Страница 4 из 13
Мадам Гайар лезет за стояк, достаёт свёрток. Судорожно прячет его за пазуху. Одну руку оставляет там же — пересчитывает.
ЖАК. Бить его?
ГРЕНУЙ. Дрова пахнут лучше…
ЖАК. Бить его?
МАДАМ ГАЙАР. Нет. Как ты узнал?
ГРЕНУЙ (жмет плечами). Не знаю… Просто знал. Они пахнут. Кровью и немытыми руками. Ни как дрова…
МАДАМ ГАЙАР. Прекрати говорить про дрова!
ЖАК. Бить его, мадам Гайар?
МАДАМ ГАЙАР. Нет. (Греную.) Как ты узнал?
ГРЕНУЙ. Я не знаю. Я просто знал, что они там. А дрова там… (Показывает.) А там вода… Там герань…
МАДАМ ГАЙАР. Иди отсюда…
ГРЕНУЙ. А там…
МАДАМ ГАЙАР. Вон!
Гренуй уходит.
ЖАК. Надо было побить его…
МАДАМ ГАЙАР. Как он узнал?
ЖАК. Он дьявол. Они говорят, он видит сквозь стены… Надо было побить его. Сильно.
Мадам Гайар садится на стул. Думает.
ЖАК. Я бы побил его хорошо… (Пауза.) Почитать вам газету, мадам Гайар?
ЖАК. Я вообще-то не очень и слов многих не понимаю. Но газеты люблю. Бить и газеты… (Разворачивает газету, читает очень скверно.) «Врач З., невропатической конституции, плохо реагирующий на алкоголь и при обычных условиях совершенно нормально выполняющий всякие половые потребности, не в состоянии уже, как скоро он выпил вина, удовлетворять своё повышенное половое влечение самым обыкновенным актом совокупления, и для того, чтобы добиться извержения семени и испытать чувство полнейшего удовлетворения похоти, он должен был уколоть или надрезать ланцетом ягодицы женщины…» Каков, а? Бить таких надо…
МАДАМ ГАЙАР (вдруг встает). Он опасен!
ЖАК. Опасен, мадам Гайар. «…уколоть или надрезать ягодицы» он хочет…
МАДАМ ГАЙАР. Пансион должен отказать ему. К тому же монастырь прекратил выплаты… Он опасен. Пансион не может себе позволить…
Идет в комнату воспитанников.
Первый и Второй прячутся под одеяло.
Гренуй сидит на своей лежанке.
МАДАМ ГАЙАР. Монастырь прекратил выплаты, и пансион вынужден отказать вам. Пансион не может себе позволить… Вам необходимо собраться и следовать за мной. Вещи, что на вас, пансион жертвует в счет питания других воспитанников… Пойдемте…
ГРЕНУЙ. Но здесь дрова…
МАДАМ ГАЙАР. Пансион не может себе позволить. Пойдемте…
ГРЕНУЙ. А как же дрова?
МАДАМ ГАЙАР. Пойдемте!!!
ПЕРВЫЙ. Куда она его?
ВТОРОЙ. На бойню. Всех зверей ведут на бойню. Из него сошьют сапоги и перчатки для знати…
ПЕРВЫЙ. Для знати?
ВТОРОЙ. Может даже для графа или маркиза…
ПЕРВЫЙ. Повезло…
ГРЕНУЙ. Вон там дрова, мадам. Давайте понюхаем дрова. Дрова пахнут кленом… пахнут дубом… пахнут сосной… вязом…
МАДАМ ГАЙАР. Заткнитесь!!!
Гренуй замолкает.
Они идут по городу полному мелких лавок и заведений разного рода. Люди на улицах все до одного с газетами. Торговцы газетами появляются почти из-за каждого угла, кричат: «…один больной нанимал на время своих припадков…», «…образец мужа и семьянина, строго нравственный человек, отец нескольких детей, страдает периодическими припадками, при которых отправляется в публичный дом…».
Но Гренуй их не видит и не слышит. Он нюхает. Нюхает улицы, дома, лестницы, людей. И в его воображении город вместе со всеми его обитателями вдруг становится страшным и уродливым. Улицы превращаются в извилистые зловонные катакомбы, дома в иссохшие гробы, лица людей — в свиные рыла.
Греную становится страшно. Ему нечем дышать. Он задыхается, хватает ртом воздух, зажимает свободной рукой нос. И начинает шептать: «Дрова, дрова, дрова, дрова, дрова…»
Между тем они достигают цели своего путешествия — это дубильня на улице Мортельри.
МАДАМ ГАЙАР. Господин Грималь, это мадам Гайар. Пансион привел работника.
ГРЕНУЙ. Здесь пахнет нехорошо, мадам Гайар. Уйдемте…
МАДАМ ГАЙАР. Замолчите! Пансион привел работника, господин Грималь.
Скрипит засов, дверь открывается.
ГРИМАЛЬ. Работника… (Осматривает Гренуя.) Пансиону известно, что работа в дубильне не из легких?
МАДАМ ГАЙАР. Монастырь прекратил выплаты, и пансион не может позволить себе…
ГРИМАЛЬ. Пансиону известно, что каждый второй дохнет от чертова антракса?
МАДАМ ГАЙАР. Пансион не может себе позволить…
ГРИМАЛЬ. Надеюсь, работник здоров?
МАДАМ ГАЙАР. Пансион гарантирует.
ГРИМАЛЬ. Поглядим. (Берет Гренуя за волосы, крутит, вертит — удовлетворен.) Пять франков комиссионных…
МАДАМ ГАЙАР. Пансион не может себе позволить…
ГРИМАЛЬ. Десять.
МАДАМ ГАЙАР. Пансион…
ГРИМАЛЬ. Пятнадцать.
МАДАМ ГАЙАР. Пансион согласен. И расписка о передаче.
ГРИМАЛЬ. А с вас о получении комиссионных…
ГРЕНУЙ. Здесь пахнет…
МАДАМ ГАЙАР. Замолчите!
ГРИМАЛЬ. Так с ними надо… (Дает Греную подзатыльник.) Теперь по рукам…
Обмениваются бумагами.
Мадам Гайар получает деньги.
ГРИМАЛЬ. Читали в газете о девице из знати, что забавлялась с кошками в особенности персидской породы?
ГРИМАЛЬ. Сейчас принесу… (Втаскивает Гренуя в дубильню, исчезает сам.)
Мадам Гайар, не дожидаясь, уходит.
Идёт по городу, радостная, улыбается.
По пути она покупает у торговцев газеты на все пятнадцать франков.
И как только последний франк опускается в карман торговца газетами, время срывается и несется во всю прыть вперед.
В одно мгновенье газеты в раках мадам Гайар превращаются в прах.
Полыхает пансион на улице Шаронн. Полыхает Жак Страхолюд. Плавятся и исчезают франки за стояком камина. Мадам Гайар бросается их спасать и сама плавится.
И вот она уже лежит на жалкой лежанке в Отель-Дьё в компании пяти умирающих старух, обоженная и немощная. А вот едет в мешке на кладбище в Кламар, где её засыпают толстым слоем извести.
А в это время Гренуй неустанно мездрит шкуры, вымачивает их в воде, протравливает, мнет, сгоняет волос, обмазывает известью, колет дрова и носит воду. Носит воду, носит воду, носит воду…
ЗАПАХ ЧЕТВЕРТЫЙ
Козий хлев. Полумрак. Только слабые лучи света пробиваются сквозь щели в стенах.
Пахнет сеном.
На полу в соломе лежит Гренуй. Он не шевелится. Дышит тяжело, трудно.