Страница 11 из 47
— Мы познакомились, когда он привез образцы. Ты ведь даже не знаешь, чем я тогда занималась. Это я после декрета пошла преподавать в Университет, а до этого работала в аналитической лаборатории. Мы занимались химией руд. У нас была хорошо оснащенная лаборатория и высококлассные специалисты. Самые ценные и необычные образцы всегда привозили к нам. Вот так и встретились. Он смешной такой был. Маленький, но очень сильный и подвижный. Некрасивый, но невероятно обаятельный. У нас сразу все закрутилось. Три недели бурного романа. А потом были готовы результаты анализов, и он уехал. Ты не думай, я, когда поняла, что беременна, сразу ему написала. Не просила ничего, просто поставила в известность. Мне показалось, так будет честно. Я ведь уже и не надеялась, что у меня будет ребенок. В сорок лет-то… Ну, так вот… Он приехал и сразу сказал, что не женится. Была у него уже жена. И двое взрослых сыновей. А еще сказал, что родится обязательно мальчик. Мол, в их роду по-другому не бывает. Я еще посмеялась и сказала, что в нашем роду, наоборот, только девочки рождаются, и мы еще посмотрим, чья порода сильнее. Он только головой покачал. А потом, когда ты родилась… Не поверишь, он нас обоих от больницы до самого дома на руках нес. Сильный был. И все плакал. Говорил, что все бы ради нас бросил, за то чудо, что я ему подарила, но слишком поздно. Рак у него был. Меньше, чем через полгода, его потом не стало. Вот тогда он и рассказал, про свой мир. Красиво так сказка звучала. Мол, живет в его мире народ мастеров, многочисленный и талантливый. И есть среди них три сильных клана, в которых рождаются только мальчики. Лишь раз в пятьсот лет в одном из них появляется на свет девочка, Рен-Атар, способная к магии, наделяющей силой все их творения. И то, что ты в нашем мире родилась, это неправильно. Потому, что Рен-Атар должна жить со своим народом и дарить ему свою силу. А значит, тебе судьба первой из многих поколений его рода, живущих в нашем мире, найти дорогу домой. И если ты ее не найдешь, то судьба так сложится, что найдут тебя. Потому что иначе просто быть не может. Он, конечно, понял, что я ему не поверила. И тогда… Подожди, я покажу.
Мать тяжело поднялась с табуретки и вышла в комнату. А я осталась сидеть на кухне. Мне хотелось кричать, кататься по полу, биться головой об стену. Но я не могла пошевелиться. Мне хотелось плакать, но вместо слез в горле клокотали обида и злость. Почему?.. Почему столько лет?.. Бездарная, никому не нужная дурнушка… Почему, мама?..
— Вот, — она положила на стол предо мной тоненькое, словно сплетенное из волосков, колечко.
Я узнала его. Когда-то она носила его, не снимая, но последние лет пятнадцать я его даже не видела. А еще я узнала зиральфир. Этот был голубым, какого-то льдистого оттенка. Среди тех, что принес мне Дил-Унгар, такого не было. Помню, в детстве, мне казалось, что колечко стеклянное, и мне всегда очень хотелось его потрогать. Наверное, она спрятала его тогда, когда я стала интересоваться украшениями. Или когда училась работать с металлом. Почему, мама?
Я ничего не сказала. А она не села за стол, а прошла к окну и, глядя куда-то вдаль, продолжила рассказ.
— Когда он уехал, я договорилась в лаборатории и мне дали возможность провести анализы. Чего только я не делала! Не буду тебя утомлять, ты никогда не была сильна в химии. Но вывод был только один: такой сплав не может существовать. Невозможно создать его в наших условиях и при наших технологиях. Да и вообще не понятно, при каких возможно. Мне стало страшно. Тогда я позвонила ему и все рассказала. Он только хмыкну. Сказал, что и не сомневался, что я все проверю. И что металл этот называется зиральфир, и получить его можно только при помощи магии.
Она замолчала. Я тоже никак не могла собраться, чтобы спросить ее о том, что меня так взволновало. Не знаю, сколько мы молчали. Я хотела спать, и в то же время понимала, что не лягу. И хотя я сейчас почти ненавидела ее, в то же время не могла оставить ее одну. Наверное, мне еще никогда в жизни не было так больно. И все же я должна была понять.
— Почему, мама? Почему ты рассказала мне это все только сейчас? Почему на протяжении двадцати девяти лет ты позволила мне думать, что я бездарная, никому не нужная уродина? Почему?
