Страница 354 из 377
- Судьба странно играет людьми. Он заблудился в лабиринтах Цитадели, и умер от жажды у основания щита, изображавшего моего предка, - строителя крепости и правителя Уарка... Великого Правителя. Кто бы мог подумать... Именно этот фильм стоил ему работы, и, в конечном счете, привел к мятежникам, - и ему же я обязан своей... своей душой? Или её пробуждением? В Товии я мог познакомиться с ним... хотел - но не осмелился. А ведь и я мог изменить его судьбу... но я уже знал всё, что он мог мне рассказать. Подростком, уже на плато Хаос, я долго рылся в документах, - и нашел те, послужившие основой фильму. Такой юноша действительно был, и была его любимая... хотя их история была совсем не так драматична. Но больше всего меня интересовало, что стало с ними потом, - после того, как они ушли в пустыню. Они встретились с последними уцелевшими жителями Остсо, и странствовали вместе с ними. Жилось им совсем нелегко, но они дожили до Второй Войны, когда солдаты Фамайа заняли побережье. И конец этой истории был темным... Тот юноша, Анмай, записал её всю, она нашлась и попала к Уэйре. А что сталось с ним... с тем Анмаем, когда она была закончена, - никто не знает. Они исчезли, - ушли в пустыню, спасаясь от последнего разгрома, и не вернулись, - так исчезали очень многие. Говорят, они ушли в пустыню ещё до нападения, - посмотреть, куда упал огромный болид. Назад они не вернулись, только болид взмыл обратно в небо. А потом на этом месте нашли пятно сплавленного песка, и четыре отпечатка на нем, словно от огромных лап... Это легенда, конечно. А я, знаешь, искал этот след. И ничего не нашел. Я утешился тем, что текучие дюны скрыли его... никто ведь не знал точного места. Может, их и впрямь подобрал кто-то Извне, - такие вещи тогда действительно случались, я знаю. Но спрашивать об этом некого, и можно придумать любой конец, соответствующий собственной мечте...
Потом я, конечно, тысячу раз пожалел, что видел этот фильм, - я лишился покоя, мысли о свободе преследовали меня и днем, и ночью. А ещё через несколько дней нам показали другой фильм, - научно-популярный, о величии и загадках космоса. Увиденное тоже поразило меня, хотя уже и не так сильно. Вскоре оба этих фильма слились в моей бедной голове в совершенно бредовую смесь. А потом...
- Потом ты попытался сбежать, тебя поймали, и били у всех на глазах. И я впервые ощутила к тебе нечто большее, чем дружба, - сперва лишь потому, что ты не кричал, как остальные. Почему ты молчал?
- Тот Анмай тоже молчал, когда его били... и ещё потому, что на меня смотрела ты - моя жена. Но это дорого мне обошлось. Мне отбили почки, и я пролежал несколько дней в холодном подвале, голый, без пищи и воды... Охранники долго удивлялись потом, почему я не умер...
- Ты не умер, потому что мечтал?
- Скорее уж бредил. Я бредил местью, мечтал стать таким, как тот Анмай, - сильным, хитрым, ещё сильнее и безжалостнее, - и уничтожить всё, весь этот мир, обрекший меня на страдания и безысходное отчаяние.
Знаешь, когда умирающий ребенок думает о таких вещах, в его душе что-то ломается... что-то, живущее снаружи, проникает внутрь... Я выжил, и смог осуществить свою мечту, - когда мне я понял, что война уничтожит Фамайа, я не колебался ни мгновения... я помнил, что они сделали с... с Иртой. Я долго шел к этой войне, готовил её... а теперь увидел больше, чем мечтал, - гибель всего мироздания. Наверняка, мы последние живые существа во всех этих Вселенных. А скоро мы умрем, - умрем последними, - и вместе с нами умрет мир. Очень давно один великий физик вывел, что мироздание может существовать лишь до тех пор, пока в нем есть хотя бы одна пара глаз, способных его видеть. Это чушь, конечно... но почему-то никто не смог её опровергнуть.
Хьютай вновь зябко повела плечами.
- Не надо больше об этом. Лучше расскажи, что ты чувствовал, когда тебя усыновили. Ты, наверное, чуть не спятил от счастья, и не скоро опомнился!
