Страница 38 из 184
5. Мистер Гарли все еще хворает, однако дела принуждают его выходить из дома; у него болит горло, и прошлой ночью ему отворяли кровь; я посылал справиться о его здоровье, и сам несколько раз наведывался; нынче вечером ему, насколько я слышал, стало легче. Обедал с доктором Фрейндом в одном доме, где должен был выдавать себя за кого-то другого, принимая участие в какой-то дурацкой шутке, от которой меня мутило. Погода у нас день ото дня улучшается, и вместо какой-нибудь ромашки я лучше буду лечиться прогулками. И вы тоже, пожалуйста, отправляйтесь пешком к вашим деканам, или к вашим Стойтам, или к вашим Мэнли, или к вашим Уоллсам. Впрочем, вы, наверно, так теперь тщеславитесь своей новой квартирой, что будете гулять меньше обычного. Ступайте-ка, сударыни, вон, и позвольте мне лечь спать, слышите.
6. Мистер Гарли чувствует себя хуже и все из-за того, что он вчера выходил. Я дважды наведывался и посылал справляться, потому что тревожусь за него. Меня поймал Форд и уговорил пообедать с ним по случаю оперного дня; я привел с собой мистера Льюиса, и мы просидели у него до шести часов. Вот уже три недели, как я не видел мистера Аддисона; всей нашей дружбе конец. Ни в какие кофейни я теперь не хожу. Я представил нынче герцогу Ормонду одного священника из епархии епископа Клогерского, некоего Ричардсона[429]; он переводит на ирландский молитвы и проповеди и составил проект касательно наставления ирландцев в протестантской вере.
7. Утро. Право, еще чуть-чуть и мне, кажется, захочется, то есть я хочу сказать, что если бы только не одно дело, то я возымел бы похвальное намерение, но только, повторяю, если бы мне не надо было заняться кое-чем другим, то я, возможно, принялся бы отвечать на ваше дорогое дерзкое письмецо. О господи, я стану кривобоким и все оттого, что пишу, лежа в постели. Однако мне все же, пожалуй, придется ответить на ваше письмо сейчас, иначе у меня не останется места, ведь мое — должно быть отправлено только в субботу; и не воображайте, пожалуйста, что я испишу и третью страницу, до этого, мои юные дамы, еще не дошло. Так-с, что касается вашего Берниджа, то я уже сказал о нем более чем достаточно, и, кроме того, написал ему на прошлой неделе. — Переверните-ка этот лист. Посмотрим теперь, о чем повествуют миру МД? Мои головные боли, мадам Стелла, беспокоят меня намного меньше, надеюсь, что и дальше будет не хуже. Отчего так получается, что ваше письмо идет пятнадцать дней, а мое — пятнадцатое — вы получили через семь? Ну-ка отвечайте мне, плутовки! То, что вы ублажали тетушку Уоллс, служит, конечно, достаточным извинением. Как вижу, я все же ошибся насчет пола и у нее мальчик. Да, я понимаю ваш шифр, а Стелла всегда верно разгадывает мой. Так вот, да будет вам известно, что он дал мне бларниксорвный аблирлнент мниа опляртьяднелснянттфруинитрояв[430], каковой я возвратил ему через мистера Льюиса, сопроводив его письмом, в котором выражал свое крайнее негодование и которое было ему показано; и этим дело закончилось. Он сказал, что у него были причины на меня сердиться, а я ответил, что и у меня тоже были, а теперь мы возвратились к нашей прежней дружбе, и я склонен думать, что он любит меня, насколько может всесильный министр полюбить человека за столь короткий срок. Разве не правильно я себя повел? От души рад, что вы получили, наконец, свою бутылку с лекарством; молю всемогущего господа, чтобы она пошла на пользу моей дражайшей малютке Стелле. Полагаю, что миссис Эджворт выехала в Ирландию еще в позапрошлый понедельник. Да, я читаю «Экзаминеры» и вы справедливо судите — они написаны весьма