Мечтатель

Можно представить, сколь страшны и неотразимы были атаки Гончих Тени под покровом ночной темноты — ведь размером взрослая Гончая ничуть не уступала кавказской овчарке и даже без своей невидимости могла, пожалуй, в одиночку заломать не сильно крупного медведя! А ведь основной силой Стаи были не клыки, не выдвижные костяные шпоры на лапах и даже не особые роговые наросты на лбах, предназначенные для атак на бронированных противников. Основной силой Стаи служило телепатическое единство и недюжинный ум каждого её члена, позволяющий координировать атаки с эффективностью, доступной не всем подразделениям людей-ветеранов.

В общем, не хотел бы я в одиночку выйти против коллектива таких вот собачек. Нет, не хотел бы! Я, может, по натуре авантюрист, но не самоубийца. Одно то, сколь качественно Гончие Тени повывели в Сумеречье и ближних окрестностях всю мало-мальски крупную живность, наглядно свидетельствует о том, сколь успешно поработал над ними некий древний маг. (То, что явно избыточный для обычных тварей набор способностей не мог возникнуть сам по себе, для меня в отдельных доказательствах не нуждается. Тут не без водолаза… тьфу, химеролога!).

По поводу живности я, кстати, в процессе тесного общения дал Мохнатому и Ко совет. В сущности, я не изобрёл ничего нового. Просто посоветовал заняться скотоводством. В некотором роде. При всех своих достоинствах, Гончие не могут полноценно питаться растительностью, и я намекнул им, что нынешнюю пустоту Сумеречья неплохо дополнили бы зайцы, олени и прочие травоядные. А чтобы снова не извести этот «скот», надо запретить щенкам охотиться на молодняк и паче того — на беременных либо кормящих самок. Их, конечно, тоже можно съесть — но откуда тогда возьмётся новое мясо?

Мохнатый подумал, посовещался с сородичами и сообщил, что хоть я не Хозяин, но в мыслях своих подвоха не имею, так что Стая попробует ввести новые запреты на добычу пропитания и посмотрит, что получится. После чего мы расстались, довольные друг другом. Особенно доволен был я: как ни крути, а опыт мысленного общения дорогого стоит, не говоря уже о крутящихся в голове соображениях по поводу заклятий маскировки.

После того, как чужак свернул общение с незримой погибелью, прежней расслабленной походочкой вернулся к ним и знаками разрешил продолжить путь, Мирг почти всухую сплюнул на мох, не шибко густо прикрытый палой листвой. Сунул в колчан стрелу, снял тетиву с лука…

— Ты что делаешь, Охотник?

— А то ты сам не видишь, брат Маррех.

— Объяснись, Мирг! — это уже Сульхасий. Явно хотел бы устроить допрос чужаку, да только что толку с того желания? К тому же страшновато оно: повышать голос на саорэ Иан-па. На того, кто бестрепетно Гончих Тени по шерсти гладит.

А вот Ухобой — он свой, на него пошипеть можно невозбранно.

Охотник снова сплюнул, чуть обильнее. Тщательно свернул тетиву, убрал в особый кармашек с клапаном на широком поясе, воском ради спасения от сырости обработанный. При этом не спешил: не хотел показать объяснимой, но всё едино постыдной дрожи в пальцах.

— Тут и объяснять нечего, — проворчал. — Против Гончих мне лук не поможет, а против того, что могло бы сохраниться в соседстве с ними — не поможет тем более. Так что идём дальше. Раз до сих пор эти демоновы твари не напали, вся надёжа, что не нападут и впредь.

— Да, да! Пойдём, брат Сульхасий, пока Высочайший и Пресветлый милостив к нам!

Анира промолчал, но явно был полностью солидарен с Маррехом и проводником.

— Ладно, — выдохнул брат Сульхасий. — Идём дальше, братья во Свете. Не станем медлить.

И они пошли дальше.

Ориентируясь по одному ему ведомым приметам, Мирг повёл отряд почти что напрямик, через влажную низину меж двумя пологими холмами. Оно, конечно, суеверие это, что нечисть бегучей воды пересечь не может; и уж Гончие Тени-то точно не из тех, кому любая речка, любой ручей — непреодолимая межа. Но Ухобой хотел выйти из Сумеречья (и избавиться от общества скользящих по краю зрения жутких тварей) как можно быстрее.

Даже если для этого придётся намочить ноги — пусть!

