную семью пропустили.
К этому времени Ольге стало совсем плохо: началось косоглазие, потеря ориентации в пространстве и времени, девушка стала впадать в ступор и терять сознание.
Вызвали «скорую» и на реанимобиле девушку доставили прямо в Луганскую Республиканскую клиническую больницу. Здесь после быстрого дообследования сразу положили на операционный стол: нейрохирургия, реанимация, еще одна черепно-мозговая операция, вновь палата интенсивной терапии, потом отделение патологии беременности в перинатальном центре — и вот будущая мамочка уже встает, ходит, дает интервью.
15
Село великая черниговка, Станично-Луганского района Луганщины — прим. ред.