Воронья стража

– Благодарю, – кивнул я, активизируя связь и вызывая Дюнуара. – Но только я уже имел честь сообщить вам, сэр, что я отнюдь не король Генрих Наваррский, а лишь его брат – Шарль.

Рейли лишь пожал плечами, пропуская мои официозные объяснения мимо ушей.

– Тогда, в лесу Анесени, в одиночку, со шпагой против строя, были вы?

– Я. – Согласный кивок вдохновил корсара на новые воспоминания.

– И на Реймсской дороге тоже вы? И тогда, в марте, против Гиза?..

– И в Лувре, и в Реймсе, и против Гиза – все это действительно я. Ну и что с того?

– Должен сказать вам, как добрый подданный, вы были образцовым королем, сир!

– На все воля Божья! – прервал я. – В любом случае, когда б Господь судил мне тяжесть королевского венца, он бы распорядился по-другому.

– Как знать, как знать? – с сомнением покачал головой Рейли. – Лишь для глупцов, разумом своим малоотличимых от коров и свиней, идущих им в пищу, Всевышний ставит легкие задачи. Для тех же, кто воистину наделен умом и волей, у него приготовлены вопросы позаковыристее, но и поинтереснее!

– Быть может, – глубоко вдыхая наполненный йодом свежий морской воздух, согласился я. – Я не силен в теологии.

– Сделаю вид, что вам верю. Но зато вы прирожденный актер! И я бы очень просил вас, когда мы прибудем в Лондон, какое-то время вновь побыть тем, кого вы так гениально играли столь долгое время – вашим братом Генрихом.

Я вздохнул. Смысла объяснять этому отчаянному авантюристу обстоятельства, побудившие меня весь прошлый год носить чужое имя и титул, не было. Тем более что открывать ему всю правду и вовсе не с руки. Но, как говорится, карты на стол!

– Такие предложения не делаются из любви к искусству. Для них должна быть веская причина. Насколько мне известно, ни один драматург еще не сочинял пьес с участием Генриха Наваррского. Откровенность за откровенность – вы что же, Уолтер, намереваетесь поднять мятеж против вашей королевы?

– Я? Мятеж?!

Кстати, я сочинил! По-моему, весьма недурно.

– Пожалуй. Но вы не ответили на вопрос.

– Мятеж против Елизаветы – полное безумие. Мой старый приятель – Генри Перси, граф Нортумберленд вместе с еще одним безумцем – графом Вестморлендом года три тому назад попробовали устроить нечто подобное. Поверьте – это было жалкое зрелище! Фарс, переросший в трагедию! Всю весну и лето их войско, именуемое Армией пяти ран Христовых, громило и грабило север страны. Когда же настала осень, промозглая погода разогнала весь этот вооруженный сброд под теплые крыши. Генри бежал в Шотландию, но был изловлен и возвращен прямо в руки огнекудрой Бэт. С тех пор его голова украшает Лондонский мост. Вестморленду повезло больше. Он до сих пор где-то скрывается. Однако все его владения уже перешли в казну. Большая утрата для рода Невиллов. Нет, монсеньор, мятеж – это безумие!

Я облегченно вздохнул. Что и говорить, мне десятки раз самому приходилось участвовать во всякого рода заговорах, некоторые организовывать и даже возглавлять, но отчего-то мысль о мятеже против великой королевы казалась нестерпимо отвратной. Но если Рейли не злоумышляет против ее особы, то дело приобретает совершенно иной оборот. Да и действительно, к чему, спрашивается, ему покушаться на государыню? Он возвращается победителем, и даже если королевская часть приза плюс компенсация расходов на снаряжение «Дерзновения» съедят половину добычи, Уолтер все равно останется одним из богатейших людей королевства. А богатством лучше всего пользоваться при спокойной, сильной власти.

Эти мысли роились в моей голове, наперебой спеша подтвердить логичность выводов. Похоже, пана Михала слова королевского корсара тоже убедили. Он удовлетворенно отключил связь, оставляя меня самого разбираться, зачем это я вдруг понадобился Уолтеру в роли короля Генриха Наваррского. Должно быть, для какого-то розыгрыша. Впрочем, так это или нет, а изображать из себя наследника французского престола я более не собирался.

