Путь прилива

— Все очень просто — когда знаешь секрет.

Грегорьян поцеловал пожилую женщину и сбросил ее с обрыва. Мучительно долгое, как в замедленном кино или во сне, падение судорожно извивающегося тела в серую холодную воду, белое пятнышко пены, тут же стертое прибоем, — и все. Нет, не все — в стороне, у самой границы кадра что-то темное и блестящее, похожее на выдру, пробило поверхность воды, торжествующе перевернулось в воздухе и снова исчезло, подняв фонтан брызг.

Чиновник раздраженно выключил телевизор.

Лейтенант Эмилия Чу прислонилась прямой, как струнка, спиной к окну и закурила тонкую черную сигариллу; безукоризненно отглаженная форма органов внутренней безопасности сверкала ослепительной белизной.

— А Берже — как воды в рот набрал. — Ее палец скользнул по еле заметным усикам. — Похоже, мой имперсонатор исхитрился смыться.

Можно было подумать, что ситуация забавляет эту женщину — и не более.

— Пока мы ничего не знаем, — рассудительно напомнил чиновник.

От былой непогоды не осталось и следа; в окна бил яркий, радостный свет, и теперь вся эта история с лже-Чу казалась фантастической, невероятной, чем-то из области дорожных баек.

— Сходим-ка мы к капитану сами.

Задний обзорный отсек заполняли одетые в шоколадную форму девочки, вырвавшиеся из своей Лазффилдской академии на однодневную экскурсию. Хихикая и толкая друг друга локтями, они таращились на Чу и следовавшего за ней чиновника, которые вскарабкались по металлическому трапу» открыли люк и скрылись в газовом отсеке. Люк закрылся, и сразу стало темно. Они находились внутри треугольного ажурного киля корабля; со всех сторон громоздились слоновьи туши исполинских гелиевых емкостей, редкая цепочка тусклых лампочек создавала впечатление пространства, но ничего толком не освещала. Впереди появилась женская фигура, одетая в летную форму.

— Пассажирам строго запрещается… — Разглядев форму Чу, женщина осеклась на полуслове.

— Нам нужен первый пилот Берже, — сказал чиновник.

— Вы хотите встретиться с капитаном?

Она смотрела на чиновника, словно на сфинкса, неожиданно материализовавшегося, чтобы задать вопрос на засыпку.

— Если вас это не слишком затруднит.

В голосе Чу звенели опасные нотки.

Женщина молча развернулась и повела их сквозь мрачную утробу корабля к носу, к новому трапу, настолько крутому, что взбираться по нему пришлось на четвереньках. На темной деревянной двери рубки управления тускло отсвечивала инкрустация несколько необычного свойства. Роза и фаллос. Женщина трижды отрывисто постучала, затем схватилась за одну из стоек и с обезьяньей ловкостью скользнула куда-то вверх, во тьму.

— Войдите! — пророкотал густой бас.

Чу открыла дверь, и они вошли.

В тесной, насквозь пропитанной вонью пота и грязной одежды рубке царил густой полумрак — лобовой фонарь был наглухо зашторен. Над тремя тускло мерцающими навигационными экранами — единственными в этой конуре источниками света — навис, ссутулившись, капитан Берже. Старый, облезлый орел — мелькнуло в голове чиновника, но затем капитан повернулся, и бледное, птичье лицо оказалось неожиданно благородным. Не облезлый орел, не ощипанный петух, а скорее усталый, обросший редкой бородкой поэт, витающий в неведомых сияющих просторах своего внутреннего мира. Глаза капитана словно не видели незваных гостей, смотрели сквозь них на какую-то далекую трагедию, более важную, чем мелкие неприятности повседневной жизни. И под глазами — большие темные круги.

— Да?

Лейтенант Чу отдала честь; чиновник вовремя вспомнил, что все капитаны дирижаблей являются одновременно сотрудниками внутренней безопасности, и предъявил свои документы.

— Таких, как вы, сэр, на нашей планете встречают без особого восторга, — сказал Берже, мельком ознакомившись с бумагами и возвращая их чиновнику. — Вы держите нас в нищете, мы кормим вас за счет своего труда, своих природных ресурсов — и не получаем взамен ничего, кроме снисходительного презрения.

Ошарашенный такой откровенной враждебностью, чиновник не сразу нашелся с ответом, а капитан продолжал:

— Но я — офицер и понимаю свой долг.

