Чего стоит Париж?

– День добже, пан Вальдар, день добже, пан Сергий! Пшепроше панове до Парижу! – Он учтиво поклонился и, отбросив малоуместную на такой глубине церемонность, продолжил: – Рад, что прислали именно вас! Здесь такое творится… Пся крев!

– Будь добр, толком объясни, – попросил я. – А то в Институте мне поведали о чем угодно, только не о сути происходящего.

– Идем! – властно скомандовал Дюнуар. – По пути расскажу. У нас мало времени.

Лис скептически хмыкнул, но промолчал. Уж и не знаю – чего это ему стоило. Темный, вырубленный в каменной толще над самой преисподней ход далеко разносил произносимые слова, заставляя эхо многократно отталкиваться от грубо отесанных стен и бежать далеко впереди нас. Мсье Дюнуар инстинктивно понизил голос до полушепота и, придерживая на ходу бряцающую саблю, начал свое повествование:

– Вначале все шло как обычно. Колокол Сен-Жермен Л’Оксеруа, белые кресты на шляпах. Ура-ура, смерть гугенотам и все в этом же роде. Герцог Гиз захватил особняк на улице Бетизи и укокошил адмирала Колиньи, царствие ему небесное. Но, Матка Боска, как у вас в России, дружище Лис, декабристы разбудили господина Герцена, и с тех пор там никто не может спать спокойно, так и здесь – беспорядочная пальба при штурме владения старого адмирала разбудила лейтенанта эскадрона Гасконских Пистольеров шевалье Маноэля де Батца де Кастельмора.

– Странно, – негромко произнес я. – Колокола и крики до этого не разбудили, а…

– Не придирайся к словам, – перебил меня Мишель. – Ты его еще не знаешь. Как всякий уважающий себя гасконский дворянин, Мано обращает больше внимания на укусы блох в походном тюфяке, чем на крики черни. Колокола уж и вовсе его не занимают. То ли дело стрельба и звон шпаг! Тут он просыпается, даже будучи еще более мертвецки пьяным, чем вчера вечером.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался я.

– Что? – недоуменно оглянулся вышагивающий впереди пан Михал.

– Что он был пьян?

– Как это откуда?! Да я же его и поил! Думаешь, я не подозревал, что такая кака с маком может выйти? Позавчера, по приказу Екатерины Медичи, маршал Монморанси вывел из Парижа почти все войска. Насколько мне известно, в столице остались королевские гвардейцы, полк герцога Анжуйского, полк Гиза и, заметь, Гасконские Пистольеры, ибо они повинуются только своему капитану, принцу Анри де Бурбону, королю Наваррскому. Черная Вдова, должно быть, и их пыталась выпроводить, но своего дорогого зятя, в связи с медовым месяцем, она решила не беспокоить, а Мано отказался бы выполнять даже приказ Всевышнего, если тот оглашен кем-нибудь, кроме собственного капитана.

– Достойный человек! – с уважением в голосе проговорил Лис.

– В высшей мере, – не останавливаясь, кивнул ему Дюнуар. – Вам скоро предстоит самим в этом убедиться. Ладно, не перебивайте, я продолжаю. Гасконцы были расквартированы в предместье Сен-Жермен около аббатства Сен-Сюльпис. Между рынком и монастырем кающихся грешниц.

– Весьма ценное соседство! – не замедлил вставить Лис.

Но Мишель продолжал, не удостоив его ответом:

– В общем, Мано велел своему корнету, некоему Этьену де Труавилю, трубить тревоги, и спустя считанные минуты четыре сотни бравых вояк, выросших в непрерывных сражениях с Испанией и Францией, строились на рынке церкви Сен-Сюльпис, ожидая дальнейших распоряжений.

– И как распоряжения? – спросил я.

– Не замедлили последовать. Едва гасконцы выстроились в походную колонну, как откуда ни возьмись на них, на свою беду, наткнулась бредущая от Гревских пристаней толпа мародеров-католиков. Уж и не знаю, что они там себе надумали, но идея напасть на этакое благородное собрание отъявленных головорезов для многих из них оказалась последней. Мано велел дать залп, после чего ударил в клинки.

– Он гугенот? – поинтересовался я.

– Мано? Можешь мне поверить, он не забивает себе голову подобными глупостями. Он с одинаковым безразличием отдал бы такой приказ, будь нападавшие на него канальи поклонниками Магомета или же адептами культа вуду.

