Страница 23 из 23
И в то же время он ни на секунду не теряет андрониковского лукавого прищура глаз, который пробивается сквозь изумительное перевоплощение в другого человека. Как истинно добрый артист, он иронично посмеивается прежде всего над собой. Его творчество окрашивает и согревает высокая человечность. Андроников не только убедительно и тонко передает индивидуальные особенности каждого из своих персонажей, но и раскрывает самую сердцевину, сущность их творчества.
В русском языке слово «вкус» очень емкое. Одно из его значений: вкус к чему-нибудь – к музыке, живописи, к природе и т. д. Так вот, Андроников обладает чутким и безусловным вкусом к искусству. И одновременно он одарен вкусом как чувством соразмерности и сообразности. Это качество сочетается с глубоко современным восприятием и трактовкой каждого явления, о котором он рассказывает многомиллионной аудитории телезрителей, радиослушателей, с пониманием духовных потребностей своих современников.
В сущности Ираклий Андроников на собственном примере учит, хоть мы можем этого и не замечать, познавать не только тот предмет или ту личность, с которыми он знакомит, но и вообще быть зоркими, чуткими. Приглашает к умению слушать и слышать музыку, поэзию, читать так, чтобы видеть больше, чем уложилось в тексте, в строчках, чувствовать как людей, его героев, так и эпоху, отразившуюся в них.
Общение с Андрониковым всякий раз обогащает. Его устные рассказы – это своеобразный кладезь интереснейшей информации, скрупулезно, по-исследовательски добытой, постигнутой, переработанной и творчески поданной. Слово в его рассказах соединено с интонацией, что придает одним и тем же словам множество добавочных притягательных свойств. Это своего рода маленький театр одного актера, где актер является одновременно и автором произведений, которые он читает. Его творчество стало явлением, которому нельзя подражать, но к уровню которого хочется стремиться.
МАРИЭТТА ШАГИНЯН. Слово Андроникова
Писатель Ираклий Луарсабович Андроников начинал «устно». Всем памятны его замечательные выступления в больших залах Москвы и Ленинграда. Его удивительные устные образы писателей, называвшиеся иногда пародиями, хотя правильнее было бы сказать – перевоплощения в характеры изображаемых им лиц. Его чудесные рассказы – юмористические, биографические, историко-литературные, историко-музыкальные.
Но слово Андроникова не было только произнесенным словом – в его рождении участвовал весь человек: его жесты, мимика, интонация – глубокое выражение мыслей и чувств. Когда мы слушали Ираклия Андроникова на сцене, мы видели перед собой всего человека, создавшего себя как объект искусства.
Он не был ни профессиональным чтецом, ни артистом, ни исполнителем чужих текстов. Может быть, потому, что во всех его выступлениях: в великолепных портретах, в замечательных рассказах-показах на голубом экране, в воспоминаниях о Большом зале дорогой нам Ленинградской филармонии, получившей имя Дмитрия Шостаковича, – мы чувствуем Ираклия Андроникова прежде всего как устного творца-писателя; и слово его не только слышится, но и как бы пишется перед нами в сокращении мускулов его лица, в движении щедрых губ, в жестах ладоней и пальцев, в остроте и всегда улыбчивой доброте (или доброй улыбчивости) его взгляда. <…>
Такие черты его творчества придают особую привлекательность прозе, независимо ни от сюжетности, ни от ее тематики, способных и сами по себе увлечь читателя.
Но чтение произведений Андроникова не только увлекательно. Оно имеет очень большое познавательное значение.
Мир, охваченный его пером, широк и многообразен. Он пишет о музыковеде Соллертинском, об искусстве Шаляпина и Улановой, об актерах Сальвини, Остужеве, о нижегородском фотографе Дмитриеве… Начиная с историко-литературных эскизов и до глубоких исследований творчества Лермонтова и Пушкина, от литературных архивов и до музыки Арама Хачатуряна им всегда сказано нечто новое, захватывающее читателя, – от этих страниц вам трудно оторваться, и они остаются в вашей памяти.
Я ничего более точного о музыке к «Маскараду» Арама Хачатуряна, чем несколько страниц Ираклия Андроникова, не читала в музыковедческой литературе. Слово его само звучит со страниц книги как музыка, словно это не написал, а произнес сам автор.
В своих работах Андроников не раз касается важной для его творчества темы – разницы сказанного и написанного слова, того, что мы называем (и это в нашу эпоху играет в общественной жизни советских людей огромную роль) «ораторским искусством», хотя слово «ораторское» несколько занижает и формализует великое пропагандистское воздействие устного слова. В статьях «Что же такое искусство Яхонтова?», «О новом жанре», «Слово написанное и слово сказанное» и во многих других Андроников делится с читателем мыслями и об особом виде искусства слова. Он пишет, например, что если заранее заучить свою устную речь, то она будет бездейственна в прямом своем назначении, потому что оратор в это время работает за счет памяти (вспоминает, как у него написано), а не за счет творческой мысли, рождающейся у него импровизационно: «…писать – это не значит „говорить при помощи бумаги”. А говорить – не то же самое, что произносить вслух написанное. Это процессы, глубоко различные между собой».
В Собрании сочинений Ираклия Андроникова читатель найдет во множестве интереснейших деталей все то, о чем я говорю тут обобщенно.
Неповторимое своеобразие творческой манеры Андроникова сказывается на всех жанрах литературы, в которых он работает, от рассказов-перевоплощений до его докторской диссертации о Лермонтове.
В этом смысле Ираклий Андроников – явление уникальное. И читателя ждет много радостей от чтения его прозы, звучащей, как живая устная речь.
КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ. Предисловие к книге Ираклия Андроникова «Рассказы литературоведа»
I
Всправочнике Союза писателей кратко сказано, что Андроников Ираклий Луарсабович – прозаик, литературовед, и только. Если бы я составлял этот справочник, я раньше всего написал бы без всяких покушений на эксцентрику:
Андроников Ираклий Луарсабович – колдун, чародей, чудотворец, кудесник. И здесь была бы самая трезвая, самая точная оценка этого феноменального таланта. За всю свою долгую жизнь я не встречал ни одного человека, который был бы хоть отдаленно похож на него. Из разных литературных преданий мы знаем, что в старину существовали подобные мастера и искусники. Но их мастерство не идет ни в какое сравнение с тем, каким обладает Ираклий Андроников. Дело в том, что, едва только он войдет в вашу комнату, вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Тарле. Всех этих знаменитых людей во всем своеобразии их индивидуальных особенностей художественно воссоздает чудотворец Андроников.
Люди, далекие от искусства, невежественные, называют это его мастерство имитаторством. Неверное, поверхностное слово! Точнее было бы сказать: преображение. Андроников весь с головы до ног превращается в того, кого воссоздает перед нами. Сам он при этом исчезает весь без остатка.
Как-то вскоре после смерти Алексея Толстого он сидел у меня в комнате и голосом Алексея Николаевича говорил о различных новейших событиях – то самое, что сказал бы о них покойный писатель. Стемнело. Андроников продолжал говорить, и, пока не зажгли огня, я проникся жутким до дрожи чувством, что в комнате у меня за столом сидит Алексей Николаевич. И даже удивился, когда засветили лампу и я обнаружил, что это не Алексей Николаевич, а Ираклий.
Мало того, что он точно передал голос писателя, колорит его речи, ее тембр, ее интонации, – он воспроизвел самую манеру его мышления.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.