Гномий Клинок

Кради`о`Лост, весь багровый, сделал знак палачам — и жестокие удары сразу с двух сторон обрушились на хранителя, заставив его согнуться и извергнуть на пол только что съеденное.

— Похоже, по хорошему вы ничего понимать не хотите. — отдуваясь, выговорил иерарх, усаживаясь обратно в плетёное кресло. — Что ж, так или иначе, но пытки вытянут из вас всю силу — и Кавншуг получит своё. Вы его уже слышали — это он заметил вас в моём кабинете, а скоро и увидите. Почувствовав исходящую от вас энергию, он не сможет не придти за столь обильно накрытий стол — как не смогли не прийти и вы.

Иерарх с усмешкой кивнул в сторону остатков пищи на ажурном столике.

— Можете кричать или молчать — мне это безразлично. Впрочем, если вы захотите добровольно расстаться со своими силами, а заодно передать Кавншугу энергию своего меча — возможно, вы и останетесь в живых. Нам не помешает ещё одна овца, как вы верно подметили. Только не тяните с этим решением: в нашем обществе жизнь калеки — далеко не сахар…

Дикая боль пронзило всё тело хранителя, он дёрнулся, однако ремни, которыми его споро привязали к стене, пока от приходил в себя после первого шока, держали крепко. Помещение наполнилось фигурами в темных балахонах, что-то бормочущими вполголоса.

— Кавншуг, приди и возьми… — С ужасом услышал хранитель. Переход от умиротворяющей беседы к пыткам был молниеносным — и наверняка хорошо продуманным.

Новая боль, казалось, разрывала мозг на части. Элан скосил глаза — в его тело один из палачей медленно вдавливал раскалённый прут. Глаза его при этом остались совершенно бесстрастными. Другой уже спешил с белыми от жара клещами. Весь организм хранителя свело в один тугой нерв, казалось, что от напряжения мышцы сейчас лопнут, как гнилые канаты… Клещи вгрызлись в тело, ломая рёбра; новый спазм прокатился по каждой клетке, выворачивая чувства наизнанку и поворачивая жизненные процессы вспять; дикий гнев внезапно захлестнул Элана с головой, затмевая разум; фиолетовое, огненное пламя вспыхнуло в глазах — он рванулся, не помня себя от боли — и вышел из собственного тела.

Всё опять стало размытым, словно нереальным; боль сократилась до вполне терпимых размеров; фиолетовая дымка заполнила зал, удивительным образом успокаивая потрясённый разум и улучшая зрение — и хранитель увидел…

Серый туман клочьями просачивался сквозь стену. Мутный и прерывистый, словно рваный, он был страшен и притягателен одновременно. Словно в нерешительности, он остановился у стены, сгустился — и хранитель увидел…

Монахи перестали петь и попадали на колени; палачи бросили отливать водой бесчувственное тело пытуемого и распростёрлись ниц; верховный иерарх почтительно склонил голову — и посох с огромным камнем, а туман постепенно сгустился в серую косматую фигуру, высокую и нескладную, подпирающую собой потолок. Потом медленно, словно нехотя, раскрылись огромные, круглые глазницы — и оттуда на потрясённых людей глянула белая, мутная пустота, рождающая странные образы…

— Кавншуг! Кавншуг! Слава!

Нестройный рокот пронесся по залу и, словно ободрённый этим, призрачный гигант загустел, становясь ниже и плотнее, оглянулся по сторонам — и увидел землянина, заворожено наблюдавшего за ним со стороны. С гулким рычанием он потянул руку, пытаясь достать лакомый дух; шагнул раз другой, вначале неуверенно, потом смелее.

— Ты мой! Пища!

Волосатая рука, на ходу обрастая когтями, рванулась к Элану и вновь волны боли искорёжили хранителя; но теперь страдало уже не тело, а дух.

Драконесса, пробиравшаяся в проходе между скалами, внезапно остановилась, напугав спутников. Неожиданно она выгнулось дугой — и упала прямо в протекающий рядом ручей. Фиолетовое пламя охватило тело молоденькой девушки, судорога всё длилась, заставляя руки обрастать чешуёй, кроша камни и взбивая воду до пены; и вот уже взрослый дракон бьётся в горном ручье с невидимым противником, стирая в песок скалы и изрыгая огонь, от которого камень тёк, словно мягкий воск…. Спутники, привыкшие к её вспыльчивому нраву драконессы, торопливо попрятались ещё в самом начале странного приступа — это их и спасло. Теперь они со страхом наблюдали за происходящим из-за поворота дороги; полные ужаса — и благоговения.

