Психология

Таким образом, сознание всегда является для себя чем-то цельным, не раздробленным на части. Такие вы- ражения, как «цепь (или ряд) психических явлений», неадют нам представления о сознании, какое мы получа- ем от него непосредственно: в сознании нет связок, оно течет непрерывно. Всего естественнее к нему применить метафору «река» или «поток». Говоря о нем ниже, бу- дем придерживаться термина «поток сознания» (мысли или субъективной жизни).

Второй случай. Даже в границах того же самого сознания и между мыслями, принадлежащими тому же субъекту, есть род связности и бессвязности, к которомупредшествующее замечание не имеет никакого отноше- ния. Я здесь имею в виду резкие перемеры в созна- нии, вызываемые качественными контрастами в следую-

64

шпх друг за другом частях потока мысли. Если выра- жения ^цепь (или ряд) психических явлений» не могут быть применены к данному случаю, то как объяснить вообще их возникновение в языке? Разве оглушитель- ный взрыв не разделяет на две части сознание, на ко- торое он воздействует? Нет, ибо сознавание грома сли- вается с сознаванием предшествующей тишины, которое продолжается: ведь, слыша шум от взрыва, мы слышим не просто грохот, а грохот, внезапно нарушающий мол- чание и контрастирующий с ним.

Наше ощущение грохота при таких условиях совер-шенно отличается от впечатления, вызванного тем же самым грохотом в непрерывном ряду других подобныхшумов. Мы знаем, что шум и тишина взаимно уничтожа- ют и исключают друг друга, но ощущение грохота есть в то же время сознание того, что в этот миг прекрати- лась тишина, и едва ли можно найти в конкретном ре- альном сознании человека ощущение, настолько огра- ниченное настоящим, что в нем не нашлось бы ни ма- лейшего намека на то, что ему предшествовало.

Устойчивые и изменчивые состояния сознания. Если мы бросим общий взгляд на удивительный поток наше- го сознания, то прежде всего нас поразит различная скорость течения в отдельных частях. Сознание подобно жизни птицы, которая то сидит на месте, то летает. Ритм языка отметил эту черту сознания тем, что каж- дую мысль облек в форму предложения, а предложение развил в форму периода. Остановочные пункты в сознании обыкновенно бывают заняты чувственными впе-чатлениями, особенность которых заключается в том,чго они могут, не изменяясь, созерцаться умом неопре- Л. ленное время; переходные промежутки заняты мыс- .'г-.ми об отношениях статических и динамических, кото- рое мы по большей части устанавливаем между объек- тами, воспринятыми в состоянии относительного покоя.

Назовем осгановочные пункты устойчивыми частями,'</ переходные промежутки изменчивыми частями пото- ка сознания. Тогда мы заметим, что наше мышлениепостоянно стремится от одной устойчивой части, только ч; о покинутой, к другой, и можно сказать, что глазноеназначение переходных частей сознания в том, чтобынаправлять нас от одного прочного, устойчивого выводаь. другому.

При самонаблюдении очень трудно подметить пере-ходные моменты. Ведь если они — только переходная

5 -833 65

ступень к определенному выводу, то, фиксируя на них наше внимание до наступления вывода, мы этим самым уничтожаем их. Пока мы ждем наступления вывода, последний сообщает переходным моментам такую силу и устойчивость, что совершенно поглощает их своим блеском. Пусть кто-нибудь попытается захватить вни- манием на полдороге переходный момент в процессе мышления, и он убедится, как трудно вести самонаблю- дение при изменчивых состояниях сознания. Мысль не- сется стремглав, так что почти всегда приводит нас к выводу раньше, чем мы успеваем захватить ее. Если же мы и успеваем захватить ее, она мигом видоизменяется. Снежный кристалл, схваченный теплой рукой, мигом превращается в водяную каплю; подобным же образом, желая уловить переходное состояние сознания, мы вме- сто того находим в нем нечто вполне устойчивое —обыкновенно это бывает последнее мысленно произне-сенное нами слово, взятое само по себе, независимо от своего смысла в контексте, который совершенно усколь- зает от нас.