Кстати, во время перехода через самое низкое и топкое место, где четверо варрэйцев вязли в грязи чуть не по колено, саорэ Иан-па опять отчудил: сложил руки перед грудью в какой-то диковинный знак и прошёл по топи, аки посуху. И медленный, но широкий ручеёк одолел в пять шагов, едва подошвы омочив — словно посвящённый в тайны магии воды. Но очередное малое чудо осталось почти не замеченным. Разве что вязнущий сильнее прочих по причине некоторой тучности брат Сульхасий пару раз зыркнул неприязненно, но и только.

Привала после топи делать не стали, пошли дальше. Перевалили через гребень холма, чем-то похожий на лысину, едва прикрытую с одной стороны стоячей щетиной черноствольных сосен, а с другой — прилизанной щетиной куцехвойного стланика. Сама «лысина» из-за крупных пятен лишайника на бело-жёлтом камне, казалось, принадлежит драчливому пропойце, обильно да щедро разукрашенному синяками своими же недавними собутыльниками. Точь-в-точь на гребне группу настигла редкая, мутная стена дождя, накатившегося-таки откуда-то спереди-слева.

Мирг в очередной раз сплюнул. Иан-па поспешил одеть свою до смешного короткую куртку и кожаную шляпу смешного фасона, с этаким навесом спереди, защищающим только лицо. И все дружно прибавили шаг — благо, хоть стланик и цеплялся за одежду, мешая проходу своими извивающимися по камням корявыми ветками, но всё же идти под гору было заметно проще, чем карабкаться вверх.

— Кажись, узнаю места, — почти счастливо выдохнул брат Маррех, найдя время оглянуться. — Совсем близко до Дозорной заимки… ещё час, да, брат Мирг?

— Больше, — уточнил Охотник. — Но не намного. Скоро обсохнем и отогреемся…

Ухобой не ошибся.

Получаса не прошло, как под ногами усталых людей как-то незаметно образовалась вполне различимая даже глазом безнадёжного горожанина тропа — натоптанная на совесть, не звериная, а человечья. Попетляв меж частых, но довольно чахлых стволов и редких скальных обнажений, присыпанная хвоей тропа привела пятёрку путников к мосту через узкую и порожистую, но уже вполне полноценную речку — раза в три поглубже и впятеро быстрее давешнего ручья, без малого насмерть задушенного болотом. Мост тоже был узок и прост: два бревна, настил из регулярно подновляемых досок изрядной толщины, по сторонам — увязанное редкой сетью верёвочное ограждение. За мостом тропа крутым, непригодным для большинства четвероногих серпантином пошла вверх — и за очередным поворотом её из пелены дождя как-то внезапно вынырнули тёмные, основательные, сложенные из брёвен черноствольных сосен стены Дозорной заимки.

— Благодарение Пресветлому, — выдохнул брат Сульхасий, — добрались!

Практически не выключая магорадар, я старательно копил статистику его использования. Правда, на ходу поддерживать все три луча внимания, даже в исключительно пассивном режиме, оказалось неудобно. Не достиг я ещё той просветлённости, которая позволяет перемещаться по твёрдой земле, не спотыкаясь, держать разгон сознания, рисовать при помощи магорадара картину местности всеми тремя лучами за раз, да вдобавок держать достаточный резерв внимания, чтобы обсасывать какую-нибудь не сильно сложную мысль или засветить при случае по супостату тем же форспушем. Увы, но даже при разгоне я мог поддерживать в движении только один луч, если с потерей качества — два. Ёмкой и требовательной штукой оказалось непрерывное сканирование местности. Но я не отчаивался, поскольку нашёл выход — простой, как мычание. Я менял «тон» луча! Два оборота — обнаружение живого. Третий и четвёртый обороты — смещение аурного диапазона, обнаружение чувствующего. Пятый и шестой — снова смещение, обнаружение следов чужой мысли. И всё по новой. На каждый оборот около десяти секунд, на весь цикл — минута.

Удобно!

И дальность у магорадара оказалась вполне, вполне. Население той самой Дозорной заимки я, например, вполне уверенно засёк во всех трёх диапазонах ещё с гребня, с расстояния, которое мы одолели за полтора часа ходьбы. По прямой вышло, конечно, намного меньше. Но обнаружить людей на вполне достойной дистанции в три с небольшим километра, причём на ходу и не прибегая ни к полной концентрации на магорадаре, ни к «накачке» луча… неплохо для новичка, да. Весьма неплохо.