недурно. Только я не считаю, что они слишком сурово обходятся с герцогом; они лишь осуждают его за корыстолюбие, а между тем его корыстолюбие разорило нас. Вы можете не сомневаться, — все, что в них напечатано, — сущая правда. Автор объявил, что их пишет не Прайор; но тогда, возможно, что это Эттербери. — Теперь в разговор вступает мадам Дингли; очень славная погода, говорит она, да, говорит она, и мы переехали на новую квартиру, говорит она. Я прикинул, что останься вы на прежнем месте еще пять месяцев, то, возможно, сберегли бы восемь фунтов, но это вам так же под силу, как если бы вам предложили сберечь восемь тысяч. Весьма рад, что вы избавились от этой подсматривающей и подмаргивающей француженки. Я выпишу вам долговую расписку на Парвисола на пять фунтов на полгода. Но вы не подумайте, что я из-за этого стану жить на четыре шиллинга в неделю, не есть и не пить. Какой д….. вам сказал, будто Эттербери и ваш декан похожи друг на друга?[431] Я так ни разу и не повидал ни вашего канцлера, ни его капеллана. Последний весьма образован и тщится прослыть писателем, а ваш канцлер отличный человек. Что касается птицы Патрика, так он купил ее за то, что она тихоня, а теперь другой такой неугомонной в целом свете не сыщешь. Ей уже трижды перевязывали крылья, но она опять как ни в чем не бывало. Стоит ей захотеть, и она могла бы полететь за нами в Ирландию. — Да, миссис Стелла, почерк Дингли больше похож на почерк Престо, нежели ваш; хотя вы и надписываете письма так, как если бы хотели сказать, а почему бы собственно и мне не писать, как Престо, чем я хуже Дингли? Позвольте, вы? с вашими неуклюжими SS?[432] Неужели вы не можете писать их вот так SS? — Нет, могу только вот так — SS? — Наглые девчонки, как вы смеете порочить почерк Престо и утверждать, будто, когда вы пишете с закрытыми глазами, у вас получается особенно похоже на Престо. Помнится, прежде я писал и вполовину не так разборчиво, как теперь, и все же весьма вам обеим сочувствую. Крайне огорчен болезнью глаз миссис Уоллс. Странно однако, что в своем письме ко мне, написанном после вашего, Уоллс ни словом об этом не обмолвился. Вы говорите, что после выздоровления ей грозит слепота. Надеюсь, жизнь ее вне опасности. Да, Форд рассудителен именно настолько, Насколько это в моем вкусе. Я предпочитаю обычно гулять с ним, потому что он неназойлив и всегда готов составить мне компанию, когда я чувствую себя уставшим от дел и министров. В кофейнях я не бываю и двух раз в месяц и чрезвычайно аккуратно ложусь теперь спать до одиннадцати. — Итак, вы утверждаете, что Стелла прелестная девушка; что ж, так оно и есть; я словно вижу ее в эту самую минуту и она действительно на редкость хороша. Знаете ли что? Когда я пишу на нашем языке, то невольно шевелю губами, как если бы я произносил все вслух? Я только что поймал себя на этом. А Дингли, я полагаю, сейчас прекрасна и свежа, как девушка в мае, наслаждается здоровьем и не ведает сплина. — Вы, надеюсь, не забыли, когда составляли свой отчет, что мы с вами обычно отсчитываем двенадцать месяцев с 1 ноября? Бедняжка Стелла, неужто Дингли не оставит ей хоть немножко дневного света, чтобы написать Престо? Ничего, ничего, скоро у нас назло ей дневного света будет сколько душе угодно. И вы долзны клицать тлам-тлам[433], и повтолять тлам-тлам, и подлазать БДГП. Да-да, неплеменно. Ну вот, тепель я ответил на васе сипмо. Доблого вам утла. — Вечером. Миссис Бартон прислала мне утром приглашение на обед, а посему я и пообедал у нее так же чинно и благопристойно, как МД, когда они, бывало, принимали какого-нибудь более важного гостя, нежели обычно.
