Страница 4 из 33
Ни в коем случае я не ставлю себя в число тех, которые хотят властвовать. Трудное дело – добывать для себя самого что нужно; но лишь совершенный безумец (…) может, не довольствуясь этим, налагать на себя еще новое бремя – доставлять всем гражданам что им нужно.
Странное желание – стремиться к власти, чтобы утратить свободу.
Тех, кто желает и сам иметь много хлопот и другим доставлять их, я поставил бы в разряд годных к власти.
Мне сдается, что «воля к власти» близко граничит с глупостью (иное дело: «воля к величию»).
Нет расставания более горестного, чем расставание с властью.
И в государственной деятельности есть свой круг побед, и когда он завершен, пора кончать. В состязаниях на государственном поприще – ничуть не меньше, чем в гимнасии, – тотчас обнаруживается, если борца покидают молодые силы.
У восходящего солнца больше поклонников, чем у заходящего.
В политике лучше уйти со своего поста на пять минут раньше, чем нужно, нежели оставаться на пять лет дольше, чем нужно.
ЗАКОН ГЭЛБРЕЙТА: Политик, который в четвертый раз заявляет, что не уходит в отставку, уходит в отставку.
Я останусь до тех пор, пока не устану. А пока Британия во мне нуждается, я никогда не устану.
Правителя не так легко столкнуть с первого места на второе, как потом со второго на последнее.
Правители всегда подозревают и ненавидят тех, кто может прийти им на смену.
Никто еще не убил своего преемника.
Нельзя отказываться от власти, пока ты на коне, можно – когда тащат за ноги.
Ельцин должен сам возглавить процесс своего ухода.
С тех пор как я перестал быть президентом, мне гораздо реже удается выигрывать в гольф.
Те, кто сошел со сцены, часто идут в суфлеры.
Люди в двух случаях не верят правителям: когда они родятся и когда умирают. Мало кто думает, что они законные отпрыски, и лишь немногие верят, что они умерли естественной смертью.
Лучший день после смерти дурного государя – первый день.
После гибели Антигона, когда его убийцы стали притеснять и мучить народ, один фригийский крестьянин, копавший землю, на вопрос, что он делает, с горьким вздохом ответил: «Ищу Антигона», – подобные слова могли бы сказать (…) многие, вспоминая (…) умерших царей.
Со сменой правителя для бедняка не меняется ничего, кроме имени господина.
Умирая, Перикл сказал в похвалу себе, что никому из афинян не пришлось надеть из-за него траур.
Когда среди афинян разнесся слух о смерти Александра Македонского, оратор Демад сказал: «Александр не умер, иначе бы весь мир почуял запах его трупа».
Вижу, что будет великое состязание над моей могилой.
Мы боялись крушения мира, но даже не почувствовали, как он колеблется.
Император должен умереть стоя.
Увы, кажется, я становлюсь богом.
Если только у мертвых сохраняется какое-то чувство, Гай Калигула ужасно злится, что он умер, а римский народ все еще живет.
И тут он испустил дух и перестал притворяться живым. Рассказывать о том, что случилось после этого на земле, не стоит. Все это вы прекрасно знаете, и нечего бояться, что позабудется событие, вызвавшее общую радость: своего счастья не забыть никому.
Я был всем, и все это ни к чему.
Король умер – да здравствует король!
Король никогда не умирает.
Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно?
Я устал управлять рабами.
Людовик должен умереть, чтобы страна могла жить.
Король Франции может умереть, но он не может болеть.
Счастлив тиран, который умрет у себя дома своей смертью.