Страница 366 из 377
- Пустыня Одиночества, - вслух сказал Анмай, сказал лишь потому, что уже говорил это здесь... в том сне.
Он посмотрел вверх. Небо над равниной, - бесконечно высокое, тусклое, белое, - усеивали звезды. Не светлые, даже не черные, а серые. Он не понимал, как может видеть их. Вокруг царил покой, - вечное, нерушимое спокойствие. Он понял, что это граница между Реальностью и Бесконечностью, - и что Хьютай стоит на такой же равнине, откуда ей не суждено пойти дальше. Он не увидел, а почувствовал её, - так слабо, словно она была уже по ту сторону... и его последнее видение оборвалось, став реальностью.
Что дальше?
......................................................................................
Ничего не менялось, а стоять неподвижно Анмай просто не мог. Он пошел вперед, медленно и осторожно, выбирая, куда ставить ноги, - он то и дело кривился от боли, шагнув невнимательно. Дующий в лицо ветер, - он без всяких мыслей шел ему навстречу, - был довольно сильным, и, притом, порывистым. Анмай мельком удивился этому, - здесь не было никаких преград для ветра, но его порывы вовсе не поднимали пыли, оставляя воздух идеально чистым. Они лишь мягко толкали его в грудь, пытаясь отбросить назад. Довольно быстро ему стало холодно. Впрочем, по-настоящему он не мерз, его лишь немного пугало абсолютное беззвучие этого ветра. Он трепал его длинные волосы, и пряди касались шеи и плеч, словно множество легких рук. Анмай вздрагивал, чувствуя эти мягкие, почти невесомые прикосновения, - может быть потому, что они слишком напоминали ему прикосновения Хьютай.
Он шел вперед в мертвой тишине и покое, не считая шагов и потеряв представление о времени, - впрочем, его вряд ли прошло много. Он по-прежнему чувствовал себя легким, сильным и гибким, и ему нравилось идти вперед вот так, в одиночестве. Лишь мертвая тоска, разлитая здесь повсюду, медленно проникала в него, и всё сильнее сжимала его сердце. Когда его пронзила внезапная боль, Анмай застыл, прижав руку к груди. Когда он вновь поднял глаза, перед ним стоял Философ.
......................................................................................
К своему удивлению, Анмай не ощутил ничего, - ни испуга, ни радости. Затем извне в него вошло знание: здесь, в Пустыне Одиночества, его жизнь, все его поступки, будут взвешены и поняты до конца, и он будет осужден... к тому, что заслужил. Тем не менее, он ничуть ни боялся, - просто не верил, что Звезда Бесконечности отвергнет единственного, пришедшего к ней. Его интересовало лишь, откуда он знает, что стоящий перед ним Философ, - настоящая его душа, после бессчетных лет скитаний в пустоте вновь обретшая плоть, а не ожившее отражение из его памяти. Но она была непостижимым образом связана с ним, - за бездну прошедших лет души очень сильно изменились, и он вряд ли бы их понял... как и они его. И, если так, ему вообще нечего боятся. Он не верил, что его собственная память обернется против него. Воспоминания не могут убивать.
А если могут?
......................................................................................
Анмай уселся, подтянув скрещенные ноги к груди. Его глаза живо блестели, - он с интересом ждал, что будет дальше. Философ был точно таким же, как в последние минуты своей жизни, - невысокий пожилой мужчина в нелепой синей одежде, и с нелепым коротким автоматом в руках. Толстое в дырчатом кожухе дуло смотрело прямо на Вэру. Потом рядом с Философом появился Сурми Ами, - ещё секунду назад его не было в этой реальности, а теперь он неотделимо присутствовал в ней, но его черты казались подвижными и смутными, - его Вэру никогда не видел, и знал лишь по рассказам Хьютай.
