Листья коки

— Слишком поздно! — воскликнул комендант крепости. — Сигнал тревоги. Белые уже здесь.

— Ты задержишь их, вождь? Их только горстка, а стены…

— И нас горсть! — прервал его воин. — Еще Уаскар забрал почти все силы из крепости. Но я уже отдал приказ, чтобы ворота были заперты.

— Нет, нет! Сын Солнца распорядился иначе: впустить их, но чтобы никто из них не вышел отсюда.

— Для этого у меня не хватит сил. Если они войдут в город…

— Кафекила! — Главная мамакона быстро приняла решение. — Беги и созови всех девушек сюда, в храм!

— А священный огонь, почтенная?

— Это уже не твое дело. Беги!

Небо на востоке быстро светлело, оно приобрело зеленоватый оттенок, который вскоре превратился в золотисто-розовый, и, когда вскочившие с постели раньше других жрицы вбегали в храм, над далекими горами взошло огромное яркое солнце. Его лучи упали на большой полированный диск из золота, который висел против двери, и полумрак, царивший в храме, на миг озарился золотистым, трепещущим светом. Жрицы, Синчи, комендант крепости склонились в глубоком поклоне, только одна главная мамакона продолжала стоять, гордо выпрямившись, с суровым лицом, искаженным болезненной гримасой.

Она обратилась к жрицам, торопливо объясняя, что произошло, и повторила приказ сапа-инки Тупака-Уальпы, ко в это время по узким улочкам разнесся странный, непонятный, незнакомый гул. Какой-то тяжелый металл сильно и властно бил о мостовую, и эти частые, ритмичные удары все приближались.

Одному Синчи был знаком этот звук. В тревоге и отчаянии он прервал мамакону.

— Белые! Это большие ламы белых людей! Бегите! Девы Солнца, бегите!

Но было уже поздно. По узкой улочке от южных ворог на площадь перед храмом ворвался отряд испанских всадников. Рядом с лошадьми бежал переводчик Фелипилльо и воин-индеец в полном вооружении. Воин указал на храм и закричал срывающимся от возбуждения голосом:

— Вот он, храм! Там девы Солнца! Там!

— Это Уайра, который охранял южные ворота, — чуть не застонал комендант. — Предатель!

Несмотря на свою полноту, он бросился навстречу всадникам и метнул копье.

Уайра свалился лицом вниз, словно падая ниц перед храмом.

Синчи прямо с высоких ступеней бросил дротик. Конь ближайшего к нему испанца встал на дыбы, заржав от боли, и рухнул на бок, придавив собою наездника.

Фелипилльо что-то кричал высоким дискантом, из чего Синчи разобрал только:

— Кипу! Кипу сапа-инки! Вы должны… — но его голос потонул в грохоте подков, так как кони заметались, и в яростных криках испанцев.

— Негодяи язычники убили коня!

— Убить! Всех до единого!

— Сеньор де Сото! Сеньор де Сото! В храме — девки!

— Ха-ха! Девы!

— Лови их!

Они спешились и яростной лавиной ринулись в храм. Старый комендант крепости погиб, пронзенный двумя мечами; пали двое индейцев, которые заслонили своими телами двери храма. Синчи поразил в грудь ударом шпаги сам де Сото, а когда раненый пошатнулся, кто-то из испанцев стукнул его мимоходом по голове рукоятью меча.

Синчи отбросило куда-то назад, он ударился о стену и тяжело сполз на землю. Сознание не покинуло его, но долгое время он не мог пошевелиться. Он видел, как испанцы ворвались в храм, слышал крики перепуганных жриц, гогот возбужденных победителей, видел, как они гонялись За девами между колонн храма, как срывали одежды с тех, Которых настигали, на ходу оценивая добычу. Старух убивали тут же на месте.

Стены городка содрогались от выстрелов, едкий пороховой дым стлался низом, проникая в храм. Оставшиеся возле лошадей испанцы начали палить из мушкетов вдоль улиц, в ворота домов, откуда выглядывали уже проснувшиеся, перепуганные жители. Оставшиеся в живых тут же в страхе разбегались и прятались.

— Ильяпа! Ильяпа! — несся вопль отчаяния и ужаса. Бросая оружие, спасались бегством даже воины, которые пришли из крепости.

