Страница 90 из 125
Откуда он был родом? Говорил, как южанин, но образованный, не так, как я. Я принимал его за бизнесмена, из Маастрихта, может быть, — но это меня не касалось. Вероятно, приезжал сюда, чтобы удрать от всего этого, и я его не виню. Мы, может, и отсталые, но живем долго и здоровой жизнью. Наверное, он тоже так считал.
— Где его жилье? Оно принадлежало ему? Он его построил?
— А, не все сразу. Оно в двух — двух с половиной километрах отсюда, прямо в лесу. Раньше это был охотничий домик; эти леса принадлежат одному старому барону, здесь владения его семьи. Теперь у нас есть комиссия по охране лесов и всякое такое, но об этом вам расскажет лесничий; он местный, знал барона. А я здесь только десять лет. Хотя минхер Стам снимал этот домик лет десять или даже больше.
Ван дер Валк потягивал джин, отличный, настоенный на черной смородине. Так вот как с этим был связан барон, — двух баронов ведь не могло быть. Но почему же нотариус не знал, если он ведал владениями и арендной платой барона?
— Ну, а как насчет его припасов? Он покупал в деревне?
— Нет. Все, что ему было нужно, он привозил с собой. Немного. Фрукты и все, что нужно для салатов. Я держу кур, так он часто брал у меня яйца. Мяса он мог себе настрелять, да и рыбы, думаю, мог наловить. Остальное он привозил на машине. Но об этой белой я ничего не знаю. Наверное, новая. У него действительно был «Мерседес», но старый и черный. А белый, вроде того, что у вас на снимке, — это на него не похоже, хотя и видно было, что денег у него много. Мне, конечно, жаль, что он умер, но я его сразу признал, когда тот молодой парень из городской полиции прибыл с вашим снимком. Странная история. Но это ведь ваше дело, инспектор, а не мое.
Гости? Налейте себе еще джина, рад, что он вам понравился. Из собственной смородины. Никогда не видал у него гостей. Правда, учтите, мне и видеть-то их было не с чего, особенно ночью; если только я не проезжал здесь на велосипеде, но эта дорога, собственно, никуда не ведет. Если вы хотите проехать через лес, есть дорога короче и лучше, а это ведь — тропинка, по ней просто волочат строевой лес. Лесничий может знать, он поближе, хотя и за километр, примерно. Они тоже были в хороших отношениях. Можно сказать, общие интересы; грибы и прочее. У него могли бывать гости, не обязан же он был докладывать нам, а?
Да, конечно, я могу показать вам дорогу. Отсюда держите влево. Первый поворот направо, за лавкой, примерно на триста метров дальше есть развилок. Оттуда снова налево, там тропинка. Машина по ней пройдет, но, пожалуй, потрясет маленько. Увидите большой бук, отмеченный белой краской; краска уже старая, но вы увидите с вашими фарами. Там, направо, есть дорога. Домик метров на сто в глубь леса. Вы хотите взломать его, инспектор? Тогда мне придется приглядывать там, порядка ради.
— Нет, у меня ключи. Какой-нибудь из них может подойти.
Он нашел тропинку — заросшую травой борозду, проделанную тракторами, волочившими бревна. Да, вот и бук, хотя краска очень старая. Он мог легко провести «Фольксваген» по тропе, но с большим « Мерседесом» это было бы трудно. Он вылез, захватив фонарик. В сухую осеннюю погоду земля затвердела, но еще видны были слабые следы. Он тщательно прочесал пространство до участка, но ничего определенного не было. Все заросло травой и мхом, а он не был индейцем.
Охотничий домик был простым сооружением; крепкий, маленький, одноэтажный домик из дерева и камня. Здесь, на расчищенном пространстве среди буковых деревьев он выглядел невинно и совсем не загадочно. Одна только дверь здесь была крепче, чем целый современный дом. Летом сюда могли забрести бродяги; минхер Стам был осторожен. Засов марки Чабб; да у него был ключ и к нему. Ван дер Валк восхищался людьми, построившими этот дом, может быть, для деда барона, во времена Императора. Смазанный засов легко проскользнул внутрь плотной дубовой балки. Со страстным ожиданием он щелкнул фонариком. Здесь будет что-то совсем иное, чем декорации в Амстердаме. Ему не пришлось разочароваться.
