Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 21

II. Экспедиция русского парохода «Океан»

Большое, в 10.000 тонн водоизмещения, русское быстроходное судно «Океан» уже 14 дней было в море.

До назначенного срока оставалось уже немного, но командир «Океана», молодой опытный штурман дальнего плавания Илья Максимович Седельников, был спокоен и знал, что вовремя дойдет до мыса Доброй Надежды, где был сборный пункт.

Седельников был очень недоволен, когда в Петербургском порту он получил предписание от своего правления принять на борт 540 арестантов и содержать их в тюрьме до мыса Доброй Надежды, где он получит новый приказ.

Узнав, что ему придется взять на «Океан» женщин, командир немедленно отправился в правление и просил освободить его от этого неприятного и унизительного, как он выразился, поручения.

— Почему унизительно это поручение, Илья Максимович? — удивленным голосом спросил его директор, откинувшись на спинку мягкого кресла.

Седельников нахмурил свои густые брови, отчего его загорелое, бронзовое лицо сделалось суровым, и сказал:

— Я узнал, что повезу в ссылку суфражисток, тех женщин, которые, как они говорили на суде, с отчаяния пустили красного петуха по городам. Я не видел этой забавы, так как в то время путался с грузом австралийского мяса в Саргассовом море, но читал об этой штуке много интересного. Быть может, все это очень худо и преступно, — не спорю, но ведь на такое дело с радости люди не ходят. Видно, была большая обида… так я думаю… А вот теперь я должен вести больше пятисот женщин на смерть. Среди них учительницы, а из них одна, может быть, учила и моих меньших сестер, чьи-нибудь матери… врачи, смело идущие на смерть ради спасения страждущих, ученые… Эх! Лучше избавьте вы меня от этого дела… Совестно мне что-то…

Илья Максимович энергично махнул рукой и повторил:

— Лучше избавьте меня!..

— Никак нельзя, дорогой капитан, — пожал плечами директор, — никак нельзя! Все опытные штурманы в плавании, а неопытному общество не может доверить такое отличное судно, как «Океан». С другой же стороны, нужно помнить, что общество наше за этот рейс получает прекрасную премию, пренебрегать которой мы не можем…

И директор начал уговаривать капитана, причем словно невзначай упомянул, что командиру «Океана» никто не помешает по возможности облегчить подневольным пассажиркам долгий морской переход. Илья Максимович подумал немного и согласился.

III. Живой груз

За час до выхода из порта командиру, в последний раз обходившему судно, доложили, что его желает видеть дама.

Крайне удивленный, Седельников вышел на набережную.

Здесь он встретил молодую девушку, одетую в широкое дорожное пальто, с желтой сумкой через плечо.

— Мне необходимо переговорить с вами, капитан, — заявила девушка и вскинула на него смелые, яркие глаза.

— Слушаю! — произнес, приподнимая фуражку, Илья Максимович. — Но только я должен предупредить вас, сударыня, что мой корабль менее чем через час выйдет в море.

— Да, я знаю это! — сказала девушка, направляясь вместе с капитаном по трапу на борт «Океана».

Усадив свою неожиданную посетительницу в кают-компании, Илья Максимович внимательно взглянул на нее. Он разглядел свежее, молодое лицо, глубокие синие глаза и энергичный подбородок. Из-под шляпы выбивалась прядь непокорных каштановых волос.

Девушка нетерпеливым движением прекрасных узких рук, с длинными и тонкими пальцами, поправляла волосы и все более и более смущалась под восхищенным взглядом моряка.

Зардевшись до самой шеи, девушка неестественно суровым голосом сказала:

— Я Ольга Разина, дочь одной из ваших пленниц, капитан…

— Как? — всплеснул он руками. — Вы дочь той, о которой рассказывают столько ужасного? Ведь это она изобрела вещество для поджога?

— Никто из нас этого не будет отрицать! — гордо подняв голову, сказала Разина. — Да, это — моя мать! Но я должна приступить к делу…

Девушка сжала руки и сильнее заволновалась.





