Посредник

Несколько лет Сала упорно и настойчиво ухаживал за Монтсе Фликс — единственной наследницей одной из самых богатых семей в Вике. В круг таких богачей ему удалось войти благодаря ловкому ходу: иногда, если представлялась возможность, он платил семье Фликс чуть больше при закупке овощей, которые выращивались на ее обширных и многочисленных владениях, приобретавшихся на протяжении нескольких поколений. Именно так Сале удалось постепенно сблизиться с будущей супругой. Каждый раз, навещая сеньора Фликса, он преподносил девушке экзотичные подарки: к примеру, нейлоновые чулки и духи «Шанель» — подобные презенты очень ценились в те послевоенные времена, особенно в провинции, и весьма впечатляли в том кругу, где вращалась его невеста. Все стали симпатизировать юноше, который, по мнению Монтсе, проявлял недюжинные способности к коммерции, раз уж был способен преподносить такие поистине королевские дары.

Как-то, посоветовавшись с матерью. Сала придумал особенно хитроумный ход. Он решил пойти к будущему свекру и предложить сделку, превышающую его возможности: купить у Фликса для своих складов гораздо больше продуктов, чем Фликсы получали на всех своих землях. Таким образом отец Монтсе поймет, что у Салы дело поставлено с размахом и с лихвой перекрывает весьма немалый объем продукции, получаемой на хваленых землях семейства Фликс. Представив такого рода «визитную карточку», Сала займет серьезные позиции и тогда уж попросит у сеньора Фликса руки его дочери. После этого он сможет заняться претворением в жизнь своих величественных замыслов о финансовом могуществе, так как земли Фликсов исключительно плодородны, их каждое утро увлажняют туманы Вика, и расположены они на равнине, вблизи от главного шоссе.

Практически Сала повторил ту же брачную сделку, что ранее совершила его сестра, но с той существенной разницей, что владения Монтсе Фликс находились в плодородной долине и давали высокие урожаи, в то время как земли его шурина находились в предгорье и обеспечивали скудный доход. Короче говоря, у будущей жены Салы было больше благ, чем у мужа его сестры, и Сала сумел оценить их по достоинству, как настоящий знаток.

Женившись, Сала принялся, словно одержимый, округлять доставшееся ему богатство. Желая расширить дело, он постоянно находился в разъездах, старался приглядеть территории, подлежащие завоеванию. Монтсе ездила вместе с супругом лишь в самых неотложных случаях, но не пропускала ни единой возможности побыть в Барселоне, где усердно ходила в кино, в театры, встречалась со своими подругами по колледжу. Из года в год она создавала собственное окружение, все больше отдаляясь от той среды, из которой вышли ее родители и Сала.

Спустя десять месяцев после свадьбы, у Монтсе, так и не испытавшей чувства любви, родилась дочь. Сала не смог удержаться от соблазна наречь ее собственным именем и девочку назвали Хуаной. Больше детей у них так и не появилось. По мере того, как шли годы, Монтсе хорошела, в то время как муж ее бесповоротно старел. Свои поездки в Барселону она использовала для массажа, консультаций по лечению диетой; одной из первых женщин в Вике она приучилась ежегодно обследоваться у врачей. Монтсе не побоялась даже подвергнуться операции хирурга-косметолога.

Когда ей исполнилось сорок два, она стала брать на ежегодное обследование и Хуану, которой было тогда двадцать. К тому времени Монтсе уже была знакома с кардиологом — доктором Теной, которому полностью доверяла. Довольно скоро, женившись на дочери Салы, Тена стал членом их семьи. Самые тесные отношения у него завязались с тещей, и это раздражало Салу.

Уязвленный к тому же тем, что зять имел университетское образование. Сала не пропускал ни единой возможности в наглядной форме продемонстрировать, как велико его состояние, дабы врач лишний раз убедился: в их клане Сала всему голова. Кража масла, которую они с Теной неожиданно обнаружили, снова выставляла Салу в нелепом свете перед этим мальчишкой, оказавшимся сегодня свидетелем самой неприятной прогулки, которую Сала когда-либо совершал.