Он понял, что здесь собираются все, чья смерть терзала его совесть. Почему-то это ничуть его не пугало: конец своей жизни он представлял себе именно таким. Вот вокруг этой пары стали возникать другие безмолвные фигуры, - компания вооруженных автоматами мохнатых ару во главе со своим старым предводителем, чьего имени он так и не узнал. Между ними стоял дважды преданый и убитый им Нэйс, такой, каким он являлся к Вэру в кошмарах, - обнаженный, с истерзанным телом, свисающим окровавленными клочьями. Анмай с ужасом ожидал, что появится и Олта Лайту, чаще всего мучившая его во сне, но её не было. Вместо неё он увидел девушку-файа в короткой набедренной повязке, - одну из полумиллионного экипажа "Астрофайры", погибшего вместе с ней.
Он уже понял, что здесь собираются лишь те, перед кеми он чувствует вину, и ничуть не удивился этому. Конечно, было бы совсем неплохо, если бы здесь появился Найте или Укавэйра, - он очень хотел узнать, что же с ней на самом деле сталось, - но тут решал не он, и ему оставалось лишь подчиниться такому выбору судей.
Так он и сделал.
......................................................................................
Анмай поёрзал, устраиваясь поудобнее, - насколько это было возможно на камнях, стараясь представить, что будет дальше. Глядя на давно умерших врагов, он не боялся... ему хотелось в это верить.
Что бы они ни решили, я не позволю опять над собой издеваться, - сказал он себе. - В конечном счете, всё это, - лишь пустая формальность. А если нет?
Больше никто не появился. Очевидно, Звезда решила, что такого количества судей достаточно. Но, хотя перед ним стояли не созданные машиной призраки, а реальные души убитых им, - они молчали. Он чувствовал их тяжелую, душную ненависть... и тоску.
Анмай знал, что им незачем пересказывать заново все его преступления, - он знал их и так. Так же бесполезно ему было объяснять им, почему он их совершил. Бесполезно было вообще что-то говорить.
Внезапно весь этот молчаливый суд показался ему совершеннейшей бессмыслицей. В самом деле, что они могли с ним сделать? Убить? Вернуть обратно? Но тогда существование самой Звезды Бесконечности, и всех мирозданий, тоже становилось абсолютной бессмыслицей. Анмай был совершенно уверен, что она на это не пойдет, - она не могла нарушить волю своего Создателя, это было просто невозможно. Может, они собираются простить его? И это вряд ли. Сделанного им нельзя прощать. Он знал, что не сможет простить даже сам себя. И уж подавно не нуждался в чьем-то ещё прощении...
Может, они хотят заставить его страдать, болью искупить свои преступления? Нет, вряд ли, - они были слишком велики, а он прошел и через это, и знал, что страдания не смогут вызвать в нем никаких иных чувств, кроме ненависти к причиняющим их.
Теперь он понял, что было хуже даже самой ужасной неожиданности, - осознание безнадежности и ненужности, или, быть может, фальшивости происходящего. Ведь окончательный суд оказался судом не Создателя, а машины, которая за всё невообразимо долгое время своего существования не видела ни одного живого существа. Поэтому она пользовалась его воспоминаниями, вытаскивая из них всё самое страшное и невыносимое для него. В этом и заключался поистине дьявольский замысел судилища: жертва должна была командовать судьями, заставляя их делать то, чего ей больше всего не хотелось. Но в душе Вэру не оказалось страха, только любопытство, и отчего весь замысел обернулся фарсом и мертвой скукой, которая, хотя и неприятна, но всё же, куда лучше боли...
Правду говоря, он не был уверен в безопасности происходящего, - ведь его враги и его собственное беззащитное тело, всё, окружающее его, казалось совершенно реальным, - но что с того? Он знал, насколько реальной может быть иллюзия.
И, в то же время, он знал, что эта невероятная бесконечная равнина существует на самом деле, такая же реальная, как вся его странная жизнь, - та жизнь, что так долго казалась ему иллюзией. А если так, - страшновато узнать, что, дойдя до края Бесконечности, он не нашел ничего, - ни возмездия, ни награды. Их не будет, и найдя совершенные, неопровержимые доказательства существования Создателя Анмай окончательно перестал в него верить, - он понял, что есть лишь бесконечно разные по сущности и могуществу, но равно подверженные ошибкам существа. Пускай высшее из них и создало всё сущее, и даже ждет его там, Снаружи, - что с того? Ему хотелось поскорее с ним встретиться, но лишь из-за любопытства. В остальных своих чувствах он уже не был уверен.