Раньше охотничий домик состоял из одной только большой комнаты и пары кладовок, где прислуга могла приготовить еду. Это было просто укрытие в лесу, вероятно, километрах в десяти от дома барона. Здесь он мог переодеться, отдохнуть и поесть, обдумать планы дневной охоты. Никто никогда здесь не спал, — может быть, только случайный охотник или лесник. По-существу, ничего здесь не переменилось, и конюх или лесник чувствовали бы себя здесь, как дома. Тут был тяжелый деревянный стол и три больших кресла с высокими спинками: на коже спинок был вытеснен девиз барона. Вместительный буфет со множеством полок и глубокими отделениями внизу; шкафы по углам с резными гербами над ними и длинная деревянная скамья, на которой столетие назад, блаженно и громко кряхтя, сидели джентльмены, с которых стягивали сапоги.
Ничего не изменилось. Даже большие медные лампы были те же самые. Только старую пузатую плиту с гирляндами чугунных украшений заменили современной, выложенной изразцами плитой французского типа, которая горит на любом древесном мусоре, обогревает комнату и готовит обед. На гладких, восхитительно ровных плитах пола лежал поблекший теперь персидский ковер. Это была замечательная комната. Стены обшиты панелями, грубо, но умело, под дуб, а потолок — с балками.
«Здесь должно быть тепло, и нет сквозняков, — подумал ван дер Валк. — Дом строил мастер своего дела; он может выстоять и против танка».
Он стоял, слегка потирая нос указательным пальцем, и никак не мог решить, вызывать ли ему техническую группу из Венло. Решив все-таки не делать этого, он немедленно почувствовал облегчение, будто камень свалился с плеч. И не только облегчение — ему стало весело и занятно. Тут, где Черный Майкл и молодой Руперт из Хентзау восхищались убитыми медведями, пили слишком много кларета, хвастались своими лошадьми, достижениями в выслеживании зверя и меткостью стрельбы и задумывали похищения деревенских красавиц, — тут, мирно бездельничая, жил Стам в течение десяти лет. И теперь это касалось только их двоих. Только их, совсем частное дело. Никаких тут шпагатов и мела, пожалуйста; никаких фотовспышек и глупых острот; никаких отпечатков полицейских сапог. Он был зачарован эти местом; он чувствовал, что стал уже больше знать о Мейнарде Стаме.
Потому что атмосфера была глубоко романтичной. Зайцы резвились под буковыми деревьями; бабочки, дымчатоголубые и зеленовато-желтые, порхали в пятнах солнечного света. Здесь стоял наполеоновский запах лошадиного пота, кожи и пороха.
Он потряс лампу, чтобы узнать, есть ли там керосин, зажег спичку и подождал, пока пламя станет ровным. Прелесть спокойного желтого света, создавшего из его тени на панельной обшивке картину Рембрандта, сделала его совершенно счастливым. Он затопил плиту, как и тогда, в Амстердаме. «Закрыты двери, свечи зажжены, и Илиаду прочитай в три дня».
Здесь были книги, и много. «Содержание и уход за Мерседесом модели 200», «Съедобные грибы, папоротники и травы», «Плотницкое дело на дому», «Пресноводные рыбы», «Повадки зайцев», «Как приготовить дичь», «По Маасу», «Болезни деревьев». Ботаника и естественная история, подтверждающие то, что сказал вельдвахтер. Однако на следующей полке стояли книги в бумажных обложках на французском, голландском и немецком языках. Беллетристика. Ему повезло, — многие из этих книг он читал, некоторые даже имел. Они еще кое-что сказали ему о вкусах и характере Стама.
Юридические книги, медицинская энциклопедия; множество изданий девятнадцатого века, купленных за шесть пенсов у букинистов. Пожелтевшие старые экземпляры Бальзака, Флобера и Шатобриана. Серия военных приключений; побеги и шпионаж, партизанская война, саботаж и предательство.
Не мог ли минхер Стам быть старым национал-социалистом, каким-нибудь бывшим эсесовцем? Но эти книги в большинстве своем были написаны с точки зрения союзников. Достоевский по-немецки и Тургенев по-французски: хм.
Множество окурков сигар, но окурков «голуаз» не было. Он зашел в маленькую кладовку посмотреть, нет ли там кофе. Старые медные кастрюли, пара тарелок и суповые миски, — все чистые, аккуратно расставленные. Он нашел чайник и банку с кофейными зернами.