Их была всего лишь горстка. Самые смелые, бежавшие впереди, полегли, настигнутые пулями, или — как думали индейцы — их поразило громом, который повиновался всемогущим, словно боги, белым.

— Девок — на площадь! Связать их всех вместе и охранять! А вы, рыцари-герои, — за мной! Эти краснокожие псы осмелились защищаться. Вырезать их всех до единого!

— Мудрые слова. Ха-ха, за дело, господа!

— Сеньор, а девок, которые поглаже, оставлять в живых?

— Конечно. Ты, Эррера, иди к домам. Прочесать их все подряд! Ты, Педро Санчес, ступай, обойди те улицы. Я примусь за эти. А дон Алонсо де Молина будет охранять коней и пленниц.

— Пусть только появится какой-нибудь краснокожий, я его заставлю целовать землю! А уж пленниц я устерегу, хе-хе, устерегу. Этот товар у меня никто не отнимет. Побольше бы их сюда нагнали!

Испанцы методично переходили от дома к дому, с ожесточением убивая мужчин, детей, старух, связывая и сгоняя на площадь молодых, красивых женщин. То там, то здесь вспыхивали яростные короткие схватки — когда горожане все же брались за оружие. Тут и там слышались крики, дикий гогот, начиналась погоня за убегавшими в ужасе девушками. Но в общем «работа» шла споро и гладко. Смертоносный гром, все еще доносившийся со стороны храмовой площади, вид диковинных животных, на которых прибыли белые, зрелище опозоренных, связанных дев Солнца-все это совершенно ошеломило застигнутых врасплох жителей. Они почти не сопротивлялись, не понимая, что происходит, и даже не помышляли о спасении.

Только тогда, когда насильники утомились от убийств и грабежа, когда даже наиболее кровожадные были сыты по горло пролитой кровью, они немного опомнились, и сам де Сото приказал прекратить бойню.

— Если хотите резать старых баб и щенков — пожалуйста! — кричал он, когда труба созвала всех на площадь. — Но молодые и сильные мужчины нам понадобятся. В одном только храме наберется столько золота, что его едва унесут десять человек. А ведь оно есть еще и в домах. Давайте-ка мне сюда мужчин! Сеньор Алонсо, займитесь сбором золота, А потом мы подпалим этот городишко и тронемся в обратный путь. Сколько всего девок?

— Шестьдесят восемь, сеньор.

Синчи, рана которого оказалась неопасной, а шок от удара прошел, обнаружили в преддверии храма и пинками выгнали на площадь. Лицо бегуна было залито кровью и распухло так, что даже Фелипилльо, все время шнырявший около пленниц, не узнал его. Нагруженный тюком с добычей, связанный с другими пленными ремнем, наброшенным на шею, Синчи медленно двинулся в тяжелый путь к главному лагерю белых.

Глава тридцать первая

К вечеру они добрались до селения Пукальпо, расположенного у подножия огромной горы, в тесной и знойной долине, где участки возделанной земли террасами поднимались по северному склону. Здесь в изобилии росли кукуруза, картофель, кенна, табак, кусты агавы достигали человеческого роста. Выше, где начинались голые нагорья, покрытые только травой иру-ичу и редкими зарослями смолистых кустов толы, паслись большие стада лам.

Деревушка, состоявшая из двух общин, производила самое отрадное впечатление: тут и там виднелись пальмы лорета и тагуа, много деревьев, дома были аккуратные и просторные.

Де Сото, окинув взглядом окрестности, принял решение:

— Здесь расположимся на постой! Фелипилльо, зови старшего этой деревни.

Старейшина айлью уже приближался, не пытаясь даже скрыть своего ужаса. Весть о страшных белых пришельцах достигла даже этой долины, и теперь при виде лошадей, бородатых, закованных в неведомые воинские доспехи людей, явившихся столь неожиданно, он чуть было не потерял сознание. На толпу связанных пленниц и носильщиков он взглянул только мельком.

Де Сото, не слезая с коня, отдавал приказания:

— Ты, Фелипилльо, говори так: мы займем вон тот дом, — он указал на здание, расположенное несколько на отшибе, у самого берега реки. — Те, кто там живет, должны сейчас же убираться вон. Впрочем, молодые девки могут остаться. А деревня должна снабдить пас всяческой снедью, да чтоб еда была получше! Этих наших пташек и остальную голытьбу, которая тащит золото, они тоже обязаны накормить. Да поскорее, бегом!