Страница 10 из 99
Старуха сказала Иннин:
– Послушай, глупая, послушай, сумасшедшая! Ведь я давно уже знала, что в твоей безмерной веселости таится горе. Хорошо, что теперешний начальник – такой светлый ум, и мы, слава богу, не попались в кашу, а вдруг, представь себе на его месте дурака: тот ведь непременно потащил бы нас, женщин, в свидетельницы, и тогда с каким лицом было бы сыну моему показаться к родным и в селе?
Иннин с серьезным видом поклялась, что больше не будет смеяться.
– Нет таких людей, – возразила старуха, – которые бы не смеялись… Только надо время знать.
Однако Иннин с этих пор уже больше совсем не смеялась, даже когда ее дразнили и вызывали. Тем не менее целый день ни на минуту не становилась грустной.
Однажды вечером, сидя с мужем, она вдруг заплакала; слезы так и закапали у нее из глаз. Тот удивился, а она, всхлипывая, говорила ему:
– Раньше я не сообщала тебе этого, боясь испугать, да и жила я с гобой еще слишком мало времени. Теперь же я вижу, что ты и твоя мать оба любите меня, даже слишком, и совершенно меня не чураетесь. Следовательно, сказать все напрямик, пожалуй, беды не будет. Я действительно лисьей породы. Перед тем как умереть, моя мать отдала меня матери-бесу, у которой я и жила более десяти лет. И вот теперь, когда у меня нет братьев и когда вся моя надежда только на тебя, я скажу, что моя мать осталась лежать в горах; над ней некому сжалиться, чтобы похоронить ее вместе с отцом моим; в могиле царят горе и досада. Если б ты не пожалел хлопот и затрат, то, может быть, велел бы нашим слугам покончить с этой обидой, и тогда все когда-либо воспитывавшие девочек не допустили бы более, чтобы их бросали и топили[8].
Студент согласился, но выразил опасение, что могила затерялась в густых зарослях травы и отыскать ее будет трудно. Жена сказала ему, чтобы он не беспокоился. И вот в назначенный день муж с женой повезли гроб на могилу, которую Иннин быстро нашла среди путаных чащ и падей. Действительно, там оказался труп старухи, еще с остатками кожи. С плачем и причитаниями положила она труп в гроб и повезла к могиле отца, где и погребла мать с ним вместе. В эту самую ночь студент видел во сне старуху лису, которая пришла благодарить. Проснулся и рассказал сон жене, и та сказала, что она с лисой даже виделась этой самой ночью, но старуха не велела ей пугать мужа. Студент выразил досаду, зачем она не оставила старуху дома. Иннин сказала:
– Она ведь бес, а здесь много живых людей и царит земной дух. Разве можно ей тут долго жить?
Ван спросил про Сяожун.
– Она тоже лиса, – сказала жена, – и очень способная, понятливая. Моя мать-лиса оставила ее, чтобы смотреть за мной. Она, бывало, соберет плодов или еще чего и кормит меня: вот я ее и ценила, жила с ней душа в душу.
Вчера я спросила мать о ней: оказывается, она уже замужем.
После этого каждый год в тот день, когда едят холодное[9], муж и жена шли на могилу Циней, кланялись и прибирали могилу.
Через год Иннин родила сына, который еще грудным ребенком уже не боялся незнакомых людей. Увидит кого – сейчас смеется: много, видно, было в нем материнского.
Послесловие рассказчика
Мы видели, как девушка заливалась глупым смехом, и, казалось, не правда ли, что в ней нет ни сердца, ни души. Однако устроить у стены такую злую штуку кто мог бы умнее ее? Опять же, так любить и жалеть свою мать!.. Быть бесовской породы, и вдруг перестать смеяться, даже наоборот – заплакать… Да, наша Иннин – уж не отшельник ли, скрывшийся в смехе?
Я слышал, что в горах есть трава, называемая «смейся!». Кто ее понюхает, смеется так, что не может перестать. Вот этой бы травки да в наши спальни! Тогда поблекла бы слава знаменитых трав «радость супружеская» и «забвение неприятностей». А этот наш «цветок, понимающий слова»[10] – хорош, конечно, но, право, досадно, что он вечно кокетничает.
ЛИС ВЫДАЕТ ДОЧЬ ЗАМУЖ
Министр Инь из Личэна в молодости был беден, но обладал мужеством и находчивостью. В его городе был дом, принадлежавший одной старой и знатной семье и занимавший огромную площадь в несколько десятков му, причем здания с пристройками тянулись неразрывною линией. Однако там постоянно видели непонятные странности нечистой силы, поэтому дом был заброшен, никто в нем жить не хотел. Затем прошло много времени, в течение которого лопух и бурьян закрыли все пространство, так что даже среди белого дня туда никто не решался зайти.