- Полные штанишки счастья, - Анмай усмехнулся. - Тару говорил, что у меня в глазах светилась тоска, - самая сильная, какую он видел, и он выбрал меня именно поэтому. Конечно, первые несколько дней я только ел и спал. А потом... Знаешь, когда я впервые действительно почувствовал, осознал себя свободным? Меня, конечно, водили по магазинам, и я однажды удрал от своих опекунов. Я спрятался в задних помещениях, - там шел какой-то ремонт. Короче, я забрел в одну странную комнату... такой огромный фонарь с витринными стеклами, с двух сторон выходивший на улицу. Потом их заложили, и теперь за этими витринами был кирпич, - красный, пыльный, неряшливо и грубо сложенный. Я помню всё, словно наяву, - до пояса мне шли ребристые дюралевые панели с прорезями, выше, - громадные пыльные стекла в стальных рамах. Между ними, на уровне моих глаз горели яркие люминесцентные лампы. Одно стекло было вынуто... между ними была плитка, - коричневая, гладкая... я всё водил по ней ладонью... холодная... пол был серый, цементный, с вдавленной мраморной крошкой. Там стояли какие-то ведра, козлы, на полу лежали газеты, но я этого не замечал. Пожалуй, впервые за свою жизнь я остался совершенно один, закрытый - по своей воле. Там было тепло и очень тихо, - только лампы ровно жужжали. На улице шел дождь, который я ненавидел, которого боялся, слякоть, грязь... а здесь - лишь покой, словно в другом, совсем другом мире... теперь я знаю, - каком, - он повел рукой вокруг. - А я рассматривал свое отражение в стекле, - моя мордашка успела округлиться, и скулы уже не торчали, а волосы отросли так, что кожа сквозь них больше не просвечивала... Как я обрадовался, уловив в этом, наряженном в модную курточку мальчике несомненное, пусть и слабое сходство с юношей из пустыни! Когда я понял, что вырасту, - и стану таким же, как он, по крайней мере - похожим. Я даже снял курточку и рассматривал свои руки, - мне ужасно хотелось иметь такие же красивые мышцы... и я ужасно боялся, что кто-нибудь застанет меня за этим занятием...
Знаешь... лишь сейчас я понял, насколько хрупки дети, - поразившая нас в детстве идея, всего чаще случайная, становится стержнем нашей сути, и уже не в нашей власти избавиться от нее. Очень многих такой внутренний призрак сделал несчастными, или, того хуже, привел к безумию и смерти. Я бы тоже не выдержал долго этой жизни в приюте. Я бы снова сбежал, - туда, откуда не вернули ещё ни одного беглеца... Это довольно-таки мерзко, когда одна идея становиться сутью человека... файа... это превращает его почти в машину, делает неполным, несчастным... или просто одиноким, - а потом убивает. Ведь если бы мы остались в Товии, - в нашей Товии, - мы прожили бы вдвое больше, а не сидели бы здесь, развлекаясь воспоминаниями...
Хьютай вздрогнула.
- Я чувствую, ты прав насчет идей, - мы могли бы ещё жить там... если бы встретились. Но, с другой стороны, мы пережили всё мироздание, - время относительно, и никто не может сказать, что лучше...
Анмай погладил её волосы, рассыпавшиеся по его плечу. Она повернулась к нему.
- Как странно. Помнишь, как мы встретились взрослыми? Тогда мы долго не решались прикоснуться друг к другу... А уж я-то совсем не была стеснительной! Но мне хотелось чего-то иного, не столь примитивного, что-ли. Когда мы расстались... Поначалу я думала о тебе, но детская память коротка. А когда выросла - просто забыла. И ты не был у меня первым. Знаешь... я думала, что люблю того парня, Янаая Тайру, - пока не встретила тебя... Интересно, что с ним сталось? Я и не подумала выяснить это... Однажды я заметила на улице Товии красивого юношу. Он показался мне странно знакомым, - словно я уже видела его где-то... Я посмотрела внимательней, - и узнала тебя. А потом...
- Мы стояли, взявшись за руки, и смотрели друг на друга. И ты даже не спрашивала, что было со мной...
- Потому, что забыла обо всем. Ты увел меня в Цитадель, хотя меня не хотели пускать. А ты сказал всем, что я - твоя жена, и я не возразила. А потом мы остались одни... тот раз был самым лучшим, верно?