Вернувшись в огромный гараж, Сала кое-как поставил машину и ушел в дом. Он заперся в своем кабинете, который одновременно служил и библиотекой, и архивом для наиболее ценных бумаг. Из этой комнаты он обычно вел по телефону деловые переговоры.

Мысль о краже масла непомерной тяжестью, словно могильная плита, давила на сознание Салы. К тому же его угнетало нелепое положение, в котором он очутился перед Теной, — это был еще один невыносимый удар, нанесенный ему судьбой.

Как это ни странно, но за материальные последствия этого урока Сала переживал меньше, чем за унижение, которое он претерпел перед этим постылым человеком, женившимся на его любимой дочери. Впрочем, в душе Салы сейчас царила такая сумятица, что трудно было разобраться, какая из двух неприятностей раздражала его больше. До него пока никак не доходило, что эта баснословная кража грозит ему разорением, в то время как ущерб, нанесенный его тщеславию, — всего лишь внутрисемейное дело.

Сала листал черную книжечку в потрепанной обложке, где у него были записаны самые важные телефоны. Наконец он нашел то, что искал, и принялся набирать номер в Брюсселе.

— Алло! — услышал он голос, перебивший другие звуки на проводе.

— Пожалуйста, — Сала вновь почувствовал себя униженным, так как не умел говорить по-французски,— пожалуйста, скажите, мсье Лафонн дома?

Женский голос ответил что-то неразборчивое. Но через пятнадцать секунд Лафонн уже взял трубку:

— Да!..

— Лафонн? Это Сала.

— Добрый вечер. Как дела?

— Плохо. Очень плохо.

— Что случилось? — встревожился бельгиец.

— У меня украли весь запас масла.

— Как?

— Вот так... как я сказал...

— Что вы говорите, Сала! — воскликнул уже по-испански, но с сильным франко-бельгийским акцентом его собеседник.

— Видите ли, Лафонн, по телефону мне трудно объяснять все подробно.

— Понятно, понятно... Но скажите хотя бы в двух словах, как это обнаружилось.

— Сегодня... я пошел посмотреть баки с маслом. А масла нет... Вместо него грязная вода... Масло увезли. Только немного оставили сверху, чтобы не сразу заметно было.

— Что вы говорите?!

С этого момента разговор шел как в дурном сне. Сала говорил на испанском с каталонским акцентом, а Лафонн на каком-то словесном винегрете, где преобладали испанские слова, сдобренные французскими, а временами и английскими.

Так они проговорили с полчаса. Беседа, казалось, застыла на одной точке. Ограбление грозило разорением Сале, но ставило под угрозу и блестящую карьеру генерального директора фирмы СОПИК — Лафонна. Поскольку именно он рекомендовал административному совету своей фирмы войти в долю с Салой, приобретя 10 процентов его дела. Это был первый шаг СОПИК, намеревавшейся в дальнейшем расширять свою деловую активность на территории Испании.

Под конец Лафонн, потеряв терпение, сказал:

— Завтра же утром вылетаю в Барселону. Когда билет будет на руках, сообщу, каким рейсом прибуду.

— Я буду ждать вас в аэропорту Прат.

— До завтра.

Сала сидел подавленный, глубоко погрузившись в кресло. Глаза его блуждали по полкам картотеки — этой «святая святых», где стояли вперемежку и справочники с адресами всевозможных фирм, и ящички с карточками данных о клиентах, и рекламный календарь вин Хереса.

Сала испытывал новое и непривычное для себя ощущение полного бессилия. Это было невыносимо, почти как физическое страдание. Посредник сколотил свое состояние благодаря огромной работоспособности, ловкости во всякого рода жульнических проделках, умению хитроумным образом обходить законы. Он всегда отыскивал решение любой проблемы, даже если это стоило ему огромных усилий и приходилось кого-то подмазать. Но на этот раз Сала чувствовал себя совершенно разгромленным. Этот удар был совсем не похож на все остальные. И он не знал, как отвести его, даже не представлял, как подступиться к решению вопроса, вставшего перед ним.