Должно быть, раззадоренный майским солнышком, Нептун отложил свой штормовой трезубец в сторону, чтобы всласть позабавиться с игривыми морскими девами. А потому славящийся своим паскудным нравом Бискайский залив отпустил оба тяжелогруженых корабля без какой-либо дани. Мы шли вперед, стараясь держаться подальше от коварного мыса Финистер с его смертоносным кладбищем кораблей. Суетливые чайки, возмущенно крича, кружили над мачтами, требуя подачки и, между делом, знаменуя близость берега. Но уже английского. Пару раз на горизонте виднелись мачты. Возможно, испанцы. Однако, завидев нас, незнакомцы спешили скрыться, не желая выяснять отношения, а корсар ее величества и пальцем не пошевелил, чтобы перехватить возможный приз. Как говорится, недосуг!

Оба корабля неспешно, но вполне уверенно шли в Лондон. Лишь только раз, когда по левому борту показались зеленые скалы Девоншира, Рейли велел стать на якорь и отправил к берегу баркас с одним из своих офицеров. Впрочем, в этой остановке не было ничего удивительного. Отчего, спрашивается, коренному девонширцу Рейли не передать весточку родне, ну и десяток-другой трофейных слитков в качестве подарка на добрую память. Правда, как мне показалось, слитков серебра на берег было перевезено значительно больше, чем два десятка, но семьи у девонширцев многочисленные, а я не налоговый инспектор. Так или иначе, примерно через сутки баркас вернулся, и мы продолжили путешествие в том же неспешном темпе.

Лис изобретал все новые и новые блюда из картофеля. Адмирал Ортега брюзжал по поводу варварских обычаев англичан и как бы исподволь выспрашивал у месье д’Орбиньяка местонахождение той счастливой земли, где перец сыплют горстями и молочные реки выходят из кисельных берегов, чтобы обеспечить плодородие деревьев, увешанных золотыми сольдо. Однако с проторенной адмиралом стези мой друг то и дело сбивался на чудодейственные свойства волшебного напитка, именуемого «Лисовый напий». По словам д’Орбиньяка, ста граммов этой необычайной жидкости было достаточно, чтобы поднять из гроба покойника, если он, конечно, согласится хлебнуть этой бурды. А уж тем паче отправить к праотцам человека вполне здорового.

– Да шо ты мне свой херес под нос тычешь? – в пылу спора переходил на крик Рейнар, размахивая руками и корча Ортеге страшные рожи. – На шо он годен?! В ясную погоду палубу драить? И то вдали от берега, шоб мухи не слетались!

Воистину, суровый сын знойной Испании сполна хлебнул невзгод и измывательств английского плена. Между тем мы все ближе и ближе приближались к заветному Лондону. И каждый день неутомимый Лис радовал нас новым блюдом из «чудодейственных цветов Дианы».

Так было и тем утром, когда за витражным переплетом окна – язык не поворачивался назвать это иллюминатором – замаячили утопающие в зелени дома Шадуэлла, жмущиеся к самому берегу Темзы, точно толпа встречающих у пирса. В наши дни, когда границы Лондона сдвинулись аж за Вулидж, оставив далеко позади рубежи старого Лондонского графства, тяжело поверить, что все эти Шадуэлл, Розерхайзер и Уаппинг были дальними задворками столицы. Но сейчас все обстояло именно так, и даже защитный земляной вал, насыпанный лет через семьдесят вокруг сердца Британии, не включал Шадуэлл в черту города. И все же, признаться, я был весьма рад видеть эти знакомые с детства берега, вдохнуть родной туманный воздух и, наконец, увидеть на горизонте крепостные башни Лондонского моста. Я глядел во все глаза, радуясь отсутствию смога, ставшего в наши дни почти неотъемлемой частью лондонских пейзажей. Смотрел, как проплывает мимо Тауэр, пока еще окруженный широченными рвами, на месте которых четыреста лет спустя будут резвиться детишки, играя в мяч на зеленых лужайках.