Вселенная файа. Трилогия

   Хьютай звонко вскрикнула, делая резкий, непроизвольный толчок навстречу, пронзила ногтя­ми кожу на плечах юноши, впиваясь в кровоточащие ссади­ны... и Анмай уже не мог остановиться: его обезумевшее от возбуждения тело отказалось исполнять приказы созна­ния. Острые ногти Хьютай впивались ему в бедра, в зад, в поясницу, но боль лишь усиливала его наслаждение, сли­валась с ним. Босые пятки подруги били его по заднице, но он едва это замечал. Мышцы его ног и живота сжима­лись так яростно, резко и быстро, как только могли, и Хьютай каждый раз словно бросало с высоты. Все её мышцы сжимало, дыхание перехватывало, перед глазами вспыхивала тьма. Сердце замирало, какой-то миг её со­всем не было... а потом её пронзала ужасная боль, словно от огня, - и эти ослепительные вспышки свели её с ума. Её живот и бедра сводили судороги, она извивалась и крутила за­дом, как ненормальная, корчилась, словно в агонии, отча­янно дергалась, стараясь освободиться, громко вскрикивала и билась, едва понимая, что из глаз у неё сыплются искры, а из глотки рвутся звериные вопли, чувствуя, что ещё не­много, - и жизнь окончательно покинет её. Но боль лишь усиливалась, пока в ней вдруг не вспыхнуло неистовое белое пламя. Оно охватило всё бьющееся тело девушки, прижав её живот к позвоночнику, выгнув стан, широко открыв рот в невыносимо пронзительном, рвущем уши вскрике. Анмай приподнялся на ней, -- и яростно вошел ещё раз.

   Хьютай вздрогнула так резко, что её мускулы, рывком сжавшись, издали глухой звук - столь мощной оказалась схватившая их судорога. Её кожа вдруг стала обжигающе горячей, сильный, уже не томный жар волнами исходил от неё, - не ласковый, манящий жар нагой плоти, а мертвен­ный, беспощадный жар топки. Её рот приоткрылся, зрачки расширились, как самой темной ночью, перед рассветом, превратив радужку в узенькую мерцающую полоску.

   Анмай замер, ошалело глядя в огромные, дико расши­ренные глаза девушки. Ногти Хьютай вспороли его спину, погружаясь в раны с неистовой яростью. Он был до безумия испуган её реакцией и неистовой силой этой су­дороги, - подруга сжала его так, что захрустели ребра. Её муску­лы уже не расслаблялись, мелко вибрируя от предельного напряжения. Они все словно струились, всё сильнее, пока её тело не стало казаться каким-то размазанным. Эта судорога залила её спину... плечи... бедра... она не могла вздохнуть, чувствуя, как ослепительное жидкое солнце разливается по всему её животу... бежит вверх по позво­ночнику... затопляет её целиком... а где-то за её крестцом родилось совершенно новое ощущение, удивительно нежное, мягкое, но невыносимо силь­ное, - словно там, по бесчисленным нервам, изнутри, скользит гладкий, теплый, искрящийся мех. Оно было бес­конечно приятным. В какой-то миг Хьютай даже перестала себя сознавать. Был только свет, - белый, мгновенный, беззвучный, бесконечно яркий взрыв. И вдруг она очень резко ощутила всё, что окружает её, - не только здесь, но и дальше, бесконечно дальше... огромные города, где жили вовсе не люди, бесконечные лабиринты из песчаных полузатопленных ущелий и неправдоподобно острых скал, исполинские, - в четверть горизонта, - луны, нет, целые миры...

   Она увидела сразу миллионы слоев Реаль­ности, уходящих куда-то в бесконечность, - и её мир рас­сыпался, словно разбитый калейдоскоп.

   ............................................................................................

   Анмай ощутил то же самое, - белую, ослепительно сладкую боль. Она пронзительно взмы­вала вверх, увлекая за собой каждую пылинку его мыслей. Ды­хание юноши замерло, он слышал странные звуки, свет колыхал­ся в нем, как волны, сливаясь в образы из его снов и дру­гие, более реальные. Он видел сразу всё своё нагое тело, и многие другие вещи, - часть их была сейчас очень да­леко. Его обоняние обострилось так, что каждый запах казал­ся физически плотным. Свет двигался сразу вверх и вниз, синий, зеленый, оранжевый, - но Вэру едва видел его, по­тому что испытывал шок, - чудо пробуждения от самого себя, чувствуя, как облетают листья непробудного сна и рожда­ется свобода, безличная и безжалостная, как огонь...

