Гномий Клинок

Оказавшись в изоляции, тварь забеспокоилась, двинулась вперёд — хранитель так же плавно двинулся назад, всё энергичнее выкачивая магию из пространства. Растерявшись, субстанция кинулась к тёплой стене — оттуда наверняка должна была изливаться сила вулкана, питающая её все эти годы. И налетела на поставленный барьер! Завизжав, она рванулась к заветной цели, не обращая внимания на растворяющиеся в темноте протуберанцы, осыпающиеся на закипевший пол сотнями капель. Достаточно ей было прильнуть к поверхности, и она могла бы выиграть — пустотный барьер в камне могли поставить разве что боги… Элан прикусил губу, не замечая, как струйка крови стекает по подбородку. Ему казалось, что он голыми руками удерживает плотину, и при этом сквозь него бьёт ток воды неимоверной силы… Тварь билась в агонии, теряя части мрака, разбрызгивая тяжёлые капли, заставляющие шипеть и плавиться гранитные глыбы. Некоторые из них попали на человека — боль была дикая, кровь легко хлестала сквозь рваные раны, но у хранителя было достаточно энергии — и он останавливал кровь, не ослабляя стен ловушки. От него требовалось одно: держаться, и он держался. На упрямстве, на желании жить — и необходимости помочь тем, кто надеялся на него. И ещё: на воспоминании — чёрный протуберанец легко касается сверкающего меча — и тот начинает стремительно тускнеть…

Сгусток мрака наконец понял, что проигрывает схватку. Взревев, он бросился в сторону Элана. Налетев на кокон пустоты, застыл в нескольких сантиметрах от человека — но капли разлагающейся плоти ударили в хранителя.

Сумасшедший спазм боли потряс человеческое тело, заставляя всё бросить, свернуться жгутом в тщетной попытке унять невыносимую муку… тварь взревела, чувствуя ослабление барьера, и принялась бросаться с удвоенной силой, расшатывая ослабевшие стенки защиты…

Ответом ей был дикий рёв. Фиолетовое пламя ударило во все стороны, заставив мрак испуганно отшатнуться — и ярость, древняя и могучая, ярость дикого зверя, просыпающегося вулкана, ярость первозданных стихий на пике своей мощи ответили чёрному порождению недр. Края кокона пустоты сомкнулись, одним рывком выжимая подобие жизни из подземного создания — и наступила тьма.

Тишина. Гулкая и испуганная, словно всё произошедшее здесь — секунду, час? Год назад — расшатали и её извечное спокойствие. Темнота — мирная и спокойная, скрывающая в себе лишь пустоту и покой.

— Кристальный пепел! Ты где?

Слабое свечение у стены. Камень под ногами похрустывает, ломаясь в такт неуверенным шагам, заканчиваясь у слабо светящегося кристалла.

— Подожди. Сейчас будет полегче. — Две неуверенные руки ложатся на острые грани — тонкие струйки крови тут же стекают по кристаллу, впитываясь в фиолетовые переливы, однако человек не замечает этого. Магия предела течёт по нему, впитываясь в изящные изгибы меча — и фиолетовое сияние понемногу разгорается, становясь всё сильней и ярче. Наконец хранитель неуверенно поднимается — и кристальный пепел сверкает в его руке. Он наклоняет голову — и меч легко входит в человеческое тело, аккуратно укладываясь вдоль позвоночника. Темнота. Шорох опускающегося на землю тела. Тишина. Всё.

— Элан! Элан! Очнись! Ты как?

— Мы живы? А где… тварь?

Озадаченное молчание. Робкий вопрос:

— А что ты последнее помнишь?

— Она кинулась на меня. Я смог удержать её, но кислота… Тысячи брызг добрались до моей кожи, кровь хлынула ружьём. Стало страшно больно… Дальше ничего не помню…

— Вспоминай! Страшно больно — и что?

— И обидно. Я почти победил. Меня охватил гнев. Нет, гнев холодный. Ярость. Я словно вспыхнул изнури… А потом — темнота; и никого.

— Интересно… Частичное слияние сознаний под действием драконьего гнева… Ладно, пошли. Ниже уже начинается газ, так что драк не ожидается. О дыхании я позабочусь, а вот поиски кристаллов поручаю тебе. Вернее, оказавшимся у тебя так кстати гномьим инстинктам.