8. О, дорогие МД, я в полном отчаянии! Вы узнаете о случившемся до того, как получите мое письмо, потому что нынче вечером я написал полный отчет обо веем архиепископу Дублинскому, и декан сумеет рассказать вам подробности со слов архиепископа. Как ни трудно мне было в таком смятенном состоянии писать, но я все же счел необходимым послать правдивый отчет о происшедшем, потому что вы услышите тысячу лживых небылиц. Дело в том, что сегодня в три часа пополудни во время заседания Тайного совета мистер Гарли был ранен. Я играл в карты у леди Кэтрин Моррис[434], у которой обедал, когда молодой Эрандел[435] явился с этой вестью. Я тотчас побежал к секретарю, что было мне как раз по пути, но никого не застал дома. Потом мне встретилась в портшезе миссис Сент-Джон, но она слыхала об этом только мельком. Тогда я нанял портшез и добрался до дома мистера Гарли, где мне сказали, что он спит и что, как они надеются, жизнь его вне опасности; ведь он был нездоров и несмотря на это вышел сегодня, и ранение может вызвать у него лихорадку. Я смертельно за него беспокоюсь. Ранил его один отъявленный французский негодяй — некий маркиз де Гискар[436]. Этот Гискар по приказу господина секретаря Сент-Джона был взят под стражу по обвинению в государственной измене и предстал перед лордами для допроса, во время которого он и нанес свой удар. Все подробности я уже рассказал архиепископу. Сейчас в девять вечера я опять посылал справиться, и мне сказали, что мистеру Гарли лучше. Простите, пожалуйста, мое отчаяние; я думаю о том, как он был ко мне добр. — Бедняга лежит сейчас в своей постели, раненый отъявленным французским негодяем-папистом. Доброй вам ночи, храни вас обеих господь и посочувствуйте мне, я сейчас очень в этом нуждаюсь.
429
Ричардсон Джон (1664—1747). — Учился в Тринити-колледже одновременно со Свифтом, изучил ирландский язык и неустанно хлопотал об обращении коренных ирландцев в протестантизм, однако его предложения были отвергнуты верхней палатой конвокации из опасения, что это может повредить английским интересам в Ирландии.
430
…тфруинитрояв… — При чтении через букву получается — «банковый билет на пятьдесят фунтов».
431
…Эттербери и декан похожи друг на друга? — Стелла, видимо, была сбита с толку розыгрышем Свифта; см. запись от 6 января 1710—1711 г.
432
…с вашими неуклюжими SS? — Дин Свифт указывает в примечании к этому месту, что эти буквы во всех трех случаях написаны так причудливо, что печать неспособна это передать.
433
…клицать тлам-тлам… — Это единственное место, в котором Дин Свифт воспроизводит ребячий язык оригинала, а в примечании дает свой перевод, однако сравнение этого места с сохранившейся частью рукописи «Дневника» побуждает исследователей сомневаться в правильности предложенной в данном случае Дином Свифтом расшифровки текста.
434
Кэтрин Моррис (ум. 1716) — дочь графа Пемброка и жена Николаса Морриса.
435
…молодой Эрандел… — По-видимому, 17-летний сын барона Генри Эрандела.
436
Де Гискар Антуан (р. 1658) — французский дворянин, бывший одно время католическим священником и вынужденный в 1703 г. вследствие неблаговидных поступков покинуть Францию; после разнообразных приключений вплоть до поддержки восстания камизаров против Людовика XIV Гискар получил убежище в Англии. Здесь ему удалось войти в доверие к Мальборо, Годольфину и другим влиятельным лицам, назначившим его во главе полка политических эмигрантов из Франции, а затем назначившим ему правительственную пенсию. Однако Гарли уменьшил эту пенсию, и тогда Гискар, чтобы поправить свои имущественные дела, вступил в тайную связь с французами; его письма были перехвачены, и он был вызван для допроса на заседание Тайного совета. Существует мнение, что, увидя свое положение безнадежным, он хотел будто бы в первую очередь расквитаться с Болинброком, которого считал особенно повинным во всех своих неудачах, но тот сидел от него далеко, и потому Гискар нанес два удара перочинным ножом Гарли (правда, от первого удара нож сломался), что вызвало потом ревность честолюбивого Болинброка, так как лавры мужественной жертвы французских козней достались Гарли, то есть не по адресу. Присутствовавшие бросились на Гискара с обнаженными шпагами и нанесли ему множество ран, от которых он через несколько дней скончался. Партия тори постаралась извлечь из этой истории наивозможный пропагандистский эффект, и Свифт, как явствует из «Дневника», внес в эту пропагандистскую кампанию весомую лепту; версия была такова, что виги вкупе с французами и католиками хотели погубить самого видного тори — Гарли.