Страница 60 из 125
— Не впутывай нас в это дело, — робко прервал его Енс. — Насколько мне известно, между нами и Петерсеном не было произнесено необдуманных слов.
— О, нет. — Георг пытался скрыть свое раздражение оттого, что его положение было более шатким. — Однако я припоминаю жестокие и обидные замечания с обеих сторон. Даже наша маленькая Ютта в ярости кричала, что Петерсен — ростовщик, когда тот заявил, что ссудные проценты надо бы повысить. Давайте лучше признаемся, что влипли в эту историю и нам нужно держаться вместе. И, конечно, следует уговорить Лотту молчать, если она видела или слышала что-то компрометирующее кого-нибудь из нас.
— Не думаешь ли ты всерьез, что убийцей может оказаться один из нас, пятерых? — запальчиво начала Ютта.
— Я ничего не думаю и ничего не знаю. Мои уши не слышат, глаза не видят, уста безмолвствуют, — заявил Георг. — Ясно одно, если убийца среди нас пятерых (или даже шестерых, так как Лотта тоже там была), разумнее всего держать наши подозрения при себе, пока мы не сможем уличить преступника. Человек, совершивший одно ловкое убийство, страшась разоблачения, легко совершит и следующее, и об этом надо помнить.
— Звучит угрожающе, — начал Енс, но внезапно умолк и уставился в стекло, за которым снежные хлопья неузнаваемо преображали ландшафт.
Они немного помолчали, затем Ютта сказала:
— Не мог бы ты ехать побыстрее? Так мы никуда не доедем. Мы двигаемся со скоростью улитки, а бедная Лотта сейчас совсем одна в доме. Пусть Енс сядет за руль, если ты боишься ехать быстрее при гололеде.
— Спасибо, я еду так, как позволяет дорога, и дальше намерен ехать так же. Кажется, не я просил вас ехать со мной, — огрызнулся Георг.
— Ну, послушай, так не годится. Мы не должны распускаться из-за того, что влипли в эту проклятую аферу, — воскликнул всегда уравновешенный Енс. — Давайте не будем браниться. Глупо, что три взрослых человека так распустились, что взрываются от любого слова.
— Извини меня. Я очень люблю Лотту и сам нервничаю из-за этой черепашьей скорости, но ведь мне приходится объезжать все сугробы, — ответил Георг. — Теперь мы скоро приедем. По-моему, на краю дороги стоит машина Петера. Он, видно, пошел в обход пешком через поле, но я думаю, что моя машина достаточно сильна, чтобы проехать по боковой дороге, и мы сможем добраться до самого дома с сухими ногами.
— Спасибо, все-таки ты милый, — сказала Ютта и поцеловала его в щеку. — Я сама погорячилась, ведь Лотта моя самая близкая и старая подруга.
Ютта плотнее запахнула воротник меховой куртки, крепче завязала платок на голове и приготовилась вылезти из машины, которая завернула на боковую дорогу, ведущую к дому Лотты. В сумерках под падающим снегом дом казался очень уютным и гостеприимным. Все окна были освещены, но Лотта не открыла дверь, когда машина с гудками остановилась перед окном. Было пустынно и тихо, так подозрительно тихо, что они выскочили из машины, забыв про багаж и чемоданы. Георг бросился первым, и в ответ на его звонки в передней послышались быстрые, но тяжелые шаги.
Когда Лотта очнулась, оказалось, что она лежит на собственном диване перед камином. Заботливая рука подложила ей под голову пару подушек и кто-то наливал в стакан какое-то питье. Несколько мгновений она лежала тихо с закрытыми глазами. Кошмарное ощущение, что она бегает по пустому дому, начало покидать ее. Ощущение какого-то зла, не поддающегося определению, зла, которому она должна воспрепятствовать, но над которым она не властна.
Она медленно открыла глаза. Поодаль у стола стояли Петер и Бент и, оживленно перешептываясь, наливали в большой стакан ее лучший коньяк. Их, видимо, совсем запорошило снегом. Даже сейчас на волосах и одежде все еще не растаяли комки снега. Лотта почувствовала себя неловко. Закричала, как в самых низкопробных фильмах, и брякнулась в обморок без всякой причины, только потому, что они были похожи на угрожающих снеговиков.
— Что произошло? — спросила она со смущенным смехом.