Распаленные схваткой, они поняли, что банкет только начался, и форсированным маршем отправились по улице Фоссе-Сен-Жартье к особняку адмирала. Вернее, шли они в Лувр, где находился их обожаемый капитан. Но дом Колиньи был по дороге. Самого воинственного старца они уже в живых не застали, но там к ним примкнуло десятка три дворян-гугенотов, забаррикадировавшихся в одном из подвалов адмиральского дворца.

– А что же Гиз? – В голове моей промелькнула знакомая из школьного учебника истории гравюра «Герцог Гиз убивает адмирала Колиньи». Пожары, возбужденная толпа парижских буржуа и молодой негодяй со шпагой в руках, наступивший на лицо распластанного на мостовой старика.

– Да что с ним станется! Он, конечно, подлец, пся крев, но, в отличие от местной черни, при виде крови в состояние клинического идиотизма не впадает. Едва заслышав цокот сотен копыт и клич «Вперед, Наварра!», он со своими людьми растворился в темноте кривых парижских улочек, как ложка соли в бочке воды. В общем, к Лувру пришло уже человек пятьсот – и все настроенные более чем воинственно.

– Ну а там Швейцарская гвардия, Шотландская гвардия? – попытался было задать вопрос я.

– Тебе самому-то не смешно такое спрашивать? – укоризненно посмотрел на меня пан Михал. – Если ты вдруг забыл, напоминаю. Шотландия – один из центров распространения кальвинистской ереси, а уж Швейцария и подавно. Там каждый второй – протестант, а каждый первый – личный приятель доктора Лютера. Пока не было за кем идти, они стояли на страже Лувра, сцепив зубы. Но раз уж началось такое!.. В общем, сейчас во дворце, вернее, в замке от восьмисот до тысячи человек, готовых сражаться до последней капли крови, и, заметь, умеющие это делать лучше кого бы то ни было в Париже. Прибавь к этому огромные запасы боеприпасов луврского арсенала и изрядное количество провизии, хранящиеся в королевской резиденции.

– Да, ситуация патовая, – задумчиво протянул я. – Это называется «держать волка за уши».

– За хвост, – хмыкнул Дюнуар. – Неужели же ты думаешь, что присутствие в Лувре короля и всей его милой семейки может остановить Меченого?[3] Он собирает вокруг дворца толпы городского сброда, надеющегося поживиться при разграблении королевских апартаментов, и кричит во все горло, что является прямым потомком Карла Великого, а стало быть, имеет право на французский престол больше, чем все Капетинги вместе взятые.

Нелепая сказка для наивных дураков, правда, обошедшаяся Лотарингскому дому в весьма кругленькую сумму. Однако, поскольку наивные дураки составляют большую часть населения Парижа, «товар», естественно, нашел своего потребителя. В общем, так. – Он остановился, вытянул руку с фонарем вперед, освещая еле заметные в темноте сырые каменные ступени. – Вам сейчас наверх. Будьте осторожны – лестница крутая и скользкая. Когда подниметесь, увидите в стене кольцо. Повернете его, и откроется ход в небольшую каморку, заваленную старой рухлядью. Это чулан при Малой Гардеробной – там сейчас никого не должно быть. В чулане две двери: одна – в гардеробную, другая – в коридор для слуг. Пойдете по нему направо, через полста метров будет такая же дверь – это кордегардия арсенала. Наверняка там будет полно солдат, но тут, Вальдар, я уже надеюсь на тебя. Кордегардия на втором этаже, как и покои мадемуазель де Сов, где, вероятнее всего, сейчас находится твой двойник. Запомни: это третья дверь от центральной лестницы в левом крыле. Впрочем, Генриха там может и не быть. Ваша задача его отыскать и препроводить сюда. Лис, полагаю, что этим займешься ты. Вальдар, если что, тебя прикроет. Я буду ждать вас здесь, внизу.

– А если Наваррец не пожелает никуда идти? Мол, лучше смерть в бою, чем позорное бегство! Мертвые сраму не имут, а мертвы бджелы не гудуть! Ну и все такое в том же духе. Я вон тут по случаю сегодня с утра Жанну д’Арк спасал, так она ни в какую идти не соглашалась, – вставил мой напарник, перебивая инструкции резидента.

3

Меченый – прозвище герцога Генриха де Гиза.