Он закинул себе в рот какую-то пастилку и громко, с хлюпаньем, начал ее сосать. К вони, заполнявшей рубку, прибавился новый, тошнотворно-приторный запах.

— Ну что ж, предъявляйте свои требования.

— У меня нет никаких требований, — начал чиновник. — Я просто…

— Вы говорите с позиции силы. Вы мертвой хваткой вцепились в технологии, способные превратить Миранду в рай земной. Со своими производственными процессами вы можете в любой момент сбить цены, сделать нас неконкурентоспособными, уничтожить нашу экономику. Мы существуем только с вашего благосклонного соизволения — и только в той форме, которая вас устраивает. А потом вы заявляетесь сюда, щелкаете этим кнутом и предъявляете требования — называя их просьбами и притворяясь, что все это делается исключительно для нашей же собственной пользы. Попробуйте, сэр, обойтись без лицемерия.

— Земля — далеко не «рай земной», при всех своих технологиях. Неужели в здешних школах не проходят классическую историю?

— Прекрасный образчик вашего высокомерия. Обманутые вами и ограбленные, лишенные законного наследства, мы обязаны вдобавок низко вам за это кланяться. Нет, сэр, я не буду рассыпаться перед вами в благодарностях, у меня сохранилось еще нечто, похожее на гордость. Кроме того…

Фраза прервалась на полуслове. Капитан клевал носом, мучительно борясь со сном. Его рот раскрылся, закрылся, снова раскрылся и закрылся. Осоловелые глаза поплыли в сторону, словно пытаясь поймать ускользающую мысль.

— Кроме того… Кроме того…

— Иллюзионист, — напомнил чиновник. — Человек, выдававший себя за лейтенанта Чу. Вы сумели его найти?

Берже словно встряхнулся, в его глазах вспыхнуло прежнее негодование.

— Нет, сэр, не нашли, его здесь нет. Он покинул корабль.

— Это невозможно. На единственной стоянке никто не сходил.

— Мы летим к побережью, почти порожняком. Будь это рейс в глубину континента — да, в таком случае человек достаточно изобретательный и ловкий мог бы и спрятаться. Но сейчас все пассажиры у нас наперечет, и команда обшарила весь корабль, снизу доверху. Я даже послал человека в дыхательной маске обследовать гелиевые емкости изнутри. Вашего злоумышленника здесь нет.

— Логично предположить, — вмешалась Чу, — что он заранее обеспечил себе путь отступления. Возможно — прихватил с собой на борт складной планер. Штука эта не очень тяжелая, так что сильному человеку — раз плюнуть. А потом открыл иллюминатор и — поминай, как звали.

На месте этого типа, горько подумал чиновник, я попросту подкупил бы капитана или еще кого-нибудь. Что, скорее всего, и было сделано.

— Странно только, — сказал он, стараясь не выдавать своих подозрений, — чего это Грегорьяну так уж неймется узнать, какой информацией мы обладаем. Не стоит оно таких усилий.

Берже хмуро смотрел на экран и молчал. Затем он тронул ручку управления, и один из двигателей взвыл чуть погромче. Корабль начал медленно разворачиваться.

— Дразнит он вас, — махнула рукой Чу. — Вот и все, и никаких тут нету сложностей.

— Вы думаете? — с сомнением повернулся к ней чиновник.

— Волшебники — они и не на такое способны. Ход их мыслей сразу и не поймешь. Послушайте, а вдруг это был Грегорьян, собственной персоной? Тем более что этот фокусник был в перчатках.

— Снимки Грегорьяна и самозванца, анфас и в профиль, — сказал чиновник. Он достал из чемоданчика влажные отпечатки и разложил их на столе.

— Да нет, тут и говорить не о чем. А при чем тут перчатки?

Чу тщательно сравнила высокую, массивную тушу Грегорьяна с хрупкой фигуркой самозванца.

— Да, — согласилась она. — Ровно ничего общего, вы только посмотрите, какое лицо у одного и какое — у другого.

Даже на фотографии Грегорьян излучал какую-то темную, животную силу. Мощный подбородок и высокий, тяжелый лоб делали его похожим скорее на Минотавра, чем на человека. В статике такие лица кажутся уродливыми, однако достаточно легчайшей улыбки, и в них появляется, Бог знает откуда, незаметная прежде красота. А рядом — круглое, румяное личико лже-Чу. Нет, абсолютно невозможно.