Бент поднес к ее губам стакан с коньяком и, заботливо поддерживая ее затылок, ответил:
— У тебя, очевидно, был нервный припадок. Это не удивительно, когда живешь так уединенно. У тебя был такой вид, будто ты подумала, что я собираюсь тебя убить. Я подошел к двери черного хода, но, прежде чем успел сказать хоть слово, ты тихо повалилась. Разумеется, меня было трудно узнать, но при виде меня потерять сознание — это уже слишком. Но я тебя понимаю. Ты чем-то травмирована и теперь тебе нужно отдохнуть. Мы здесь позаботимся о тебе. Очень удачно, что Петер подошел в тот момент, когда я поднял тебя на руки, и мы вместе внесли тебя в дом. — Он сделал небольшую паузу. — Мне кажется, что нам обоим пришла в голову мысль сделать тебе сюрприз, но приходится сознаться, что сюрприз получился неудачным, если мы напугали тебя до потери сознания.
Лотта переводила взгляд с одного на другого. Петер и Бент всегда были хорошими друзьями, но теперь они будто подстерегали друг друга. Они разговаривали преувеличенно вежливо, но в их голосах слышалась враждебность. Несомненно, они мешали друг другу, и она видела, что Петер открыл было рот, чтобы сказать резкость, но в этот момент яростно позвонили в дверь. Петер и Бент вопросительно переглянулись, и пока Лотта не спустила ног на пол, чтобы пойти открыть, никто из них не двинулся с места. Поскольку Петер находился ближе к двери, открывать пришлось ему, но, судя по тому, как он посмотрел на Бента, он сделал это без всякого желания.
— Лотта скажи мне… — Бент одним прыжком очутился рядом с ней, но в этот момент сзади раздался приглушенный смешок.
— Что должна сказать тебе Лотта и почему ты не спрашивал ее, когда Петер был в комнате? — Фрэнсис проскользнула в комнату из двери кабинета. Она была одета в лучший халат Лотты, длинные волосы падали ей на плечи. — Что должна сказать тебе Лотта? г— повторила она. — Если это государственная тайна, я охотно уйду. Если же Лотта должна поведать тебе интимные секреты, связанные с убийством, я останусь. Ты ведь знаешь, что я люблю секреты, дорогой Бент.
— О, дьявол! — прорычал Бент и залпом выпил свой стакан. — Если ты тоже здесь, то…
В этот момент дверь распахнулась. Ютта, Енс и Георг ввалились в комнату, в один голос спрашивая, не больна ли она. Лотта, которая только полчаса назад желала быть окруженной людьми, вдруг почувствовала, что нежные друзья готовы задушить ее своими заботами. Она встала с достоинством, плохо гармонировавшим с ее растерзанным видом.
— Могу я узнать, зачем вы все сюда приехали?
Последовало долгое молчание, наконец заговорил Георг:
— Сказать по правде, Лотта, мы приехали узнать, была ли ты в Розенбринке в ночь убийства и не видела ли чего-нибудь, что помогло бы раскрыть преступление. Мы все попали в щекотливое положение, и если ты, к примеру, виделй постороннего около усадьбы, для всех нас это было бы большим облегчением, потому что сняла бы с нас подозрение одним махом.
Лотта переводила взгляд с одного на другого. Ее друзья пришли к ней за помощью. Как же она могла хоть на секунду вообразить, что один из них убийца! Они были так озабочены своими собственными бедами, и все же беспокоились и тревожились о ней! Если бы она могла им помочь!
— Я не видела ничего, — вздохнула она. — Я совершенно ничего не увидела, потому что свет был погашен, когда я дошла до середины лестницы. Я почти дошла до площадки, когда сильный толчок свалил меня вниз. Нет, я не споткнулась, — воскликнула она, заметив их изумленные лица. — Меня кто-то сильно толкнул, и поэтому я сбежала в панике, как только пришла в себя. Зато я знаю, что как раз перед толчком меня что-то удивило. Это было что-то такое странно неопределенное, что мне следовало бы помнить. Это было что-то напомнившее мне об осени, но не спрашивайте меня, что это было и какое отношение имеет к делу. Я думала, как одержимая, целый вечер, потому что у меня есть смутное ощущение, что это очень важно понять. Но право же, я ничего не могу вспомнить.