   ...........................................................................................

   Этот немыслимый взрыв чувств вышвырнул Вэру из Реальности. Она мерцала, плавилась, ускользала, - как, впрочем, и он сам. Когда он окончательно очнулся, всё ещё отчасти ошалевший, то какое-то время смотрел в потолок, пытаясь понять, где это он, и что с ним. Потом с трудом приподнялся на руках, - и тут же испуганно замер. Хьютай лежала совершенно неподвижно, часто дыша. Казалось, она потеряла сознание, и то ли вздагивала, то ли всхлипывала в забытье. Анмай осторожно поглаживал её, стараясь успокоить, но изму­ченная девушка не реагировала. Ему пришлось долго растирать ей подошвы и уши, легонько нажимая на чув­ствительные точки, пока глаза Хьютай вновь не заб­лестели. Анмай смутно помнил, как обмывал мокрую от пота подругу, как вытирал её громадным махровым полотенцем, - от волос до пальцев босых ног, - как нес её на руках... Ему казалось, что прошли многие часы, - или даже жизни. Он ещё несколько раз успел заснуть и очнуться на ходу, путая реаль­ность с обрывками снов, ярче которых не видел. Рас­тянувшись, наконец, на постели, он вмиг забылся теплым, бездонно глубоким сном...

   ...........................................................................................

   Анмай проснулся, когда чьи-то пальцы дразняще скользнули по подошве его босой ноги. Он рефлекторно отдернул её, - и с удивлением обнаружил, что его крепко держат за лодыжку. В первый миг он испугался... потом вспомнил всё и засмеялся, крутя ступней и сжимая в кулачок пальцы, пытаясь скрыть хотя бы самые чуткие места.

   - Лежи смирно, - усмехнулась Хьютай. - Иначе не получишь еды.

   - Еды? - в животе у Вэру заурчало, и лишь сейчас он понял, насколько он голоден.

   - Ты должен много есть, чтобы быть сильным, - вновь усмехнулась Хьютай. Она взяла с тарелки бутерброд, - с ветчиной и зеленью, - и поднесла ко рту юноши. Анмай тут же вцепился в него зубами, отхватил здоровенный кусок и принялся жевать. Хьютай, с той же ухмылкой, налила в стакан молока и дала ему попить. Потом снова протянула ему остаток бутерброда...

   Есть лежа, с рук, было... не то, чтобы неудобно, - просто очень непривычно, но протестовать не хотелось. Анмай стрескал пять или шесть бутербродов и выдул не меньше литра молока, - собственно, он съел всё, что принесла ему Хьютай, и замер, с наслаждением чувствуя тяжесть в животе.

   Хьютай глубоко вздохнула, словно бросаясь в омут, потом вдруг подмяла его, сжимая его закинутые за голову руки. Её густые вьющиеся волосы окутали лицо юноши. Он оказался в жаркой темноте.

   - То, что ты дал мне, - прошептала Хьютай во мраке, - это чудо, великий дар. Я понимаю, что не смогу дать тебе такого же в ответ, но...

   Анмай тихо рассмеялся. Она была такой прохладной, гладкой, упругой...

   - Мой великий дар - это ты, - сказал он. Его руки, как бы сами собой, обвили гибкий стан девушки, - а потом к ним присоединились и ноги...

   Хьютай рассмеялась, перекатываясь. Анмай сел на ней верхом, упираясь ладонями в её тугую грудь.

   - Наверное, я всегда буду любить тебя.

   - А я - тебя.

   Анмай нагнулся, чтобы поцеловать её. И тут же понял, что не может разомкнуть губ. Это длилось... и длилось... и длилось... его руки скользили по гибкому телу подруги, лаская её... по нему скользили её руки... ошалев от страсти, он овладел ей. Хьютай, охнув от неожиданной силы ощущений, крепко обняла его. Они туго сплелись, перекатываясь, - наверху оказывался то он, то она... яростно двигали бедрами, целуясь, царапая друг другу спины... они были уже скользкие от пота, но всё двигались, - резко и быстро, молча, ожесточенно, пока Анмай не замер, - довольный и измученный. Хьютай тоже замерла, лишь их босые ноги ласкали друг друга...

   Они вновь подремали в блаженной усталости, а потом Анмай отвел её в бассейн с восхитительно холодной водой, в которой они начали плескаться и ловить друг друга. Наконец, сухие, прохладные и очень чистые, они уютно устроились на куче теплых подушек.