Кавншуг рвал на части эфирное тело Элана, торопливо пожирая куски. Хранитель пытался отбиваться от огромного создания — однако оно легко справлялось со слабыми попытками, не переставая торопливо жевать. Дикая боль парализовала усилия, заставляя сдаться и опустить руки…. И тут — волна фиолетового гнева омыла тело человека. Он почувствовал себя гораздо больше — и сильнее. Огромные лапы, длинный хвост и крепкая чешуя, которую не пробить всяким там волосатым рукам. Кавншуг остановился на очередном взмахе, и на его лице отразилось почти человеческое недоумение. Элан взревел и кинулся вперёд, Размахивая полупрозрачными руками, которые прямо на глазах наливались фиолетовым огнём — и даже, вроде, обрастали чешуёй? Он успел здорово врезать волосатому чудовищу, когда огненная волна ударила в грудь, заставляя его отступить — Кради`о`Лост был начеку. Хранитель пытался сопротивляться, сделал шаг, другой в сторону Кавншуга, прятавшегося за спинами пребывавших в религиозном экстазе монахов — однако пламя стало нестерпимым и землянина с силой отбросило в собственное тело. Почувствовав дикую боль от многочисленных ран, тот взвыл — и иерарх облегчённо отставил в сторону посох.

— На сегодня хватит. Нужно обдумать, как быть дальше. Силёнок у него много, даже слишком — но это ничего, будем ломать постепенно, не всё сразу. Раны обработать; мы не хотим, чтобы он загнулся — и в общую. В кермалитовую. Ясно?

Не дожидаясь ответа, иерарх величественно направился к выходу, а свет перед глазами хранителя стал стремительно меркнуть….

Горный ручей весело журчал, заполняя вполне приличную впадину. Примерно через месяц здесь будет небольшое озерцо со светлой и холодной водой — прозрачной, как слёзы ребёнка… или дракона. Из воды навстречу к потрясённым раконцам поднималась девушка. От одежды, которой спутники заботливо снабдили её, остались одни обрывки. Из многочисленных ран струилась тёмная кровь — и, шипя, растворялась в воде ручья. В руке она держала волнистый клинок, пытаясь остатками ткани просушить его.

— Что это было, Великая?

Голос Ракх-инти был почти робким.

— Ну… Скажем, знакомство. С друзьями и врагами сразу. Моя битва за этот мир началась — а значит, у нас меньше времени, чем хотелось бы. Поспешим. — И небрежно смахнув кровь с уже начавших заживать ран, она устремилась по тропинке.

Глава 8

Тишина… Не та звонкая тишина весеннего утра, готовая в любой момент взорваться гомоном голосов, пеньем птах и криками детей — и даже не та ночная тишь, полная пространства и звёзд, безмолвие вселенной, что-то говорящей неслышным уху голосом. Нет. Тишина пыльного шкафа, спёртого, затхлого пространства, но при этом ещё полная сырости. Темница. Мама, как больно… Всё…

— Как он? — Чьи-то руки приложили к воспалённым ранам влажные повязки, смягчая боль.

— Плохо. Его необычно пытали — явно хотели не сохранить тело, а получить спонтанный выброс внутренней энергии. Будь мы на воле и будь у меня мои инструменты…

— Опять святые отцы экспериментируют… А страдают такие вот дети. Вы наложили повязки?

— Конечно. Я остановил кровотечение, вправил сломанные рёбра, однако что прикажете делать с пробитым лёгким? Жить ему осталось недолго…

Элан с трудом открыл запёкшийся рот.

— Где я?

Тот же участливый голос ответил с преувеличенной бодростью:

— Очнулся, наконец. В камере, конечно. Но теперь ты не один, и всё у тебя будет хорошо…

Хранитель слабо улыбнулся.

— Не нужно, доктор… Я всё слышал. Во всяком случае, ваши последние слова. Что ж, верховный иерарх так и рассуждал — или подчинить, или уничтожить. Рад, что первое им не удалось…