Страница 19 из 42
В начале XX века американский психолог Флоренс Гудинафф сравнила рисунки множества детей, мальчиков и девочек разного возраста, психически совершенно здоровых и с некоторыми психическими проблемами. Эти «спонтанные рисунки» она классифицировала, а потом обратилась к самим детям. И вот таким чисто эмпирическим путем обнаружила поразительную вещь, ныне известную любому психологу: каждому «психологическому возрасту», то есть определенному уровню развития ребенка между тремя и двенадцатью, соответствует совершенно определенная манера рисовать. Она в основе своей примерно одинакова для всех детей, а уж на эту общую основу накладываются их индивидуальные особенности.
Не углубляясь в теоретические интерпретации, практичные американцы описали характерные особенности рисунков пятилетки, шестилетки, все оценили в баллах – и поставили на поток новый тип тестов, определяющих уровень общего развития ребенка по его рисункам. Тесты сразу обрели фантастическую популярность хотя бы потому, что позволяли работать с маленькими детьми, не владеющими пока языком до такой степени, чтобы отвечать на традиционные тесты, адресованные людям постарше.
Позже оказалось, что в «спонтанных рисунках» масса самой разнообразной информации. Например, особенности личного развития ребенка, развитие его представлений о том, к какому полу он принадлежит. Сначала-то он младенец, но потом все-таки становится мальчиком или девочкой, и по рисункам видно, с каким трудом это усваивается. Со временем, с накоплением все большей базы данных, психологи научились использовать спонтанный детский рисунок и для диагностики психических отклонений, и для того, чтобы проникнуть в деликатную сферу семейных отношений вокруг ребенка, в его восприятие своего ближнего взрослого окружения.
Но чем шире применяли подобные тесты, тем большей становилась потребность осмыслить их в рамках существующих психологических теорий, а не только на уровне простой логики и здравого смысла.
Вообще-то им, конечно, положено расти из хорошей теории – она тем и практична, что позволяет выращивать из себя очень полезные для практики последствия. Но в детском спонтанном рисунке ноги некоторое время растут прямо из головы, и неотменимость этого хоть на миг мелькнувшего «головонога» до сих пор никакому объяснению не поддается.
Впрочем, психологам, которые работают с детскими рисунками, уже есть что сказать. Вот что говорит, например, Наталья Ивановна Евсикова о том, почему дети начинают рисовать сами по себе примерно в три года и предаются этому занятию с такой страстью.
Глобальная причина: в это время ребенок переходит к социальной речи. Прежде его речь была сугубо индивидуальной, понятной лишь ближним взрослым, готовым реагировать на трепет его ресниц, оттенок крика и т.д. И главное в речи до трех лет – отнюдь не предметное содержание, а контекст отношений. Около трех все дети – нормальные и не очень – пытаются говорить на социальном языке, который понятен постороннему человеку. Эмоциональный компонент теперь – не основной, теперь важнее предметное содержание.
А огромная эмоциональная нагрузка никуда не исчезает. Она переходит в жест. Первый рисунок – этот как раз момент, когда жест начинает работать.
Это одна сторона. Другая тоже связана с речью. Слыша, воспроизводя, усваивая, ребенок, тем не менее, не владеет и очень долго еще не будет владеть всем смысловым богатством, которое содержится в языке. Ему нужен еще какой-то механизм, еще какое-то средство, которое позволит выразить то, что он не может выразить словами. И спонтанный рисунок начинает сопровождать развитие речи. То, что не дано еще в словах, можно выразить в особых жестах – в рисовании.
В первых же рисунках видно стремление найти ориентацию в предметном мире, овладеть пространством и своим местом в нем.
В европейской культуре все дети начинают рисовать с каракуль. Стадия каракуль бывает дольше, короче, но она всегда содержит в себе поиск трех линий: горизонтали, вертикали и круга. Особая сложность для ребенка в том, чтобы остановиться; приходится специально это умение осваивать: помните, как ваш ребенок бежал от кухни к входной двери и вел бесконечную линию по стене коридора… В каракулях он пытается остановить руку. Самая известная их часть – бесконечная спираль; с разным размахом, разной ширины, она непременна во всех рисунках этого периода. Это – попытка ребенка вернуться в ту точку, с которой он начинал, и закрыть контур. Закрытый контур дает форму.
Каракули заканчиваются в тот момент, когда появляется замкнутый круг: теперь ребенок в принципе может нарисовать все, что угодно. Есть линии – вертикальные и горизонтальные… Есть круг, который может стать головой, солнцем.
Показателен интерес ребенка к такому глубинному свойству предметов, как форма, а не к цвету хотя бы, который, как кажется взрослым, сразу бросается в глаза, но в рисунках детей осознанно появляется много позже. Все известные психологические исследования утверждают, что ребенок до трех лет больше реагирует на форму, чем на цвет. Если ему предъявить кучу игрушек разного цвета и разной формы и попросить отобрать «вот такое», показав зеленый квадрат, то он будет тащить квадрат любого цвета, но именно квадрат. Цвет приписывается предмету обществом. Форму можно ощутить руками, можно пережить ощущение угла и понять до всяких слов, есть он или нет. А пережить ощущение цветового пятна можно только после того, как нам сказали: вот это – красный, а это – зеленый.
Абсолютно у всех детей первый герой предметного рисунка – человек. Более того, общее развитие ребенка идет по тем же законам, по которым развиваются спонтанные рисунки, – только потому они и стали инструментом психологических тестов. Образ человека, возникающий в них, отражает историю овладения собственным телом, которая происходила с самим ребенком.
Младенец развивается сверху вниз, напоминает Наталья Ивановна Евсикова. Первое в его теле, что приобретает самостоятельность, – это голова. Как только он начал ее держать, восприятие мира обогощается – по- другому начинают работать глаза, уши; и ребенок всячески требует, чтобы его держали постоянно головкой вверх.
Точно так же спонтанный рисунок: развивается от головы к ногам.
Сначала это знаменитый «головоног»: нечто, из чего выходят ручки и ножки, тело и голова нерасчленены. То, что мы все знаем по песенке: ручки, ножки, огуречик – вот и вышел человечек. У современных детей «поймать» этого головонога очень сложно, его время очень быстро проходит – иногда за несколько дней или недели за две. И вот что поразительно: ребенок еще не умеет считать, но он ни разу не ошибется, он нарисует два глаза, две ручки и две ножки.
Первой из «головонога» выделится голова – точно так же, как оно и было на самом деле с самим ребенком, когда из сложного нерасчлененного сгустка ощущений вычленяется что? – голова. И сразу начинает усложняться: появляется нос, подробнее становится рисунок глаз, а все остальное так и остается каким-то общим непрорисованным туловищем, из которого торчат палочки-ручки и палочки-ножки. Волосы очень долго надеваются на голову, как шапка, – и в рисунках семилетних детей можно увидеть контуры головы, на которую надеты волосы. Между прочим, ребенок обычно рождается лысым, волосы появляются позже – может быть, они долго не ощушаются частью своего тела?
Рисунок движется вниз. Первый предмет, с которым начинает играть ребенок, – его руки. Он их подносит к глазам, вертит, крутит, только позже начинает брать ими висящие игрушки. И на спонтанном рисунке руки- палочки приобретают кисть. Очень быстро ребенок выходит на число пять – пять пальцев на руках. Тоже поразительно: никакого числа пять он не знает, но, тем не менее, пальцев почти всегда ровно пять.