В подобных случаях попытка к самонаблюдению бесплодна — это все равно, что схватывать руками вол- чок, чтобы уловить его движение, или быстро заверты- вать газовый рожок, чтобы посмотреть, как выглядят предметы в темноте. Требование указать эти переходные состояния сознания, требование, которое наверняка бу- дет предъявлено иными психологами, отстаивающими существование подобных состоянии, так же неоснова- тельно, как аргумент против защитников реальности движения, приводившийся Зеноном, который требовал, чтобы они показали ему, в каком месте покоится стрела во время полета, и из их неспособности дать быстрый ответ на такой нелепый вопрос заключал о несостоя- тельности их основного положения.

Затруднения, связанные с самонаблюдением, приво-дят к весьма печальным результатам. Если наблюдение переходных моментов в потоке сознания и их фикси- рование вниманием представляет такие трудности, то следует предположить, что великое заблуждение всех философских школ проистекало, с одной стороны, из невозможности фиксировать изменчивые состояния со- знания, с другой — из чрезмерного преувеличения зна- чения, которое придавалось более устойчивым состоя- ниям сознания. Исторически это заблуждение вырази- лось в двоякой форме. Одних мыслителей оно привело

66

к сенсуализму. Будучи не в состоянии подыскать устой- чивые ощущения, соответствующие бесчисленному мно- жеству отношений и форм связи между явлениями чув- ственного мира, не находя в этих отношениях отражения душевных состояний, поддающихся определенному наи- менованию, эти мыслители начинали по большей части отрицать вообще всякую реальность подобных состоя-ний. Многие из них, например Юм, дошли до полного отрицания реальности большей части отношений как вне сознания, так и внутри. Простые идеи—ощущения и их воспроизведение, расположенные одна за другой, как кости в домино, без всякой реальной связи между собой,— вот в чем состоит вся душевная жизнь, с точки зрения этой школы, все остальное — одни словесные за- блуждения. Другие мыслители, интеллектуалисты, не в силах отвергнуть реальность существующих вне области нашего сознания отношений и в то же время не имея возможности указать на какие-нибудь устойчивые ощу- щения, в которых проявлялась бы эта реальность, так- же пришли к отрицанию подобных ощущений. Но от- сюда они сделали прямо противоположное заключение. Отношения эти, по их словам, должны быть познаны в чем-нибудь таком, что не есть ощущение или какое- либо душевное состояние, тождественное тем субъек- тивным элементам сознания, из которых складывается наша душевная жизнь, тождественное и составляющее с ними одно сплошное целое. Они должны быть позна- ны чем-то, лежащим совершенно в иной сфере, актом чистой мысли, Интеллектом или Разумом, которые пи- шутся с большой буквы и должны означать нечто, не- измеримо превосходящее всякие изменчивые явления нашей чувственности.

С нашей точки зрения, и интеллектуалисты и сен- суалисты не правы. Если вообще существуют такие яв- ления, как ощущения, то, поскольку несомненно, что существуют реальные отношения между объектами, по- стольку же и даже более несомненно, что существуют ощущения, с помощью которых познаются эти отноше- ния. Нет союза, предлога, наречия, приставочной формы или перемены интонации в человеческой речи, которые не выражали бы того или другого оттенка или переменыoi ношения, ощущаемой нами действительно в данный момент, С объективной точки зрения, перед нами рас- крываются реальные отношения; с субъективной точки зрения, их устанавливает наш поток сознания, сообщая

5* 67

каждому из них свою особую внутреннюю окраску. В обоих случаях отношений бесконечно много, и ни один язык в мире не передает всех возможных оттенков в этих отношениях.

Как мы говорим об ощущении синевы или холода, так точно мы имеем право говорить об ощущении «и», ощущении «если», ощущении «но», ощущении «через». А между тем мы этого не делаем: привычка призна- вать субстанцию только за существительными так укоренилась, что наш язык совершенно отказывается субстантивировать другие части речи.