— Почему? — она слегка усмехнулась, — А если бы они не пришли за тобой? Если бы не нашли? Как бы ты жила с твоей внешностью и такими сказочными амбициями? Что бы с тобой стало тогда?
— Но…
— Подумай, прежде, чем возражать.
— Я могла бы стать художником.
— По металлу? Нет. Ты никогда не нашла бы удовлетворения в таком творчестве. Тебе бы не хватало зиральфира.
— Откуда тебе знать?
— А разве ты не почувствовала разницу между пенькой и этим волшебным металлом? Думаешь, в мастерской было бы иначе?
Я больше не стала ей возражать. Зачем? В конце концов, она поступала так, чтобы защитить меня. Кто знает, каким чудовищем я могла бы вырасти, знай о своей избранности. Но мой Канон… Каким бы он был тогда? Что я смогла бы вложить в него, если бы понимала, как это важно? А я не понимала? Не знаю…
— Ты уйдешь?
— Да, — я вздрогнула.
Ответ прозвучал изнутри, прежде, чем я смогла его продумать. Не уже ли я все уже для себя решила? А как же мама? Мои друзья? Моя жизнь?
— Обо мне не беспокойся. У меня кое-что припрятано на черный день. Да и сколько там мне осталось…
— Но ты же будешь совсем одна.
— Думаю, твоя Иринка не оставит меня. Она хорошая девочка. А тебе нечего делать здесь. Там ты нужна, тебя ждут. Там твой мир. Ты же Рен-Атар.
— Мама…
— Пойди поспи, Рена. Тебе вечером на работу, а сейчас уже почти час дня. И так не выспишься. И возьми кольцо. Оно принадлежит тебе.
Мне захотелось подойти и обнять ее, сказать какие-то нужные и правильные слова. Но она стояла в оконном проеме, освещенная полуденным солнцем, прямая и непреступная. Такая, как всегда. Я молча побрела к себе в комнату.
Я проснулась минут за десять до звонка будильника. Вставать было боязно. Сегодня. Синдин Дил-Унгар обещал вернуться через 4–5 дней. Вчера был четвертый. Значит, сегодня. Сегодня я выйду из дому, поеду на работу, но больше уже никогда не вернусь. Мне было страшно покидать свой привычный мир, но еще страшнее было думать, что он не захочет взять меня с собой. А если и вправду не захочет? Что мне тогда делать? Плести всю жизнь магические артефакты для неизвестного мне народа из металла, который мне будут приносить вот такие квадратные посетители? А может, так оно и лучше? Тогда мне не придется бросать маму и друзей, устоявшуюся жизнь. Только вот есть ли что-то в этой устоявшейся жизни, что может сделать меня счастливой?
— Рена, ты проснулась?
Все, как всегда! Будь это хоть последний день моей жизни, но опаздывать на работу — это моветон. Я нехотя выбралась из постели и побрела в ванную.
На кухне маменька уже ждала меня с кофе и ужином. В другой раз я бы саркастически хмыкнула по поводу такого жеста, но сейчас он тронул меня до слез. Она действительно со мной прощалась.
Пока я ела и пила кофе, она молчала. Дождалась, пока я поставлю на блюдце пустую чашку.
— Ты ничего не забыла?
Невинный такой вопрос заботливой мамочки. Я удивленно посмотрела на нее.
— Ты не надела кольцо.
Действительно. Не надела. Я его даже примерить не пыталась. В моем сознании оно до сих пор принадлежало ей.
— Думаешь, надо?
— Обязательно.
— Хорошо.
Я вернулась в свою комнату, покрутила безделушку в руках и все же надела на безымянный палец.
Взгляд упал на пластиковый пакет в котором лежал Канон. В этом была какая-то неправильность. Я подвинула стул к шкафу и стащила сверху старый бабушкин чемодан. Если я правильно помнила, это должно было быть здесь. Чемодан был пыльный. Недолго думая, я вытащила из шкафа футболку. Мне она уже не понадобится, поэтому я использовала ее, как тряпку. Под крышкой, как я и помнила, обнаружились неразрезанные чайные полотенца, не подшитые скатерти и прочая, как говорила бабушка, добротная, но так и не нашедшая своего применения мануфактура. То, что мне было нужно, нашлось на самом дне. Эта ткань, всего-то полметра, была, подозреваю, еще дедовским военным трофеем, привезенным откуда-то из Манчжурии. Роскошный муаровый шелк струился между пальцами, переливаясь всеми оттенками зиральфира. Этот шелк был достоин моего Канона. А Канон был достоин шелка.