Как-то раз Инь устроил с товарищами попойку, на которой один из них сказал:
– Вот если кто-нибудь сумеет провести там одну ночь – тому мы устроим в складчину пир.
Инь вскочил и вскричал:
– Подумаешь, как трудно!
Взял с собой циновку и пошел к дому. Остальные проводили его до самых ворот; все шутили и говорили ему:
– Мы тебя пока тут подождем. Если что-нибудь тебе покажется, ты сейчас же закричи.
– Ладно, – сказал Инь, – если там будет бес или лиса, я захвачу вам что-нибудь в доказательство.
Сказал – и пошел в дом.
Войдя туда, он увидел высокий бурьян, закрывавший собой все тропы; лопухи и пырей выросли высотою с коноплю. В эту ночь луна была в первой четверти и светила мутно-желтым светом, но двери все-таки различить было можно. Пробираясь ощупью сквозь несколько дверей, он наконец дошел до последнего, главного здания и взобрался наверх, на лунную площадку, которая привлекательно сияла и блистала чистотой. Тут он и решил остановиться.
Сначала он стал смотреть на запад, где еще светила луна, словно полоска в пасти гор. Посидел так довольно долго: ничего, решительно ничего странного. Он посмеялся про себя над вздорными слухами, постлал циновку, положил под голову камень и стал лежа смотреть на Ткачиху и Пастуха, а когда эти звезды начали меркнуть, сознание его помутнело, и он уже отходил ко сну, как вдруг услышал в нижней части дома стук шагов, быстро подымавшихся наверх.
Инь притворился спящим, но наблюдал. Видит: пришла какая-то служанка с фонарем в виде лотоса в руках. Вдруг она его увидела и в испуге попятилась, говоря тому, кто шел за ней:
– Здесь живой человек!
Внизу спросили:
– Кто такой?
– Не знаю, – отвечала она.
Тут поднялся какой-то старик, подошел к циновке, внимательно посмотрел на спящего и сказал:
– Это министр Инь. Он сладко спит, пусть его – будем делать наше дело, Барин – человек без предрассудков, не закричит, если что странное увидит.
С этими словами старик и служанка вошли в комнаты.
Раскрылись все двери, и народу прибывало все больше и больше. Загорелись в доме огни – стало светло как Днем. Инь слегка поворочался, потом чихнул и кашлянул.
Услыша, что он проснулся, старик вышел, стал на колени и сказал:
– Барин, моя дочка сегодня ночью выходит замуж. Нежданно-негаданно мы вдруг встречаем здесь вашу милость. Позвольте надеяться, что вы не будете нас осуждать слишком сурово.
Инь поднялся, потянулся, поправился и сказал:
– Я не знал, что сегодняшней ночью будет эта радостная церемония. Ужасно сконфужен, что мне нечем одарить молодых.
– Пусть только ваша милость, – отвечал старик, – соблаговолит подарить нас своим светлым посещением, и этого будет достаточно, чтобы отогнать от нас все зловещее. Мы будем очень счастливы. Если же ваша милость даст себе труд пожаловать к нам посидеть, то мы польщены этим будем чрезвычайно.
Инь с удовольствием согласился и пошел в комнаты. Видит: обстановка и сервировка блестящи. Выходит какая-то женщина, лет за сорок, и кланяется ему.
– Это, с вашего позволения, моя жена, – представил ее старик.
Инь ответил приветствием. Сейчас же послышались оглушительные звуки флейт, по лестнице бежали люди и кричали:
– Приехали!
Старик быстро выбежал встречать, а Инь остался стоять и тоже как бы ждал. Через несколько минут толпа слуг с фонарями, обтянутыми газом, ввела жениха, которому можно было дать лет семнадцать – восемнадцать. Наружность его была очень элегантна, манеры прелестны. Старик велел ему прежде всего сделать церемонию приветствия перед знатным гостем. Юноша обратился к Иню, а тот, играя роль как бы принимающего гостей, держал себя наполовину хозяином. Затем уже обменялись поклонами старик и юноша.
8
… их бросали и топили. – Речь идет о тех наблюдавшихся в Китае случаях, когда, под давлением острой нужды, топили новорожденных девочек как лишние рты, которые в дом ничего не приносят, а наоборот, с выходом замуж становятся чужим достоянием.
9
… в тот день, когда едят холодное – весенний праздник в третий месяц по лунному календарю.
10
… «цветок, понимающий слова» – белый лотос, представлявшийся воображению танского императора Сюань-цзуна (годы правления 713—756) символом любимой его подруги, знаменитой фаворитки Ян-гуйфэй.