— Пошли. Да — и спасибо, что подлечил. Эта кислота — едкая штука.

— Не отвлекайся. Я к тебе и не прикасался.

Элан, не успев сделать и пары шагов, резко остановился.

— Но я здоров? Или нет? И кто тогда меня вылечил?

— Ты сам. Или Грея. Короче, не заморачивайся — со временем поймёшь. А пока — давай вперёд, у нас времени почти не осталось.

— Это почему? Мы победили, внизу — никого, я это чувствую, и большая часть дороги наверх свободна!

— Потому что фляжка твоя не восстановилась — а значит, времени у нас меньше, чем предполагалось вначале.

Элан сорвал с пояса емкость с тщательно сохраняемым запасом воды — она зияла проеденными кислотой дырами.

— Что ж, значит, идти нужно быстро. Пошли!

Ночь вполне могла устроить здесь своё ложе. Полог темноты обволакивал всё вокруг, заботливо окутывая своим покрывалом каждый камень, каждый выступ. Тут вполне комфортно было бы той, кто не любит солнечного света. Тишина, вторая ипостась ночи, устроилась здесь не менее уютно — ни единого звука не раздавалось в пустом, заполненном тяжёлым газом пространстве. Ничего живого не оставалось вокруг — даже тёмные твари, любящие подземелья, не спорили с ядовитым дыханием глубин. Те немногие, что не успели убежать, давно истлели под действием вездесущего времени, одинаково свободно текущего и на прекрасных, покрытых лёгким песком пляжах, и в тёмных, зловещих подземельях, и в пустом пространстве высоко над головой…

Звук. Лёгкий и звонкий, он заметался между стен, эхом пробарабанив по каждому уступу, что бы вернуться к своему создателю, рассказывая о преградах на его пути. Несколько шагов — уверенных шагов знающего своё место в мире существа, способного поспорить за него и с всевластной в недрах гор тьмой, и с мёртвым газом, и даже потеснить вездесущее время. Вновь громкий стук — и опять замирающее вдали эхо…

— Скоро я смогу конкурировать с летучими мышами. — Элан стукнул по ближайшей стене так кстати подвернувшейся под руку горняцкой киркой и замер, вслушиваясь в подземные звуки. После того, как они нырнули под толстое одеяло подземного дыхания, широкий и ровный коридор кончился, сменившись маленьким ходом от подземного ручья. Здесь некому было расширять пространство, и приходилось быть осторожным, что бы не стукнуться головой о всё более низкий потолок.

— Размечтался. До летучих мышей тебе ещё ох как далеко. Ладно хоть, можешь идти, не ощупывая перед собой дорогу. А на поверхности, среди обилия звуков, толку от твоих навыков не будет никакого — просто не сможешь найти свой собственный отголосок эха.

— Во всяком случае — здесь у меня получается?

— Немного. Но лучше не отвлекаться, а попытаться почувствовать кристаллы астралита — насколько я понимаю, они где-то близко?

— Интересно, и как я это сделаю?

— Понятия не имею. Попробуй в очередной раз довериться своим просыпающимся способностям. Зачем-то же у тебя в жилах появилась струя гномьей крови?

Элан послушно попытался вспомнить, как выглядел огонёк на руке у старейшины: маленький синий осколок, мерцающий чуть слышным, испуганным светом. Эму было так страшно и одиноко далеко от своих собратьев, на чужой, высокой поверхности мира, где кончается твердь и начинается пустота, в которой порядочному камню не за что зацепиться. Но он знал, что нужен — и отважно сверкал, посылая во все стороны лучики синего пламени…

— Есть! Слабое синее пламя! Левее и метрах в десяти!

Элан повернулся к глухой стене, ударив по ней киркой: порода загудела, отзываясь густым звоном. Хранитель прильнул плашмя к холодной стене, ударил наудачу несколько раз — камень продолжал отвечать, открывая одному из своих собратьев маленькие тайны большой скалы.

— Метра два земли — и будет штрек. В нём добывали астралит, пока порождения глубин не уничтожили смельчаков, дерзнувших подойти так близко к сокровищам гор. Останки горняков до сих пор лежат там, сжимая в руках инструменты… Будем пробиваться?

Элан поднёс руку к затылку.