— Капитан! — продолжала она. — Вы уходите сейчас в море. Возьмите меня в качестве трюмного пассажира! Я должна последовать за своей матерью: она больная, старая женщина… У вас, капитан, ведь тоже была, а может быть, еще жива мать… Вы поймете, как тяжело и горько мне!

— Я могу предоставить вам место на моем корабле, сударыня, — произнес после долгого раздумья Илья Максимович. — Но вы поплывете в качестве классного пассажира, и предупреждаю, что мне, вероятно, придется доставить арестованных в область антарктических островов.

— Я там останусь, — просто сказала девушка.

Через полчаса после этого разговора в уютной каюте девушка раскладывала свой багаж, а на палубе гремела лебедка, вытаскивая якорь и, по временам конфузливо закрывая рукою рот, ругался Седельников, распоряжаясь отходом от пристани и выходом в Морской канал.

В море Илья Максимович так скучал, как никогда. Объяснялось это очень просто. Во время обыкновенных рейсов на пароходе бывало шумно и весело. Пассажиры развлекались во время долгих переходов, и присутствие людей скрашивало однообразие плавания.

В этот раз все было по-иному. На палубе виднелись только дежурные матросы, уныло смотревшие за борт и изредка выкрикивающие:

— Военный корабль с правого борта!

— Парусник за кормой!

Седельникову казалось, что он везет с собой груз мертвецов.

Тихо и спокойно было в трюмных помещениях, и даже ночью, когда все звуки становятся резче и явственнее, командир тщетно напрягал слух, но ни одного громкого слова не улавливал он.

Илья Максимович напрасно искал встречи с Ольгой Константиновной Разиной. Она все время проводила вместе с арестованными, редко даже на ночь возвращаясь в свою каюту.

И только тогда, когда «Океан» начал склоняться к тропику Рака, на параллели острова Ланцароте, около 30-й параллели, рано утром он застал девушку на юте.

Солнце стояло еще низко над горизонтом, но море отражало его знойные лучи, накалявшие палубу и натянутый над ней брезент. Девушка сидела грустная и безучастно следила за большой фелюгой с парусами из пестрых циновок, сплетенных из листьев пальм.

На этих узких, с высокими гребнями на носах барках ходили и пели заунывными голосами чернокожие рыбаки в красных повязках вокруг бедер и на головах. Из воды высовывали черные, гладкие головы акулы и, повертываясь, сверкали белыми животами и показывали противные пасти, усеянные несколькими рядами зубов.

При виде их свертывали свои пестрые паруса нежные аргонавты и медленно погружались в море бесформенными, серыми комочками.

Илья Максимович долго смотрел на девушку, наконец, сняв фуражку, подошел к ней и поздоровался.

— Опять зной, — сказал он, — а я, признаться, возлагал большие надежды на северо-восточный пассат. Он иногда дует в это время и тогда несет с собой немного дождей и свежести. Но теперь я вижу, что плыть нам до другого тропика, до мыса Фрио, в зной!

Девушка слушала его рассеянно, а потом вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Что с вами? — обеспокоился Седельников и с участием в голосе спросил: — Скажите, в чем дело? Быть может, я сумею помочь вам!

— Случилось то, чего я опасалась! — шепнула девушка. — Они начали хворать. И моя мать… она тоже…

— Почему же вы не сказали мне об этом?! — воскликнул командир. — Ведь у нас есть врач на борту и аптека.

— Они не хотят! — ответила Ольга Константиновна. — Они знают, что едут умирать, умирать в больших мучениях, и потому предпочитают более легкую смерть здесь, на борту парохода.

— Я не могу допустить этого! — привычно строгим голосом заявил Седельников. — Сейчас же прикажу разместить всех арестованных в каютах второго и первого классов…

— Они не хотят этого, — повторила девушка, — и я не знаю, что мне делать!..

— Простите, сударыня! — уже тоном приказания сказал командир. — Я знаю, что мне следует делать. Я обязан доставить на мыс Доброй Надежды порученных мне людей в отличном состоянии и доставлю.